Новое течение в древнерусском зодчестве сопровождалось и другим, органично связанным с ним явлением - нарастанием локальных особенностей архитектуры в различных областях Древней Руси. Но, что важно отметить, локальные особенности развивались везде в одном и том же направлении, следуя одним и тем же архитектурно-художественным принципам.
Памятники такого рода многочисленны (рис. 26). Они известны в Киеве, Овруче, Чернигове, Новгороде-Северском. Во Владимиро-Суздальской земле это церкви в Кидекше (1152 г.), Переславле-Залесском (1152 г.), Боголюбове (1158 г.), Покрова на Нерли (1166 г.). Плеяду храмов XII в. венчает Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, 1230 - 1234 гг. (рис. 26, 3; 27). Столь же хорошо известны они и в Новгороде и в Новгородской земле - церкви Петра и Павла на Синичьей горе (1185 - 1190 гг.), Спас Нередица (1198 г.), церковь Георгия в Ладоге (1160-е гг.). К этой архитектуре примыкают храмы второй половины XII в. в Гродно - центре небольшого западнорусского княжества: так называемая Нижняя церковь в детинце города и шестистолпная церковь Бориса и Глеба в княжеском монастыре в Коложе (близ города); обе выделяются своим полихромным декором.
Как и везде, уменьшение размеров храмов сопровождалось повышением их пропорций. Храмы вытягивались вверх, причем тенденция эта опять-таки явно прогрессировала. Мы наблюдаем ее всюду - и в полоцком зодчестве, и в смоленском, и в зодчестве Новгорода и Пскова, и во владимиро-суздальском зодчестве, где процесс этот выступает особенно наглядно: сравним церковь в Кидекше и церкви времен Андрея Боголюбского - собор в Боголюбове и церковь Покрова на Нерли, в которой устремленность ввысь подчеркнута сильно выступающими членениями фасадов.
Не менее ясно выражена та же тенденция и в архитектуре Черниговского княжества. Венцом развития явилась церковь Пятницы на Торгу начала XIII в., полная динамики возносящихся кверху масс, завершенных трехлопастными фронтонами, над которыми ступенчато поднимаются своды, несущие высокий барабан купола. Вертикаль и здесь усилена пилястрами сложного профиля (рис. 28).
Тот же процесс прослеживается и в Смоленске. Разительно контрастны традиционная по композиции церковь Петра и Павла середины XII в. и церковь архангела Михаила 80-х гг. XII в. (рис. 29) [36] с ее стремительным взлетом и очень сложными членениями в виде пучков тяг. Наконец, тот же процесс наблюдается и в Полоцке (Евфросиньевский монастырь), [37] Не менее рельефно новые архитектурные явления сказались и в Новгороде, где сохранился (хотя и не полностью) замечательный храм Пятницы на Торгу (1207 г.), также столпообразный и также, несомненно, с трехлопастным завершением. Правда, храм этот в Новгороде стоит особняком - его, как предполагают, строили смоленские зодчие, [38] но само появление такой архитектуры в Новгороде показательно - оно полностью отвечало общей тенденции развития новгородского зодчества, на которое формы храма Пятницы оказали, возможно, определенное влияние: именно с тех пор, а особенно в XIV и XV вв. трехлопастное завершение становится традиционной чертой новгородского зодчества.
Рис. 26. Русские четырехстолпные храмы XII - XIII вв. Планы.
А - Киев, церковь Василия, 1183 г.; Б - Овруч, церковь Василия, около 1190 г.; В - Чернигов, церковь Пятницы, первые годы XIII в.; Г - Кидекша,
церковь Бориса и Глеба, 1152 г.; Д - Переславль-Залесский, Спасский собор, 1152 - 1157 гг.; Е - Боголюбове, собор, 1158 - 1165 гг.; Ж - Боголюбове, церковь Покрова на Нерли, 1166 г.; 3 - Юрьев-Польский, Георгиевский собор, 1230 - 1234 гг.
Рис. 27. Юрьев-Польский. Георгиевский собор, 1230 - 1234 гг. Реконструкция Н. Н. Воронина.
Повышенные пропорции влекли за собой и другие изменения, в целом определившие новый архитектурный стиль. Усложненные и усиленные вертикальные членения, которые выглядят как поток вертикальных тяг, благодаря своей рельефности придают фасадам пластичность. Эти особенности были свойственны архитектурам всех древнерусских земель. Спокойное и статичное позакомарное завершение все более входило в противоречие с динамично устремленной ввысь композицией здания. Оно требовало не менее динамичного завершения. Так появились ступенчато повышенные арки, сводящие все массы здания к высоко поднятой главе храма. Это нашло свою наиболее художественно оправданную форму в виде трехлопастного завершения фасадов. Впервые такая композиция появилась, как полагают, в храме Спаса на Берестове в Киеве (1113 - 1125 гг.), [39] а к концу XII в. она была уже вполне выработана (например, церковь Пятницы в Чернигове).
Рис. 29. Смоленск. Церковь архангела Михаила, 80-е гг. XII в. Реконструкция С. С. Подъяпольского.
Рис. 28. Чернигов. Церковь Пятницы на Торгу, начало XIII в. Общий вид.
Все эти новшества были так же социально обусловлены, как и уменьшение размеров храма, рассчитанного теперь на узкий круг молящихся. Большинство народа созерцало храм не столько внутри, сколько снаружи. В новых условиях внешние формы храма приобретали особенное значение. Акцент из интерьера был перенесен на фасады храма; тем же объясняется и повышенное внимание к декору. Это было столь же закономерным явлением - оно, как мы видели, отчетливо выступает в архитектуре всех других стран.
Мы не имеем возможности детально остановиться на формах декора древнерусской архитектуры, весьма разнообразного, начиная с кирпичного узорочья в XI в. В XII в. были популярны фризы из кирпичных треугольников, поребрики и рельефные кресты. А во второй половине XII и в XIII в. получил развитие орнаментальный и изобразительный рельеф; особенно прославилась им владимиро-суздальская архитектура. Декор этот открыл неведомые раньше аспекты нового архитектурного стиля. Достаточно напомнить Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, фасады его были сплошь заполнены рельефами, программа которых была призвана прославить владимиро-суздальский княжеский дом; [40] обращены они были, очевидно, к тем, кто стоял вне храма.
Наконец, на фасадах древнерусских храмов появился и цвет. Полихромность фасадам придавали белокаменные детали в сочетании с кирпичной кладкой, расписные декоративные ниши (в черниговской церкви Пятницы), вообще раскраска фасадов или инкрустация цветного камня, иногда очень крупного (в Гродно), и т. д. Новый архитектурный стиль становился живописным. То был заключительный этап развития всех средневековых архитектур, включая и древнерусскую, которая, как видим, и в этом отношении не выходила за рамки общей закономерности.
Замечательно, что тем же закономерностям следовало и зодчество Закавказья - Армении, Грузии, как и Азербайджана, географически весьма отдаленных и от Греции, и от югославянских стран, и от Руси.
Рис. 30. Армения. Ани. Собор 988 - 1000 гг. Общий вид.
В противоположность славянским странам новый архитектурный стиль имел в Закавказье длительную предысторию: он был подготовлен - как в Армении, так и в Грузии - прогрессом архитектуры на протяжении многих столетий, по крайней мере с IV - V вв. [41] Арабское нашествие около середины VII в. прервало этот процесс. И только во второй половине IX в. благодаря ослаблению халифата Армения и Грузия при Багратидах возвратили себе самостоятельность, возродилось и обширное строительство в городах, ставших центрами ремесла и торговли, в феодальных замках и наиболее богатых монастырях (Ахпат, Санаин, Татев и др.). При этом знаменательно то, что армянское и грузинское зодчество X и XI вв. исходило из своего классического наследия и начало с того, чем кончила архитектура при арабском нашествии. Зодчие возрождавшейся Армении и Грузии как бы подхватили оборванную нить художественного развития и стали нарочито следовать архитектурным формам VII в. Но при том ясно обозначались и новые веяния: старым композициям стремились придать большую величественность и торжественность. Это сказалось и в подчеркивании вертикальной оси здания путем повышения пропорций, что акцентировалось и декоративными средствами. Особенно показателен в данном отношении замечательный Анийский собор 988 - 1000 гг. зодчего Трдата (рис. 30).
Как и в других странах, в Армении началось обогащение архитектуры - композиционное и декоративное. Зодчие стали отходить от прежней аскетической строгости здания, начали ритмически осложнять композиции. Очень выразительны в этом отношении две анийские церкви - Спасителя (1036 г.) и рода Абугамренц (XI в.) с их целой цепочкой внутренних экседр, выделенных снаружи острыми треугольными нишами. Особенное значение стали приобретать вертикальные тяги, вернее, целые пучки их, которыми обрабатывали массивные устои. Тяги сливались в единый поток и звучали в унисон с вертикальной ориентацией здания. Прекрасный пример тому дает тот же Анийский собор. Все эти черты мы уже наблюдали в зодчестве Византии, югославянских стран и Древней Руси.
Несравненно большее, чем раньше, значение в X и XI вв. приобрел и собственно декор. С исключительной яркостью это сказалось в храме на о-ве Ахтамар (915 г.) с его пятью поясами рельефов, подчиненных, как и в русском храме Юрьева-Польского, определенной политической программе.42 Этому энергичному архитектурно-художественному движению способствовала благоприятная историческая обстановка - перемены во всем феодальном строе средневековой Армении. На историческую арену выступили новые силы экономического и культурного развития, во главе которых стали города. Интенсивный рост их разрывал феодальную замкнутость и создавал исключительно благоприятную почву для культурного, в том числе и художественного, творчества. Именно в городе складывался новый архитектурный стиль. А в северных районах страны большое значение имели два наиболее крупных монастыря - Ахпат и Санаин.
Прогресс сказался и в появлении новых сфер архитектурного творчества - в развитии светского зодчества в городе, где строились дворцы, караван-сараи (ханабары), и в монастырях, где создавались обширные притворы-гавиты (светские по своему характеру и полусветские по своему назначению), трапезные, книгохранилища.