— Я слышал, увольняешься? — спросил Виктор, когда мы проходили через турникеты.
— Ага. Сегодня вечером накрываю стол. Приходи. Я еще разошлю приглашения по почте.
— Спасибо. А чего так? Новая работа?
— Новая жизнь, — безрадостно улыбнулась я.
Выйдя из лифта на пятом этаже, я заметила, что зона ресепшн украшена шариками. Разве у нас какой-то праздник? Лариса и новенькая Полина сидели на своих местах и заговорщически мне улыбались. Я подошла поближе и прочитала на шариках «На счастье», «С началом новой жизни» и «Поздравляем».
— Это все мне? — спросила я растерянно.
— Да, — кивнула Лариса, — тебе нравится?
— Очень, — я сглотнула. — Правда, я очень тронута. Не стоило… Я всего лишь увольняюсь. И Юля не возражала против шариков?
— Нисколько, — улыбнулась Лариса.
В тот момент мимо прошел Бульдог. Девочки тут же вспомнили о своих обязанностях — телефоны, которые мы дружно игнорировали в течение последних минут, звонили не переставая. Я сняла дубленку и понесла ее в раздевалку. Вернувшись к рабочему месту, я с большим удивлением обнаружила, что Бульдог сидит на диване, предназначенном для посетителей, и листает какой-то журнал.
— Здравствуйте, Аня, — вежливо произнес коммерческий директор. — Я слышал, Вы увольняетесь?
Я опешила, как если бы со мной заговорила табуретка. Он знает, как меня зовут? Слышал о моем увольнении? И ему есть до этого дело? Чудеса, да и только.
— Э-э-э, здравствуйте, Андрей Маркович, — я вдруг вспомнила, что в первый день работы ошибочно произнесла его фамилию как Печорин, а не Печорский — к счастью, за глаза. Тогда начальница предупредила меня: в другой раз, если Бульдог это услышит, подобная оговорка может стоить мне работы. — Да, я увольняюсь.
— Позвольте спросить, почему?
— Ммм, — я отчаянно старалась придумать что-нибудь вразумительное, недоумевая, с какой стати он вообще интересуется. — Видите ли, есть много обстоятельств и личного, и профессионального характера. Я планирую переезд в другой город.
Краем глаза я заметила, что Полина с Ларисой в панике пытаются решить, что лучше — продолжать изображать активную деятельность или уползти под стол. В отличие от генерального директора — улыбчивого итальянца, который большую часть времени проводил в загранкомандировках, Бульдог обычно приходил в офис раньше всех и уходил позже большинства сотрудников, все знал и во все вмешивался. Он был крайне немногословен, что не мешало ему наводить ужас на всех без исключения сотрудников. Ходили слухи, что работника, случайно пролившего на Бульдога кофе, уволили на следующий же день. Правда это или нет, я не знала, но вот секретарш он менял с космической скоростью — угодить ему было сложно. Все эти мысли мгновенно пронеслись в моей голове, пока Бульдог продолжал пристально изучать мое лицо. Он оставался совершенно невозмутимым, и я могла лишь догадываться о причинах этого странного и неожиданного интереса к моей персоне.
— Ну, что ж, раз вы уверены, — Бульдог помедлил еще какое-то время, — мне остается только пожелать вам карьерных успехов.
— Э-э-э, спасибо. И Вам того же. — «Боже, что я несу? Он-то в отличие от меня и так коммерческий директор». — То есть я хотела сказать, ммм, большое спасибо.
Бульдог коротко кивнул, строго посмотрел на Ларису и Полину, которые в ужасе застыли в своих креслах, и пошел по направлению к своему кабинету.
— Что это было? — прошептала Лариса.
— Я не знаю, — также шепотом ответила я. — Пойду возьму кофе.
— И нам захвати, — попросила Кристина.
— Хорошо, — я еще помедлила. — Как думаете, он уже успел дойти до кабинета?
— Да не дрожи ты так, — улыбнулась Полина, — Бульдог сегодня явно в хорошем настроении. В крайнем случае, если прольешь на него кофе — ничего не потеряешь, ты уже и так уволилась.
— Ты умеешь поддержать в трудный момент!..
— Может, он хотел предложить тебе место своего ассистента? — предположила Лариса.
— Вот уж спасибо. Не нужно мне такого счастья.
Я без происшествий сходила за кофе и вернулась на свое место. Мы шутливо чокнулись пластиковыми стаканчиками.
— Представляете — он знает, как меня зовут, — задумчиво произнесла я.
— Это ерунда. Может быть, прочитал в рассылке по поводу увольнения. Странно другое — ему есть до этого дело, — протянула Лариса.
— Необъяснимо, — я мотнула головой. — Я вообще была уверена, что мы для него пустое место. Что-то вроде мух. А это правда, что он уволил кого-то за пролитый на рубашку кофе?
— Нет, неправда. Я спрашивала у кадровиков. Бульдог, конечно, крут, но не до такой степени.
— А я все-таки думаю, что Андрей Маркович приложил руку, — сказала Полина.
Она работала всего второй день, но уже успела проникнуться страхом к всемогущему коммерческому директору. Видимо, ей хватило того, что при звонке из его кабинета или с сотового на наших телефонах начинала отчаянно мигать красная лампочка — примочка, о которой мы долго умоляли айтишников. Это позволяло хоть в какой-то мере подготовиться и схватить трубку с максимально возможной скоростью.
— Ладно, давайте работать, — предложила я.
Но сосредоточиться на делах никак не получалось. Саид предал меня, зато великий и ужасный Бульдог неожиданно продемонстрировал вполне человеческое отношение. А ведь еще не вечер! Какие еще сюрпризы преподнесет этот день?
И кстати, чем вызван интерес коммерческого директора? Неужели он и правда считает меня ценным сотрудником и хочет предложить другую вакансию? Учитывая то, что мои планы на счастливое замужество рухнули, подобное предложение может быть очень кстати. С другой стороны, я уже отказалась. И что теперь: подойти и сказать, что передумала? Выставлю себя полной идиоткой — возможно, он и не думал ничего предлагать. Пару раз проходя мимо его кабинета, я видела сквозь стеклянную дверь, что у Бульдога посетители. Впрочем, даже если бы я застала коммерческого директора совершенно свободным, у меня вряд ли хватило бы духу войти.
Все утро я продолжала посвящать Полину в многочисленные нюансы ее обязанностей. Встряска с Бульдогом позволила немного отвлечься от мыслей о Саиде и о моем будущем. Маша с Кристиной предлагали встретиться вечером: зайти в свадебный салон, а затем отметить мое увольнение в каком-нибудь кафе. Я отказалась, сославшись на усталость, и перенесла встречу на неопределенное будущее. В четыре я выложила на пластиковую посуду нарезки сыра и колбасы, оливки, салаты и прочие закуски, расставила все на круглом столе за зоной ресепшн и вернулась на рабочее место. Отмечать не хотелось, но скоро стали подтягиваться сотрудники — пришлось выйти, надеть на лицо улыбку и в течение часа выслушивать сожаления по поводу моего ухода и пожелания всего наилучшего.
Лариса и Юля ушли из офиса в пять. На прощание мы обнялись и едва удержались от слез. Скоро разбрелись все остальные — кто домой, кто обратно на рабочее место. Я отнесла остатки еды на кухню и вернулась к Полине, чтобы дать ей последние инструкции. В семь часов мы вместе вышли из практически пустого офиса. Днем множество дел отвлекали меня от мрачных мыслей, но сейчас вновь нахлынули воспоминания об утренней переписке с Саидом. Московская глава моей жизни закончилась. Египетская — завершилась, не успев начаться. Я уходила в никуда.
— Жалко увольняться? — спросила Полина.
— Нет, — я мотнула головой, — просто немного грустно. А так все прекрасно. Я же сама этого хотела.
Мы попрощались, и я поехала на Патриаршие пруды. Решение отправиться туда пришло внезапно: домой меня совершенно не тянуло, и я довольно долго простояла у входа в метро, решая, куда податься. В одиночестве сидеть в забитом кафе? Сегодня пятница, или тяпница, как любовно именовали последний рабочий день мои подружки. Москва гуляет… Весь вечер ронять слезы в чашку кофе и с завистью рассматривать счастливых влюбленных? — ну уж нет, я такого не заслужила.
Люди быстро заходили в подземку, а я продолжала стоять на морозе, разглядывая свою обувь. Несколько раз меня довольно ощутимо толкнули. Краем уха я слышала обрывки разговоров: все обсуждали планы на вечер, все куда-то спешили. Только мне идти было некуда. Из глаз против воли закапали слезы — утешало лишь то, что в темноте их не видно. Может быть, все-таки признаться подругам и поплакаться им в жилетку? Но я чувствовала, что не вынесу ни их утешений, ни одиночества в четырех стенах, и тут вспомнила про Патриаршие пруды. Никаких других вариантов мне в голову не пришло.
Доехав до центра в набитом вагоне, я сделала пересадку и скоро уже подходила к прудам со стороны Большой Садовой улицы. Сквер около Патриарших был полон молодежи, несмотря на холод, влюбленные парочки и большие студенческие компании сидели на каждой лавочке. Я спустилась к самому пруду и приземлилась на бортик. Здесь тоже были люди, но не так много, и я могла надеяться, что никто не увидит моих слез.
Сидеть оказалось холодно, но меня это мало беспокоило. Интересно, а если я заболею и умру, Саид будет переживать? Или он вообще не узнает? Впрочем, какая теперь разница… Не так давно я приходила сюда же, на Патриаршие, полная веры в свое счастливое будущее. Почему он меня бросил? В чем я ошиблась?
Мои размышления прервал сидящий неподалеку незнакомец. Судя по дешевой и не очень чистой одежде — маргинал, но не совсем опустившийся, или просто человек рабочей профессии. Рядом с ним стояла бутылка водки.
— Вам плохо? — спросил он сочувственно.
— Нет, — замотала я головой, продолжая плакать, — все в порядке.
— Это, конечно, не мое дело, но я вижу, что у вас что-то случилось.
— Да, — отрицать было глупо. — Случилось. Но это очень личное.
— Конечно, конечно. Я не буду спрашивать. Но может быть, вы хотите выпить?
— Выпить? — я невольно улыбнулась. — Нет, пожалуй, не хочу. Спасибо.
— Ну, хорошо. Если передумаете, обращайтесь. Обычно это помогает.
Я кивнула, и мы еще некоторое время сидели молча. Затем мужчина поднялся и, уходя, поставил рядом со мной пластиковый стаканчик с водкой.