планет, да и не думаем об этом — слишком много земных проблем, чтобы еще и о звездах думать…
Чего я жалуюсь? У меня теперь есть муж — красивый и богатый, есть прекрасная квартира с видом на море, у меня свадьба в шикарном особняке с кучей гостей, и ничего страшного, что они иностранцы. А если я не чувствую того, что должна чувствовать, — это еще не повод думать, будто что-то идет не так. Надо быть реалисткой: ничто в жизни не бывает идеальным, детские мечты ни у кого не сбываются полностью, а безграничное счастье не может длиться долго. Мы женаты — остальное неважно. Я тряхнула головой и ослепительно улыбнулась Саиду.
Около полуночи гости начали разъезжаться по домам. Проводы заняли больше часа, и, наконец, мы остались втроем — я, Саид и моя мама. Она хотела вернуться в квартиру сразу после свадьбы, но я уговорила ее провести с нами оставшиеся до возвращения в Россию три дня.
Я стояла на балконе и рассеянно смотрела на официантов, быстро убирающих грязную посуду. Саид разговаривал по телефону. Я проверила свой мобильный, но все, кто знал о свадьбе и хотел меня поздравить, сделали это еще с утра — больше ни смс, ни пропущенных вызовов не было.
— Как ты, Аннушка? — мама тихо обняла меня за плечи.
— Хорошо, только немного устала. А как тебе свадьба?
— Все замечательно. До сих пор не верится, что ты теперь замужем.
— Сама не верю, если честно, — я с нежностью посмотрела на Саида через мамино плечо.
— Будь счастлива, — тихо произнесла мама. — А сейчас я, пожалуй, пойду спать.
Но сначала она приблизилась к Саиду, который как раз закончил разговор, что-то ему сказала и сразу поднялась по лестнице в свою комнату.
— Что хотела мама? — поинтересовалась я.
— Попросила тебя беречь. Здесь не холодно? Пойдем спать.
Несмотря на усталость, я не могла заснуть почти до рассвета. Смотрела на спящего Саида, выходила на балкон подышать воздухом, снова ложилась в постель и опять вставала. Я чувствовала, что с отъездом мамы оборвется последняя связь с родиной, и я останусь одна в чужой стране с человеком, которого, положа руку на сердце, не до конца знаю и не всегда понимаю. В памяти всплывали слова друзей, пытавшихся отговорить меня от «египетской авантюры» — тех, кого я с таким жаром переубеждала. Сейчас, когда я добилась своей цели, мою уверенность как ветром сдуло.
Мысли эти были совершенно не естественны для молодой жены в первую брачную ночь, но я никак не могла выкинуть их из головы и успокоиться. Наконец, совершенно измучавшись, я провалилась в сон. Мне снились сестры Саида, которые проезжали мимо меня в свадебных экипажах по улицам Твери — в подвенечных платьях, но с лицами, закрытыми паранджой. А я десятилетней девочкой стояла в толпе и пыталась вспомнить, кто это и откуда я их знаю.
Проснулась я поздно и не сразу сообразила, где нахожусь. Мужа рядом не было. Я быстро оделась, умылась и сбежала вниз. За завтраком выяснилось, что Саид уже заказал свадебное путешествие, и мы отправились в торговый центр.
«Карфур» оказался похож на большинство крупных московских моллов. Я почти забыла, где нахожусь. Многие девушки ходили без платков, и на нас с мамой пялились не так сильно, как в других местах. Я надолго застряла в огромном ювелирном бутике — пересмотрела почти весь ассортимент и никак не могла сделать выбор. До помолвки с Саидом мне никогда не доводилось выбирать драгоценности, но это оказалось вполне приятным занятием.
— А твое кольцо? — спросила я мужа. — Все время забывала спросить. У тебя появилось кольцо на левой руке, но серебряное. Раньше ты носил его на правой, а в прошлый раз, когда мы приезжали, вообще не надевал.
— Правильно. Кольцо серебряное, потому что мужчины-мусульмане не могут носить золото. Ты разве не читала про Ислам?
— Конечно, читала, — я передернула плечами. Не хотелось признаваться, что после того, как Саид решил со мной расстаться, Ислам интересовал меня в самую последнюю очередь.
— Но почему мужчинам нельзя золото? — вмешалась мама.
— Золото мужчина наденет в раю. А при жизни только женщинам можно его носить.
— А если он не попадет в рай?
— Значит, не наденет, — улыбнулся Саид. — А на левой руке, потому что женат. На правой руке — значит, помолвлен. Смотри, — Саид снял свое кольцо и отдал мне. — Ты говорила, что выучила арабский алфавит. На обратной стороне есть надпись.
— С А И Д А Н И А — с трудом прочитала я. — Тут выгравированы наши имена!
— Молодец, — похвалил меня Саид. — Куда дальше? Хотите посмотреть одежду?
Вечером мы вернулись в особняк — смертельно уставшие, но очень довольные. Потом Саид учил нас играть в нарды и шашки — мы сражались с мамой, а победитель получал право сыграть партию с Саидом.
Время летело незаметно: промелькнули еще два дня, и настало время провожать маму. Мы с утра остались дома — гуляли по саду, сидели в гостиной и разговаривали. Я чувствовала, что на душе у нее неспокойно, и пыталась по мере сил убедить маму не переживать обо мне. Безумно хотелось продлить ощущение ее присутствия еще хотя бы ненадолго, и я радовалась, что до аэропорта мы доедем вместе.
Всю дорогу мама сжимала мою ладонь и пыталась украдкой смахнуть слезы. Когда мы приехали в аэропорт и дошли до места, куда не пускают провожающих, обе расплакались. Саид чувствовал себя неуютно и не знал, как нас успокоить. Мама в очередной раз попросила меня беречь себя, звонить и приезжать как можно чаще. Я молча кивала, пытаясь сдержать рыдания. Наконец мы с мамой обнялись в последний раз, и Саид увел меня обратно к машине.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 13Новая жизнь
Медовый месяц плохо отпечатался в моей памяти. Пожалуй, это был самый беззаботный отрезок жизни — не считая детских лет. Мне не требовалось бежать ни в школу, ни на работу, ни в институт. Саид старался оградить меня от всех проблем и исполнял любые желания. Он только смеялся, когда я пыталась выяснить что-то про его бизнес или узнать цену той или иной вещи. Даже стоимость квартиры оставалась для меня загадкой. «Это не твоя проблема, хабиби», — говорил муж в таких случаях, и настаивать было бесполезно. Я чувствовала себя беззаботным котенком, но это скорее нравилось, чем раздражало.
Впервые в жизни кто-то, кроме мамы, действительно взял за меня ответственность и любил меня, не требуя ничего взамен. Единственное ограничение касалось одежды — почти каждый раз, когда мы собирались куда-то выйти из дома, он просил меня переодеться. Саид не одобрял ничего короткого, открытого, прозрачного или обтягивающего. Он не требовал носить платок, не возражал против макияжа и соглашался, что одежда должна быть красивой — лишь бы она скрывала, а не подчеркивала фигуру. Я смирилась, поняв, что это единственная и неизбежная ложка дегтя в безбрежном океане счастья. К тому же, соблюдая этот дресс-код, я ничем не выделялась из толпы — почти все окружающие меня девушки одевались также и даже еще строже, а Саид всегда просил меня в очень мягких выражениях, объясняя, что он «ревнивый, как все египтяне» и не хочет, чтобы другие мужчины обращали внимание на мое тело.
Проводив маму, мы приехали в отель, и я сразу заснула. На следующий день расставание уже не казалось мне таким трагичным. Светило солнце, и Саид был в хорошем настроении, которое скоро передалось мне. Напевая, я разложила вещи и отправилась с мужем осматривать город.
В Каире мы провели три дня, и я увидела не только пирамиды, но и вечернее шоу около них. В первый день мы присоединились к русскоговорящему гиду — знакомому Саида, проводящему экскурсию для небольшой группы туристов. В основном он водил и возил нас по музеям и дорогим районам вдоль реки, но однажды мы каким-то образом оказались в бедном квартале, и я поразилась царившей там нищете. Район напоминал большую помойку. По улицам бегало множество детей, которые явно недоедали, и у них не было теплой одежды. Они роились около нас, словно пчелы, и выпрашивали милостыню. Еле сдерживая слезы, я выпотрошила весь свой кошелек (муж оставил мне деньги, хотя обычно покупал все сам). Дети не отставали, тогда Саид что-то резко сказал им по-арабски и утащил меня за руку вслед за гидом и остальной группой. Местное население проводило нас удивленными взглядами.
— Тебе что, совсем их не жалко? — спросила я.
— Жалко. Хабиби, мы помогаем бедным, платим закят.
— Это милостыня?
— Да. В Рамадан мы покупаем мясо и раздаем бедным. Но для многих просить деньги — это бизнес.
— Они же совсем маленькие!
— Значит, это бизнес их родителей, — пожал плечами Саид. — Так нельзя. Не нужно это поддерживать.
— Поощрять, — механически поправила я. — В Москве тоже говорят, что нельзя давать деньги попрошайкам. Но этих детей ужасно жалко. Они не заслужили такую судьбу.
— Все от Бога. Есть богатые, и есть бедные. Так было и будет всегда. Если человек не хочет быть бедным — он должен работать, а не просить денег.
Мы пошли дальше, но мысли об этих детях не шли у меня из головы. Я часто читала и слышала от разных людей, что Египет — очень неблагополучная страна, но в тот день впервые столкнулась с нищетой лицом к лицу. Я вспоминала худенькие лица маленьких оборванцев, их грязную и потрепанную одежду, разбросанный вокруг мусор и убогие хибарки, где они жили. Впечатления оказались такими яркими, что даже знаменитые пирамиды Гизы не могли их затмить.
На корабле, как и предсказывал Саид, оказалось совсем немного отдыхающих. Несколько состоятельных египетских пар с шумными детьми, еще несколько молодоженов — жена одного араба оказалась англичанкой, и всю дорогу я общалась только с ней. Других иностранцев не было. Мы плыли по Нилу, каждый день останавливаясь в новом городе. Вечерами собирались в ресторане — мужчины обычно курили кальян и разговаривали между собой, а женщины с детьми сидели в другой части зала. Не будь среди туристок этой англичанки, я бы свихнулась от скуки.
Луксор стоил того, чтобы его посетить. Я почувствовала, что нахожусь в центре могущественной и древней цивилизации. Карнакский храм и храм Хатшепсут, колоссы Мемнона и Долина Царей — я бесконечно щелкала фотоаппаратом и жалела, что у нас так мало времени.