Люди на юге казались совершенно другими, чем в Александрии. Более чернокожие (почти как негры), мужчины поголовно носили галабеи, а женщины — черные платья и паранджу. Мне показалась, что жизнь тут текла намного более размеренно и традиционно. Саид напугал меня, сообщив, что у них до сих пор распространена кровная месть — я не поняла, шутка это или нет. Еще он шепнул мне по секрету, что жителей юга Египта называют Эс-Саиди и остальные египтяне относятся к ним примерно так, как русские к чукчам.
Асуан — оказалось, что и он когда-то был столицей Египта, — произвел на меня странное впечатление. С одной стороны — пески Ливийской пустыни, с другой — зеленые сады, а посередине Нил. Мы посетили Асуанскую плотину, на этом экскурсия закончилась. Пообедав, мы отправились в аэропорт на обратный рейс в Александрию.
С мамой я переписывалась ежедневно. Она начала осваивать компьютер и не без труда, но все же писала мне электронные письма. Я в свою очередь подробно рассказывала о каждом дне нашего путешествия.
Медовая неделя закончилась, и прекрасным мартовским днем мы вернулись в Александрию. Саид переоделся, принял душ и сразу уехал на работу, предупредив, что будет поздно. Я осталась одна в своей новой квартире. Долго бродила по комнатам, выходила на балкон и пыталась почувствовать себя хозяйкой. Получалось с трудом. Распаковав чемоданы и сделав уборку, я решила сходить в магазин. Мне смутно помнилось, что в квартале отсюда есть большой супермаркет. На выходе из дома я поздоровалась с консьержем, который ответил удивленным взглядом. «Ничего, пусть привыкает», — усмехнулась я про себя. Память не подвела — магазин «Фатхалла» действительно оказался совсем рядом. Я взяла у входа тележку и отправилась бродить по почти пустому залу. На всех товарах были этикетки на английском и ценники с обычными цифрами, так что никаких сложностей у меня не возникло. Я набрала столько продуктов, что сомневалась, смогу ли донести все это до дома, и хватит ли мне денег. Кассир пробивал мои покупки очень медленно и при каждой возможности поднимал на меня глаза. Я улыбнулась ему, но тут же пожалела об этом — похоже, он принял мою улыбку за желание пообщаться и начал о чем-то спрашивать. Я разводила руками и быстро складывала свои покупки в сумку, мечтая поскорее отделаться от навязчивого кассира. Наконец он пробил последний товар. Путаясь в незнакомых купюрах, я быстро расплатилась и почти выбежала на улицу, не ощущая тяжести сумок. Остаток дня я провела в интернете, отвечая на сообщения и письма друзей. Саид пришел только после двенадцати.
— Я тебя заждалась. Как ты?
— Все в порядке, хабиби. Просто много дел после отпуска. Как прошел твой день?
— Хорошо. Убралась, сходила в магазин и приготовила тебе ужин. Мой руки, и я буду тебя кормить.
— Ты была в магазине? — удивился Саид. — Почему мне не позвонила?
— Зачем? — в свою очередь, поразилась я.
— Хабиби, — Саид усадил меня на диван рядом с собой. — Можешь мне говорить, если выходишь из дома? Просто чтобы я знал. У нас так принято. Я не хочу держать тебя в квартире, но ты моя жена, и я хочу знать, где ты.
— Саид, я была в магазине за углом. Это вообще не стоит разговоров. Как, по-твоему, я буду покупать продукты?
— Покупай, я не против. Но позвонить же несложно?
— А если ты занят и не берешь трубку?
— Ничего страшного, значит, я тебе перезвоню.
Я помолчала.
— Хорошо. Раз тебе это так важно. Только я, хоть убей, не вижу смысла.
— Ты обиделась? Не надо. Я же переживаю за тебя. А что ты приготовила?
— Пошли.
Через несколько минут я выложила перед Саидом свою фирменную курицу с чесноком и специями, запеченный картофель, салат из свежих овощей и рулет из лаваша с рыбными консервами. Он посмотрел на меня.
— А рис? Или макароны?
— Зачем? На гарнир есть картошка.
— Картошка — это салат.
— Но это картошка!
— Хабиби, — вздохнул Саид. — Смотри. Если ты готовишь что-то с мясом, курицей или рыбой, то обязательно должен быть рис.
— Что, каждый день? — ужаснулась я.
— Да. А что здесь такого? Иногда мы едим рис два или три раза в день.
— Но… но… — беспомощно прошептала я, — у нас на гарнир обычно идет картошка или макароны.
Саид обнял меня за плечи.
— Не переживай, хабиби. Ты только учишься. Я попрошу мать или сестер, они покажут тебе, как готовить рис. Мы кушаем его… ну, примерно 5–6 раз в неделю и 1–2 раза можно макароны.
— Хорошо. Сейчас я быстро поставлю воду и…
— Не надо. Хлеб есть? Я поем с хлебом. Кстати, вечером мы часто кушаем что-то легкое — омлет, сыр, баклажаны, хлеб, — глядя на мое вытянувшееся лицо, Саид улыбнулся. — Не надо так переживать. Это что, смертельно? Скоро ты всему научишься.
— Просто я старалась. Думала, тебе понравится.
— Мне нравится. Очень вкусно, — Саид наконец принялся за еду. — Ты молодец. А можно воду?
Я молча принесла из холодильника бутылку.
— Ты без проблем все купила? Денег хватило?
— Да. Только кассир начал что-то мне говорить, но я не поняла. Расплатилась, забрала пакеты и ушла.
— Наверное, ему просто было интересно, кто ты и откуда.
— Вот. Я просто улыбнулась из вежливости, а он начал что-то спрашивать.
— Не надо улыбаться, хабиби. У нас этого не понимают.
— Но что мне, так и стоять с каменным лицом?
— Да, именно с каменным, — Саид вздохнул и отложил вилку. — Иди сюда. Мне надо тебе кое-что объяснить. Аня, здесь не Америка и не Европа. Даже не Россия. У вас улыбаться всем — это естественно и это просто вежливость. В Египте есть четкие правила поведения, особенно для женщины и особенно, что касается отношений с мужчиной. Разговаривать с незнакомой девушкой неприлично, если для этого нет серьезной причины. А девушке неприлично улыбаться или показывать любым способом, что она хочет общаться. Каменное лицо, как ты говоришь, — это нормально и намного больше подходит для девушки, чем улыбка. Поэтому лучше быть очень серьезной. Если тебя назовут невежливой — это лучше, чем если тебя назовут девушкой легкого поведения.
— То есть лучше недосолить, чем переперчить, — задумчиво протянула я.
— Что? При чем тут соль?
— Не обращай внимания. У нас так говорят.
— Раньше ты все время была со мной, и поэтому никто не пытался с тобой заговорить. Но если ты ходишь одна, то лучше делай очень серьезное лицо. Девушки могут тебя о чем-то спросить — это нормально. Просто говори, что ты не понимаешь. Женщинам можно улыбнуться. А мужчинам — ни в коем случае. Они неправильно поймут. У нас такое воспитание.
— Я постараюсь, — тихо сказала я. — По-моему, мне все-таки нужно учить арабский.
— Учи, — пожал плечами Саид, — я не против. Но дело не в языке, а в правилах поведения. Знаю, сейчас тебе это кажется странным. Но для египтянок это естественно, как и ношение платка. Ты привыкнешь.
В первые недели меня ожидало еще много сюрпризов. Неделя у арабов начиналась с воскресенья, а выходными были пятница и суббота. Банки работали только до двух часов, а магазины — до глубокой ночи. Пять раз в день звучал призыв на молитву (первый раз — еще до рассвета, и я долгое время в испуге подскакивала на кровати), и на время молитвы почти все закрывалось — ненадолго, минут на десять, но все-таки закрывалось. На улицах было грязно, и если в нашем районе это не очень бросалось в глаза, то стоило немного пройти вперед и свернуть на боковую улочку, становилось невозможно не обращать внимания на мусор. Иногда я выходила побродить в одиночестве, но надолго меня не хватало. Почти каждый прохожий надолго останавливал на мне свой взгляд, не помогали даже темные очки, которые я почти не снимала. Первое время это было совершенно невыносимо. Через пару недель я научилась демонстрировать равнодушие и ни на кого не смотреть, но все равно испытывала неловкость.
С едой тоже оказалось непросто. Раньше мы питались в основном в кафе и ресторанах, сейчас же я старалась стать хозяйкой на собственной кухне и готовить ужин самостоятельно. Саид уезжал на работу без завтрака и обедал обычно в городе, а вечером я кормила его своей стряпней. Первый раз я приготовила рис, просто отварив в подсоленной воде. Попробовав это, Саид тут же набрал номер матери и попросил ее продиктовать рецепт. Оказалось, что есть множество способов приготовления риса, и Саид записал два самых простых. Второй раз у меня получилось намного лучше. Муж хвалил меня и уплетал рис за обе щеки, но я все равно не могла заставить себя есть его ежедневно.
Саид уходил на работу около двух-трех часов дня и возвращался после полуночи. Иногда он брал выходной, но не чаще одного раза в неделю, и даже в эти дни обычно ездил в магазин перед закрытием, чтобы забрать выручку. Почти каждый выходной мы бывали в гостях у родных Саида, иногда в один день объезжали их всех. Несколько реже они приезжали к нам. При встрече со всеми родственницами надлежало целоваться два или три раза — я с трудом могла это терпеть, а еще приходилось демонстрировать широкую улыбку и радушие.
Саид часто обижался и выговаривал мне за то, что я недостаточно показываю матери и сестрам, как я рада их видеть. Признаю: я действительно редко испытывала искреннюю радость в присутствии его семьи, как правило, смущалась и надеялась поскорее смыться. Притворяться у меня не получалось — я всегда плохо умела скрывать свои чувства. Кроме того, я считала, что нам совершенно не обязательно видеться так часто. Саид расстраивался, видя мое отношение, и неустанно повторял, что его родные теперь и моя семья.
— Они тебя любят, — убеждал он меня, — поверь. И хотят с тобой подружиться, помочь тебе.
— Помочь в чем? Мы даже не понимаем друг друга.
— Но ты можешь начинать учить арабский язык с ними. Это будет хорошая практика.
— Саид, — вздыхала я. — Ну, как можно учить язык с людьми, которые не могут ничего сказать по-русски? Или хотя бы по-английски? Но дело даже не в этом. По-моему, они считают, что мне скучно одной, а с ними сразу станов