— Детектив, вы, случайно, не заметили молодую женщину, которую впоследствии идентифицировали как Лавинию Кэмпбелл?
— В тот момент, когда я прибыл туда, мисс Кэмпбелл лежала на тротуаре, примерно в пятидесяти футах от миссис Эдгар. Медики, уже находившиеся там, собирались положить ее на носилки и увезти.
Монтегю уточняет ее положение. Предъявляется снимок, на котором видна лужа крови, а затем схематический рисунок улицы. Монтегю проводит линии координат X и Y, чтобы обозначить местонахождение Лавинии и Джун Эдгар. Показания даются в сухой, бесстрастной манере. Монтегю рассказывает о работе, которую проделали его подчиненные. Они тщательно обыскали салон машины и багажник. Найдя кошелек Джун, обработали порошком для снятия отпечатков пальцев, а затем проверили его содержимое. Полицейский в форме сообщил по рации номер «новы» и получил ответ, что машина зарегистрирована на имя Лойелла Эдгара в городе Истоне. В довершение всего Монтегю говорит, что распорядился обойти близлежащие дома и опросить жильцов. После того как ему доложили о результатах, он приказал дознавателям из отдела по расследованию убийств принять меры к установлению местонахождения одного лица.
— И каково же имя этого лица? — спрашивает Руди, обходя правило показания с чужих слов.
— Орделл Трент.
— А был ли Орделл Трент идентифицирован под каким-либо другим именем?
— Хардкор, — говорит Монтегю. — Это его гангстерская кличка.
— Я хочу привлечь ваше внимание, сэр, к одиннадцатому сентября 1995 года. Четыре дня спустя вы имели случай встретиться с Хардкором?
— Я встретился с ним в тот день в седьмом отделе.
— Присутствовал ли на этой встрече кто-либо еще, и если да, то кто именно?
— Его адвокат. Джексон Айрес.
— И вы получили что-либо в тот день от Хардкора?
Руди вернулся к столу и теперь роется в картонной коробке, где обвинение держит свои вещественные доказательства. На белом картоне сотрудники прокуратуры написали название дела: «Народ против Эдгара». И большими буквами, как на уличной вывеске, явно в расчете на присяжных, вывели: «СГОВОР С ЦЕЛЬЮ УБИЙСТВА». Руди опять держит в руке вещественное доказательство № 1, десять тысяч долларов, на которых обнаружены отпечатки пальцев Нила. Монтегю говорит, что принял эти деньги от Хардкора, пометил инициалами и передал на дактилоскопическую экспертизу.
— Не соблаговолите ли сообщить нам, лейтенант, каков был результат экспертизы?
Рассерженный Хоби вскакивает:
— Ваша честь, я уже оговорил это. К чему весь этот спектакль?
— Ваша честь, — торжественно отвечает Руди, — я пытаюсь восстановить ход расследования, предпринятого лейтенантом Монтегю.
В действительности он пытается нажить дополнительный капитал на своем главном доказательстве, почему Хоби и принял оговорку. Я удовлетворяю его возражение, и на этом Сингху приходится закончить.
Монтегю поворачивает голову, ожидая вопросов Хоби. Сидящий ниже меня в нескольких футах Льюис Монтегю являет собой картину безмятежности и спокойствия. Он одет в синий блейзер и рубашку с отложным воротником. Длинные темные волосы аккуратно причесаны. Монтегю производит впечатление человека, отягощенного опытом, человека, годами выскребавшего кровь и кишки с улиц близ новостроек. В свидетельском кресле он сидит в очень непринужденной позе. Что касается допросов всех видов, то он подвергался им раз в неделю на протяжении как минимум десяти лет и в совершенстве овладел языком жестов и тела, чтобы внушать к себе доверие. Его невозможно вывести из себя. Он никогда не повышает голоса. Его ответы будут лаконичны. Такой коп, как Монтегю, на месте для дачи свидетельских показаний чувствует себя как рыба в воде и может засудить любого, кого ему заблагорассудится, обосновать теорию флогистона или сожжение ведьм на костре.
— Всего лишь несколько вопросов, — произносит Хоби.
На нем другой костюм, не менее шикарный, чем прежний; бородка аккуратно подстрижена, а ногти пальцев сверкают как полированные. Он делает несколько шагов в сторону Монтегю, затем, словно ему в голову внезапно пришла какая-то мысль, возвращается на прежнее место. Берет пластиковые пакеты с деньгами, вещдок обвинения № 1 из руки Руди. На мгновение из-под отложной манжеты рубашки Хоби показывается массивный золотой браслет часов.
— Ну а когда вы послали эти деньги в полицейскую лабораторию штата, вам не пришло в голову попросить их проверить купюры на наличие еще чего-либо, помимо отпечатков пальцев?
Монтегю едва заметно нахмурился. Он сразу же раскусил, куда клонит Хоби. Мой друг Сэнди Штерн часто говорил мне, что защитник похож на человека, идущего в темноте вдоль стены и нащупывающего выключатель. Хоби явно стремится найти процессуальные нарушения, надеясь, что обвинение выполнило научные тесты, о которых его по той или иной причине не уведомили. Всегда есть смутная, но все же надежда, что подсудимого освободят, и не потому, что он невиновен, а потому, что обвинение сыграло нечестно.
— Нет, — отвечает Монтегю на вопрос о других тестах.
— Значит, вы не проводили тест на присутствие, например, следов крови на этих деньгах?
— Нет.
— И вы не пытались узнать, не было ли там следов пороха?
— Пороха? — Монтегю стоит некоторого усилия сдержать свое удивление. — Нет.
— Могли вы провести подобные тесты?
— Я не видел в этом никакой необходимости.
— Однако могли?
— Конечно.
— Могли бы вы сделать это сейчас?
— Нет, — говорит Монтегю. — Подождите… Да, это возможно. Я хотел сказать «нет», потому что деньги были обработаны нингидрином — сильно пахнущим веществом лилового цвета, после обработки которым отпечатки становятся видимыми. Но мы послали только половину денег. Дело в том, что в лаборатории… — Кислое выражение лица говорит само за себя.
— В лаборатории вещдоки иногда теряются?
— Ну… — неопределенно отвечает Монтегю, обрадовавшись, что больше ему ничего не нужно говорить.
— А этот тип, Орделл — Хардкор, — говорит Хоби, меняя тему, — вы указали, что он был известен вам как член организованной преступной группировки. Что это за группировка?
— Вы имеете в виду, к какой банде он принадлежит? Башня-IV на Грей-стрит относится к зоне влияния так называемых «Учеников черных святых». От них отпочковалась шайка под названием «Роллеры Ти-4», в которую входит большинство этих «учеников».
— И Хардкор — главарь шайки?
— Советник, банда не организована по типу управления полиции или корпорации. Кто у них главарь — зависит от многих факторов. Наверх выбивается тот, кто способен не теряться в сложной ситуации, сбить с толку копов, метко стрелять и безжалостно расправляться со своими жертвами, хорошо планировать и осуществить ограбление. Откровенно говоря, это не мое дело. Пусть поубивают друг друга.
Монтегю принадлежит к школе Джо Фрайдея: только факты. То, о чем спрашивает Хоби, предназначается для социологов и репортеров, людей, которые полагают, что, помимо обычных низменных мотивов, существуют и какие-то другие, достойные изучения. Хуже всего — эти вопросы наталкивают на мысль, что Монтегю питает некий абстрактный интерес к людям, которых он, по правде говоря, в значительной степени презирает.
В возникшей короткой паузе детектив как бы невзначай бросает взгляд на прокурорский стол. Мольто, в своем мешковатом костюме, толкает локтем Руди в бок, и тот встает, слегка наклонившись и продолжая слушать то, что Томми нашептывает ему в ухо.
— Судья, ответы на подобные вопросы требуют домыслов со стороны свидетеля. Детектив Монтегю не является членом банды.
— Это имеет прямое отношение к досье Хардкора? — спрашиваю я Хоби, и тот энергично кивает, обрадованный тем, что мной уловлена суть дела.
Я отклоняю возражение. Защита имеет право показать, что главный свидетель обвинения является в зал не со школьной скамьи.
За прокурорским столом Мольто комментирует мое решение пожатием плеч. Он всего лишь хотел успокоить Монтегю, который уже чувствует себя не слишком уютно.
Обеспечив себе, таким образом, некоторую свободу действия, Хоби перефразирует последний вопрос: просит Монтегю описать структуру управления «УЧС» в том виде, в каком тот ее себе представляет. Монтегю реагирует точно так же, как и прежде, высказывая свои суждения со сдержанной досадой:
— Советник, я повторяю, что эти ребята не посылают нам на утверждение свое штатное расписание. Банда, о которой мы сейчас говорили, имеет определенное отношение к другой банде под названием «Ночные святые», распавшейся в результате арестов многих ее членов, осужденных затем на различные сроки. Те, кто остался на свободе, создали новую организацию, которая по размерам значительно превосходит прежнюю.
— И как велика она, лейтенант?
— Господи! — Монтегю поправляет прическу, из которой выбилась прядь волос, приглаживает рукой черные волосы, отсвечивающие мерным блеском под ярким светом мощных ламп. — Все это весьма приблизительно, но, по нашим оценкам, «УЧС» насчитывает от пяти до шести тысяч членов.
В ложе для прессы раздается ропот. Я перевожу туда взгляд и, что меня немного пугает, сразу же натыкаюсь на Сета Вейсмана, которого сегодня еще не замечала. Обе его руки лежат на спинках соседних стульев, и он пристально и даже с какой-то тревогой смотрит на меня. Поймав мой взгляд, Сет приветствует меня улыбкой, и я тоже едва заметно улыбаюсь ему.
— И этот самый Хардкор заправляет всеми шестью тысячами?
— Насколько мне известно, нет. Главарем «Ночных святых» был некий Мелвин Уайт, рецидивист с тремя судимостями, которого на улицах знали под кличкой Харукан. Предполагается, что сейчас организацию возглавляет один из его сыновей, Харукан-Эль, то есть сын Харукана. Однако Кан-Эль давно уже, много лет сидит в тюрьме штата в Редъярде. Поэтому всеми текущими делами заправляет некий Джеффри Уилсон, Джефф Ти-Рок.
— Если я не ошибаюсь, Кан-Эль является кандидатом на условно-досрочное освобождение?
— На освобождение под строгий надзор. Как кандидат на освобождение он проходит под другим именем. Так я слышал. Насколько помню, он уже дважды подавал прошение. Ну, вам порядок известен: он подает прошение, а ему отказывают. Его кандидатура не вызывает особых симпатий.