Тинк Марус рассматривал внимательно, но все было верно — круг с символикой какого-то баронства. Капитан поклонился, признавая за бароном право на принятое обращение.
— Чем могу быть вам полезен, барон дель Корро?
— Вы ведь имеете право зафиксировать брак или рождение ребенка на корабле, капитан?
— Разумеется, господин барон. На корабле я — высшая власть.
— Я желал бы, чтобы завтра вы, в присутствии портовых чиновников, внесли в судовой журнал запись о признании Оскара Пергена моим сыном.
Капитан помотал головой, надеясь, что это ему послышалось, и все же решил переспросить:
— Вы, господин барон, утверждаете, что этот мормышник ваш сын?!
— Капитан, к моему сыну положено обращаться — баронет дель Корро. Будьте любезны, не забывайте это.
Я наблюдала за сценой со стороны и испытывала тихий восторг от ситуации!
Глава 37
Тихий восторг мне пришлось испытывать не так и долго.
Капитан был недоволен и чуть нервничал — соседи уже отплыли, мы задерживались.
Вся процедура «усыновления» длилась немногим больше часа. На судно поднялись портовые чиновники, пожилой и относительно молодой, оба слегка сутуловатые, с чернильными пятнами на пальцах, в одинаковых черных куртках с потускневшими королевскими гербами на правой стороне груди.
Они принесли с собой корабельный журнал для капитана и вручили под расписку, совершенно хладнокровно выслушали пожелание барона, содрали две серебряных монеты за регистрацию события. Похоже, они еще и не такое видели. И герб, предъявленный бароном, не сделал их ни любезнее, ни торопливее.
В корабельном журнале и в толстенной книге чиновников появилась запись, что такой-то такой-то является сыном барона такого-то, «… мать указана со слов отца». Кстати, в качестве матери Оскара дель Корро указал некую вдовствующую баронессу Гольвас, «…ныне покойную».
— Хорошая была женщина, хоть и нудная до ужаса. Все молилась и других заставляла, — пояснил «папа» мне и Оскару. — Благотворительностью много занималась, нищих подкармливала, на храмы жертвовала.
— Барон…
— Отныне обращайся ко мне — «отец», сынок, — с некоторой долей иронии перебил дель Корро.
Чудилось, что с официальным признанием к одноногому вернулась некая сила. Мне казалось, что старик до последнего не верил в возможность достойно вернуться в нормальный мир. Но клеймо на его плече сделало чудо — даже капитан перед отплытием счел необходимым осведомить его:
— Господин барон, через несколько минут мы отплываем…
Караван отошел от берега при попутном ветре, нам нужно было догонять суда. Поднялась суета, матросы разворачивали паруса под громкие команды капитана. Мы ушли с палубы в наш закуток.
В нашу с Оллой каюту ушли — комнатка была чуть больше, да и маме следовало знать, что и как теперь будет. Сама Олла в данный момент неторопливо собирала и раскладывала инструменты и траву для работы. Расселись по койкам — стул в каюте был только один. На него и уселся барон, прислонив трость к крошечному столу.
Объясняться с Оллой взялся Оскар. Новость ее пришибла. До этого она не обращала на старика внимания, считая его таким же пассажиром, как и мы. Ну, дали ее сыночку место в каюте с другим пассажиром — ничего страшного, лишь бы доплыть до места с помощью богов.
Мысль, что старик барон и усыновил Оскара, выбила ее из равновесия. Она только беспрестанно накладывала решетку молчания и утирала тихие слезы. Очень растерянные слезы — Олла просто не понимала, как теперь будет складываться ее жизнь и что все эти изменения значат.
Я решила, что когда барон выскажется, я поговорю с ней и успокою. Она, может быть, и не слишком умный человек, довольно внушаемый, но добрый и хороший. Если объяснить, что все хорошо и нам очень повезло — быстро успокоится. А между тем Оскар продолжал расспрашивать барона:
— Так что там на счет "матери", «отец»?
— Да, так вот… Женщина она была набожная, но глуповатая. Старше меня лет на десять, я думаю. И умерла лет восемь назад, что для нас очень удобно. Сын у нее был, беспутный довольно, умер от пьянки за год или два до ее смерти. Так что…
— Понятно — кивнул Оскар. — Даже не стану спрашивать, откуда ты о ней знаешь.
— Это хорошо, «сынок», — улыбнулся барон дель Корро. — Значит, ты не дурак и соображаешь. — Но тайны для тебя здесь нет: ты знаешь, где я обитал большую часть жизни.
— Кстати, «папенька», а как теперь следует обращаться к Мари? — замял неприятную тему Оскар.
— Она твоя жена? В храме вы были? Ну, или так сошлись?
— Жена — твердо ответил мой муж.
— Жена — значит баронетта. Баронетта дель Корро, — не менее твердо ответил старик.
— Отлично. Тогда еще вопрос. Где мне заполучить такую татуировку? И нужно ли ставить ее Мари?
Старик внимательно посмотрел на Оскара и ответил:
— Тебе она необходима. А жене — без разницы. Кто ставит, кто нет. Обычно, — ухмыльнулся он, — на таком настаивают при неравных браках. Ну, если купчиху богатую замуж высокородный берет. А вот получить родовую печать даже и тебе не так-то и просто. Не слишком уверен, что возможно будет.
Оскар вопросительно смотрел и молчал, так что старый барон нехотя пояснил:
— Родовое клеймо хранится в семье. Если семья не оставляет наследника мужского пола, то клеймо переходит в королевский архив.
— А дальше что? — вмешалась я. — Ну, их уничтожают или что с ними делают?
— Дальше, — вздохнул барон, — их хранят до тех пор, пока король не дарует этот герб и фамилию кому-либо.
— Ага… — Оскар задумчиво потер висок и спросил: — Ваше, точнее, уже наше клеймо может быть передано другой семье?
— Не знаю, — барон насупился. — По закону его должны хранить в неприкосновенности девятнадцать лет и две недели. Именно столько правил первый король, традиция такая. Иногда незначительные клейма могут лежать чуть не столетие — слышал я о таком. Как с моим… — он тут же поправился, — с нашим, я не знаю. Так что все не так просто…
— Ладно, разберемся. Будем решать проблемы по мере их поступления.
Плавание давалось не так уж просто. А после моего официального усыновления бароном некоторые вещи стали на порядок сложнее.
До этого момента проблема статуса для меня, выросшего в другом мире, казалась всего лишь некоторой условностью. Есть дворянство — легче будет развернуть бизнес и жить спокойно. Нет — будет сложнее, но не смертельно.
Сейчас у меня появилась возможность понять, что все не совсем так. Изменилось отношение людей к нам. Раньше матросы считали нас просто пассажирами не из самых богатых, приветливо кивали, не отказывали в ответах на вопросы. Старик Клайв даже немного показал мне, как правильно оценить дерево и резать. Не то, чтобы серьезно учил, но в советах не отказывал.
Ладно бы матросы — простые, малообразованные люди, это хоть понять можно. Изменилось отношение капитана Маруса. Он стал неприятно почтителен. К нам в качестве обслуги прикрепили одного из матросов, молодого мальчишку лет семнадцати. В его обязанности входило приносить нам еду, мыть в каютах полы и выполнять наши поручения.
Я видел, как корежит Мари, когда тинка Эльга, жена капитана, с улыбкой зазывала ее попить чаю и пыталась быстрыми вопросами выяснить, почему мы так долго хранили инкогнито, где находятся родовые земли, какая у нас была свадьба и как назовем наследника.
И это была не обычная дамская болтовня. Жена капитана пыталась завести полезное знакомство.
Сложно было с Оллой. Мари разговаривала с ней, я разговаривал и все объяснял, но ее пугали перемены и титул старика. Мне пришлось много раз повторить, что все законно и я теперь баронет.
Теперь мы вынужденно днем больше проводили времени в женской каюте — похоже, нас всех одинаково раздражали окружающие. Ведь по сути, никто из нас ни на грамм не изменился. Самое странное было то, что и барона не радовала почтительность окружающих.
— Я слишком хорошо теперь знаю цену этому, Оскар, — он как-то безнадежно махнул рукой.
Так что дни проходили сперва не слишком весело — каждый из нас старался занять руки хоть чем-то, гоняя в голове не самые радужные мысли и тревоги.
Как ни удивительно, но спас положение барон дель Корро. Это он предложил заняться языком:
— У вас не просто сильный акцент, сын. У вас встречаются простонародные выражения. Ни у тебя, ни у Мари нет ни приличных манер, ни умения вести беседу, ни даже элементарного знания этикета.
По его просьбе в каюту принесли столовые приборы. К удивлению старика с этим мы справились довольно быстро. И Мари, и я вполне себе скоро овладели такими «сложными приборами», как набор из трех вилок и пары ножей. А, забыл десертную ложку. Нам было даже забавно смотреть, как пару раз он запутался сам и морщил лоб, вспоминая и смущенно оправдываясь:
— Давно не пользовался. Но я вспомню обязательно.
Теперь дни больше всего напоминали уроки с тинком Галусом — барон поправлял нашу речь, учил правильно растягивать гласные в окончании слов, учил даже таким банальным вещам, как обращение с другими высокородными. Показывал, как подать даме руку, как задать вопрос и еще кучу различных мелочей.
Это прогоняло скуку, но и вызывала тревогу — Олла смотрела на барона, как на врага. Да, она молчала, никогда не вмешивалась в разговор, но ей явно не нравилось, когда старик ворчал на меня, если я не справлялся и отвечал на вопрос неверно.
— Первое время никто не будет оценивать твою жену. Но если ты будешь вести себя как неуклюжий болван, и к ней отношение будет соответствующее! Руку, руку ей подай, неуч! Да не так подай! Локоть подставь! Ладонь можно только в перчатке протягивать, ну, или своей жене. А она сейчас — не твоя жена, а просто дворянка…
Закончились эти уроки большим скандалом.
Глава 38
Плавание давалось нам сложнее, чем привычным ко всему матросам. Примерно к концу второй седмицы питьевая вода стала изрядно попахивать. И вместо нее нам ежедневно выдавали около полутора литров слабого сухого вина. Моряки же пили эту воду и маялись с животами.