Обоз шел довольно споро, дороги были неплохие, местами даже мощёные. Чаще останавливались на ночлег где-нибудь в поле, но несколько раз — в небольших городах.
С середины пути обоз начал потихоньку меняться и уменьшаться. Иногда, бывало, что в каком-нибудь городишке оставались пара-тройка кибиток, а новая в караван вливалась только одна.
Возчик, к сожалению, оказался слишком неразговорчивый, кормиться он ходил к какому-то своему приятелю и спать устраивался там же. Так что практически мы ехали одной семьей.
Олла вязала какой-то бесконечный чулок, Мари, когда дорога позволяла, тоже возилась со спицами. И только мы с бароном изнывали от скуки.
Когда ночевка выпадала в городе, докупали еды в дорогу. Где-то дней через восемь-девять я вздохнул с облегчением — цены, по сравнению со столичными, упали почти вдвое. Это не могло не радовать. По крайней мере этот год мы не умрем с голоду.
Иногда тихонько переговаривались о какой-нибудь ерунде — монотонная дорога выматывала.
— Оскар, — задумчиво спросила Мари, — а помнится, ты говорил, что к городу барона прилагаются еще две деревушки.
— Да. В документах прописано. Болотное и Серая пустошь.
— А барон говорил, что он эти деревушки продал. Помнишь, одну вроде на приданое сестрам пустил, а со второй долги раздал.
— Я-то помню, — вздохнул я. — Но их владелец умер бездетным, они так же перешли под королевскую руку, а главное, они такие же нищие и все в долгах.
— Да уж! — покачала головой Мари. — Даже и непонятно, повезло нам или нет.
Пару раз мы в небольших городках ухитрялись вечером пробежаться по лавкам — просто прикинуть, что к чему. Предметов роскоши и каких-то деликатесов практически не продавали, такое можно было купить только днем в центре городишки. Однако, крупы-овощи-мясо, простые ткани и обычные инструменты были вполне доступны.
Мы всё ехали и ехали, вокруг расстилались убранные поля и огороды. Редкие деревья, высаженные вдоль дороги, почти полностью сбросили листву, а в прохладном воздухе все отчетливей пахло морем. Этот запах ни с чем не спутать.
В последнюю седмицу караван стал совсем крошечным. Остались только десяток груженых телег купца, который и собирал путников, охрана, мы и еще две кибитки каких-то лавочников. Городов больше почти не встречалось, только крупные села. В одном из них мы остановились на ночлег.
С утра накрапывал дождь, и как мы ни прятались под вощеные накидки, выделенные возчиком, все равно продрогли и замерзли. Поэтому, я решил, что лучше немного переплатить, но спать в тепле. Благо, что местные крестьяне охотно пускали путников в дома за весьма скромную плату.
— Только ить, почтенный, мы уже повечеряли. Ну, голодными-то не оставим — сейчас жинка похлебку разогреет. Малость подождать надобно будет.
Хозяин чем-то напоминал нашего возчика. Такой же вислоусый, не слишком разговорчивый и крепкий. Молча помог стаскать вещи из телеги под навес и поманил рукой в дом.
Усадили нас за пустой стол на широких лавках. Хозяин скрылся где-то в глубине избы, за щелястой перегородкой. У печи хлопотала дородная женщина, приговаривая:
— Промерзли, миленькие? Ничо-ничо, ща я быстренько горячего спроворю. А ты, молодайка, не сиди, — обратилась она к Мари. — Вон хлебушек-то лежит, видишь? Вот возьми, да напластай.
Мари улыбнулась и встала помогать хозяйке. Резала хлеб, поставила по ее указанию еще какой-то котелок на плиту, достала ложки.
— Вот, щас водичка-то закипит — я вам травки заварю. Взварцу-то горяченького больно добро перед сном попить, никакая хвороба не возьмет!
Нас накормили какой-то крупяной похлебкой, главное достоинство которой состояло в том, что она была обжигающе горячей. После хозяйка выставила на огромной чугунной сковороде шипящую салом яичницу. Следом разлила по глиняным кружкам душистый травяной отвар.
Мы жадно ели, а она, подперев щеку рукой, сидела в торце стола и приговаривала:
— Вот и ладно, вот и славно, сейчас согреетесь, уже и спать можно.
Я обратил внимание на то, что Мари весь ужин была какая-то задумчивая. Казалось, ее что-то беспокоит.
После еды она помогла хозяйке собрать посуду и неожиданно спросила:
— Почтенная, а вот котелок, который сперва я схватила… Ну, когда вы велели воды поставить, а я не ту посудину взяла. В нем что такое?
Хозяйка недоуменно пожала пухлыми плечами и ответила:
— Дак рыбную похлебку я варила. Там остатки уж совсем пустые — тока собаке выплеснуть.
— А вот там, в похлебке, темные длинные нитки, это что?
Хозяйка засмеялась:
— Ты, милая, как будто и уху не варила ни разу! Ликта это, обычная ликта, — и видя недоумение на лице Мари, пояснила: — Ну, трава такая, прямо в море и растет. В нее частенько рыбу заворачивают, чтоб дольше свежей оставалась. Я ее для нажористости всегда в уху добавляю. С ней и жижа получается скуснее.
Мари как-то задумчиво покивала головой, продолжая обдумывать нечто мне непонятное, и спросила:
— А дорогая ли эта трава, почтенная?
Тетка снова засмеялась, легко махнула на нее рукой и пояснила:
— Ой, да нипочём она! Любой рыбак на базаре тебе сколь хочешь ее даст.
Я не мог понять, какого лешего Мари так зацепилась за эти водоросли. Однако, она, поймав мой взгляд глазами, кивнула на дверь. Выходить под моросящий дождь чертовски не хотелось, но, наверное, не просто ж так она зовет? Впрочем, на улицу она меня и не потянула. В тесных сенях, схватив за руку, она задала совсем уж безумный вопрос:
— Оскар, вот мы с тобой мотались по лавкам довольно много. В разных странах мотались. Хоть раз ты видел в продаже мармелад?
Я обалдел настолько, что даже не сообразил ответить, а просто отрицательно помотал головой, не сообразив, что в темноте сеней она просто не увидит моего движения. Впрочем, похоже, мой ответ ей был не слишком и нужен. Она все также торопливо продолжала говорить:
— Мармелад, Оскар, понимаешь? Мар-ме-лад!
Я осторожно прихватил ее под локоть и чуть сжал руку.
— Мари, успокойся и объясни нормально.
Ее так распирало от собственной идеи, что все равно объяснение получилось на редкость сумбурным:
— Вот эти самые водоросли в котелке. Видел?
— Нет. Что там с этими водорослями?
— Там бульон желировало!
— Черт, Мари, объясни уже толком!
Она вырвала у меня свой локоть и горячо заговорила:
— Мы много ходили по лавкам, но ни разу не видели такого простого лакомства, как мармелад. Это говорит о том, что в мире еще не знают, что такое агар-агар. Это вещество, которое может желировать даже воду. Понимаешь? Воду потом можно нарезать кубиками…
— Мари, на кой черт нам вода нарезанная кубиками? — я действительно не понимал, что она хочет.
— Ну ты и тугодум! В этих водорослях, которые ничего не стоят, содержится агар-агар. Мы сможем его получить сколько угодно и продавать. Такого нет больше нигде в мире. Теперь понимаешь?!
Идею я понял. Честно говоря, такого энтузиазма, как у Мари, я не испытал. С другой стороны, море находится рядом с баронским замком, водорослей мы сможем получить сколько угодно. Может быть, это действительно перспективная идея? Ну, а что? Мармелад штука красивая, это лакомство, а главное, что его производство не должно быть слишком сложным.
Мари возбужденно посапывала в темноте и явно ждала от меня ответа.
— Ну, идея неплохая, надо будет посчитать, во что обойдется производство, сколько это будет стоить, и все остальное. А главное, хорошо бы разобраться в технологии выделения этого самого твоего агара. Насколько это сложно?
Мари фыркнула в ответ:
— Начнем получать, узнаем, — и ехидно добавила: — Ну, если у тебя нет идеи получше!
— Не злись, нет у меня пока идеи получше. И вообще… — я подумал о том, что зря я подошел к ее идее так прагматично. Этак можно отбить любой интерес. Поэтому, добавил: — Ты большой молодец и умница! Я бы до такого не додумался.
Никогда в жизни меня не интересовали никакие проблемы мармелада. Я вообще всегда считал, что его делают из желатина. Я и ел-то его последний раз еще мальчишкой. Самым ценным в нашем разговоре для меня было то, что эта идея появилась у Мари.
Значит она, так же как и я, пытается придумать нам безбедное будущее. Она не собирается изображать из себя девочку-девочку, место которой в доме, в тепле и безопасности. Для меня это было ценно.
Ночевали мы на груде постеленных на пол тюфяков, и ночью нас изрядно сожрали клопы. Утром, почесывающиеся и раздраженные мы загрузились в телегу. К вечеру доехали до крошечного городка под названием Гренд. Здесь была конечная точка, к которой шел караван. В городке остались и купец, и охрана.
Нам же до баронских земель предстояло путешествовать в одиночестве еще три дня. Впрочем, как говорят, места здесь были тихие, и никакого нападения опасаться не стоило.
Глава 42
Последнюю ночевку провели в одной из деревушек уже на своей земле. Какой-то заспанный мужик отвел нас к пустующему холодному дому. Благо, хоть печь удалось растопить, и смогли поужинать горячим.
Эти последние три дня дороги вымотали нас чуть ли не больше, чем весь предыдущий путь. Пожалуй, хорошо, что мы приехали в Серую пустошь уже поздним вечером и толком не видели, где останавливаемся. С утра, под хмурым осенним небом я почти с ужасом разглядывала нищие нахохлившиеся хатенки, крытые промокшей соломой. Часть из них была пустая — жители съехали от безнадеги.
Представляться мы не стали — не тот у нас вид был, чтобы объявлять себя хозяевами земель. Но с одним из мужиков Оскар поговорил перед отъездом.
— Да давно ведь хозяев-то нет, господин хороший. Прежний помер, а как деревню отдали под королевскую руку, так и совсем худо стало, — как-то безнадежно махнул он рукой.
— А чем худо, почтенный? Налогами обижают?
— Да ить, господин хороший, где ж нам добра-то на налоги набраться? Раньше-то предки жили — не жаловались, овец держали, войлоки валяли, а лет двадцать назад мор был — скотина и повымерла. Огороды худые больно, только-только на еду добыть. Я бы и сам в город подался, да ить родители у меня живы еще. С собой брать не резон, а и здесь оставлять нельзя.