Еще одним неприятным фактором было то, что мэр города так и не соизволил приехать и представиться нам.
Храм мы посетили на третий день прибытия и я зауважал барона — весь путь он прошел пешком, не жалуясь и не ноя, хотя для него это было сравни подвигу и заняло чуть не полдня. Народу было много, некоторые даже кланялись, но как будто стесняясь, норовя тут же скрыться с глаз.
Брат-настоятель был вежлив и, кажется, рад нам, но поговорить так и не рискнул. А ведь какое-то дело у него есть, я это заметил.
На четвертый день привезли две телеги дров, я расплатился и весь день складывал на улице поленницу под чахлым навесом — надо будет ремонтировать крышу на нем. Ну, еще успею.
Понемногу я втягивалась в нашу новую жизнь. Мысль о том, что стая с ее сволочными законами осталась где-то далеко за морем, грела мне душу. Появились ежедневные заботы, которые мы честно делили между собой — всякие там завтраки, мытье посуды и стирка, уборка и забота о печах.
На колодезную цепь денег нам не хватило — железо стоит дорого, поэтому ведро привязали к хорошей крепкой веревке. Колодец оказался чудовищно глубоким, зато вода из него была очень вкусной и чистой. На стирку и мытье мы использовали воду из двух бочек. Если учесть, что здесь не было дымящих заводов, то дождевая вода была отличного качества, чистая и мягкая.
У барона изрядно отросли волосы, и я слегка подровняла их. Сейчас он немного поправился и выглядел достаточно солидно — благообразное лицо, серебристо-седая стрижка и элегантная бородка, которую он аккуратно поправлял и подравнивал каждые несколько дней. Если бы не простецкая одежда, то никто бы и не усомнился в том, что перед ним высокородный.
Мне очень нравилось в нем то, что хотя ходил он с некоторым трудом, но не чурался взять на себя некоторые обязанности из тех, что мог выполнять сидя. Например, барон чистил все овощи к столу и резал их так, как говорила Олла — когда соломкой, а когда кубиками. Да и Олла подобрела к старику, видя его старания. Так что дома, при том, что все мы много работали, была достаточно спокойная атмосфера.
Продолжалась эта благодать дней восемь или девять от момента нашего приезда — я уже потеряла счет времени за заботами.
В замке трудился плотник с помощником, и деревянные ступени до середины второго этажа масляно светились новым деревом. Чтобы не жечь факелы, дверь на улицу обычно была распахнута — все равно в большом зале мы не топили. Именно поэтому, когда за дверями раздался непривычный шум, выскочили все. Даже барон, прихрамывая, выглянул с кухни.
Картина, которую я наблюдала сквозь распахнутые двери, вызвала некоторую оторопь.
В окружении десятка всадников на конях к башне подъехала карета, запряженная четверней. Настоящая карета, довольно роскошная, как я понимаю, с позолоченным резным рисунком на дверцах, с двумя лакеями на запятках и громогласным пузатым кучером-великаном, у которого из-под отделанной мехом куртки торчали роскошные бархатные штаны алого цвета.
Один из лакеев метнулся, распахнул дверцу кареты, второй в это время, согнувшись, разложил резные складные ступеньки. Оба они вытянулись во фрунт. Всадники спешивались. На всех одинаковые форменные плащи. Да и кони одной масти — рыжие. В полумраке кареты кто-то завозился. Лакей протянул руку и, тяжело опираясь на подставленную ладонь, показался пассажир.
Дорогущая шуба в пол распахнута. Под ней что-то шелково-бархатно-атласное — покрытое обильной золотой вышивкой и посверкивающее камнями. Голову прибывшего украшала сложная конструкция из фетра, золотого галуна и какой-то массивной броши, крепящей к ней пучок перьев.
— Если бы не рост в полтора метра, я бы решил, что к нам прибыл сам Киркоров! — Оскар произнес это совершенно серьезно, и я невольно рассмеялась.
Что-то в этом помпезном появлении напоминало торжественный выход на сцену поп-звезды. За яркими красками одежды и всеобщей суетой вокруг важной персоны как-то терялось понимание того, что вот этот мужичок и есть мэр города.
Лет сорок, коренастый, плотный, с пивным животиком. Я обратила внимание на мешки под глазами и сеточку кровеносных сосудов на румяных щеках и носу. Я, конечно, не спец, но мне кажется, это последствия несколько неумеренного образа жизни. Ну, лишние пирожные-шашлыки и любовь к вину либо пиву.
Оскар быстро обернулся на стоящих за нашей спиной людей — посмотреть на эту диковинку спустились со второго этажа даже плотник с помощником. Оскар коротко глянул на барона, тот кивнул ему и продвинулся вперед, встретив мэра в дверях собственного замка.
Мэр снял шляпу, напоминающую треуголку, обнажив лысеющую голову и жиденькие остатки волос, собранные в короткий хвостик. Я обратила внимание, что в отвисших мочках ушей у него крепятся тяжелые, массивные серьги.
Конечно, я видела в этом мире высокородных, пусть и издалека. И да, некоторые мужчины носили серьги, но, как и в нашем мире, по одной. Мэр снял тяжелые меховые перчатки с обширными раструбами, утяжеленными вышивкой — жирные пальцы были унизаны перстнями сверх всякой меры. Мне даже стало интересно, он всегда так ходит или этот парад богатства в нашу честь?
— Позвольте представиться, господин барон, — мэр улыбался, и его улыбка мне совсем не нравилась.
Барон сухо кивнул и коротко ответил:
— Позволяю.
Ответом мэр явно был недоволен, улыбка увяла, но он вновь неглубоко поклонился и сказал:
— Я мэр города Корра, Эдинг Шертен.
Барон слегка наклонил голову и довольно сухо произнес:
— Барон Болвангер дель Корро.
Воцарилась неловкая пауза. Впрочем, похоже, неловкой она была только для мэра, барон стоял с абсолютно невозмутимым лицом, не приглашая его в дом и не делая попыток завязать разговор. Да и не пристало барону приглашать простолюдина — это понимала даже я.
Все зрители сцены затихли, пауза все тянулась и, наконец, мэр не выдержал:
— Не позволите ли вы пройти в дом, ваша светлость? — в его голосе отчетливо слышалось раздражение.
— Нет. В доме идут ремонтные работы, — барон не извинялся, он просто извещал мэра.
— Ну, тогда в следующий раз жду вас у себя в доме. Уж я-то сумею принять гостя! — мэр повернулся и двинулся к своей карете.
Я обратила внимание, что Шертен не обозначил в своих последних словах, к кому именно они относятся. Нет, так-то понятно, что к барону, но вежливая фраза должна иметь обращение. Он мог сказать: «Ну, тогда в следующий раз жду вас у себя в доме, господин барон». Или то же самое, но добавив «ваша светлость». Не знаю, заметили ли и поняли ли это хамство военные, но среди них начались переглядывания и ухмылки. Похоже, они все же сообразили.
Поэтому, когда вновь заговорил дель Корро, гости снова замерли:
— Мэр, я еще не отпускал вас.
Лицо повернувшегося на голос барона мэра было багровым, а дель Корро продолжал:
— Я хотел бы видеть у себя документы по сбору налогов и переписку с министерией финансов в течение трех дней. Теперь вы можете идти.
Наливаясь дурной кровью, мэр постоял с пол-минуты, покачиваясь с пяток на носки широко расставленных ног и ответил:
— Нужны документы — приедете сами! — он отвесил почти шутовской поклон, подчеркивая собственную мощь и независимость, и весьма ироничным тоном, добавил: — Прощевайте, господин барон!
Улыбались все, даже лакеи у кареты, которые грели уши, даже довольный кучер, который от восторга дерзостью собственного хозяина, смачно хлопнул себя по ляжкам. Военные откровенно скалились, и больше всего это прощание напоминало плевок в лицо…
Я вцепилась в закаменевшее напряженное плечо побелевшего Оскара и зашипела на него:
— Тихо, ты! Обалдел, что ли? Столько морд за раз не набьешь, а на нас Олла и барон! Тихо, тихо! Угомонись!
Оскар шумно выдохнул, пока веселая компания рассаживалась по коням, потом глянул на барона, подхватил его под локоть и сказал:
— Спокойней, отец. Есть хорошая поговорка — цыплят по осени считают.
В глазах барона стояли слезы…
У меня даже сердце кольнуло — так жалко было старика. Он не заслужил ни этого хамства, ни этой откровенной непокорности. Да, по закону он был владыкой города, но за его спиной не стояло даже пары солдат, способных его защитить…
Я первый раз подумала о том, что сбежав от одной стаи, мы влезли прямо в центр другой. Только отступать нам больше некуда, и второй раз нас никто никуда не повезет…
Глава 45
Вечером я выбрал время поговорить с бароном.
Ступеньки были сделаны, постели худо-бедно мы организовали на втором этаже, поэтому, отправив Оллу и Мари устраиваться на ночь, я попросил дель Корро задержаться.
— Господин барон…
— Оскар, правильней будет, если даже наедине ты станешь называть меня — «отец». Иначе, рано или поздно, ляпнешь не там, где нужно.
Все это он проговорил, пряча от меня глаза.
Я на мгновение растерялся. Если Оллу я ощущал как мать и как старшую, то с бароном было немного не так. Отцом он мне не был, это понятно, да и воспринимал я его скорее как подзащитного. Впрочем, сейчас не до сантиментов, а он действительно прав.
— Отец, наверняка прямое неподчинение власти должно как-то наказываться? И наверняка мы не первые, у кого бунтует чернь. Что нужно делать в таких случаях?
Барон по-прежнему не смотрел мне в глаза и даже слегка отвернулся, но ответил:
— Сынок, у нас должны быть свои войска. В крайнем случае, можно послать за королевскими воинами, но не в нашем случае.
— Почему?
— Никто не откликнется…
Мы помолчали, и он продолжил:
— Никто не откликнется… Мы слишком слабы и беззащитны, но главный грех даже не в этом. Мы — нищие. Даже если пригласить сюда войска, нам нечем их кормить. Мы должны казне приличную сумму. К нам просто никто не придет, — он немного помолчал и добавил: — Сейчас я иногда думаю, что зря так рвался на родину. Может быть, гораздо лучше мне было сдохнуть на чужбине старым нищим Болваном… По крайней мере, я бы не позорил дворянство…