енное доказательство. Понадобится оно или нет, я не знала, но вспомнила хамоватую пословицу своего мира: «Больше справок — чище жопа».
К сожалению, капитан не рискнул самовольничать, а потоптавшись еще немного, отдал приказ солдатам, и они скрылись за углом башни. Они вернулись в этот же день с теми же самыми требованиями, но я просто опрокинула на них ночной горшок со всем тщательно сохраненным содержимым, предварительно попросив передать мэру:
— За взлом жилища высокородного на виселицу отправятся не только те, кто взламывал, но и те, кто приказал. Напомните об этом мэру, Сарг. И еще: не думайте, что это сойдет вам с рук. Барон поехал за помощью к своему старому другу.
Следующий визит нанес сам мэр, благоразумно не подходя близко к башне. Он пробовал мне угрожать, но я только твердила ему о смертной казне и приказе мужа. Не знаю, солдаты ли отказались взламывать дверь или мэр не рискнул отдать приказ, но больше нас не беспокоили.
Самым интересным событием в нашей жизни, для меня лично было то, что барон увлекся вязанием. В чем-то я могла его понять — от безделья легко было сойти с ума. А так, старик, смущенно попросив Оллу показать ему, что и как, неловко вязал себе носок.
Мне повезло немного больше. Не сказать, что я фанат вышивания, но от скуки еще и не тем займешься. А у сестер с собой в одном из сундучков оказался огромный запас цветных ниток. Сами они вышивали какую-то сложную большую работу для храма, но согласились поделиться добром со мной.
Теперь день выглядел так: утром мы просыпались-умывались-одевались и спешили на кухню. Там раньше всех проснувшиеся Олла и Тилли ставили перед нами горячий завтрак. Иногда это была каша с медом, иногда пышные оладьи на свиных шкварках. Первые дни, бывало, добавляли вареное яйцо.
Потом мы все долго и со вкусом пили чай и разбредались заниматься обычными делами. Вейта оставалась мыть посуду, Олла обсуждала со мной, что приготовить на обед, барон медленно и методично набирал воду в большую кадушку. Я подметала, а иногда мыла полы в наших спальнях. Мыть мне часто помогала Тилли.
Закончив эти муторные хлопоты, мы все шли в нашу с Оскаром комнату. Туда к этому времени перекочевали все самые удобные и целые стулья в доме. Девочки садились за свою вышивку, Олла с бароном устраивались поближе к камину и вязали, а я, достав из запасов юбку, обшивала ее подол симпатичной аппликацией.
Первые полчаса, обычно, в комнате царило молчание. Потом кто-нибудь не выдерживал и аккуратно просил:
— Господин барон, а не расскажете ли вы еще какую-нибудь историю?
Барон оказался удивительным рассказчиком. Его истории про ловкого вора Алибаса из несуществующей страны Наскарии были яркими, колоритными и остроумными. Я-то понимала, откуда он берет бесчисленные сюжеты, но сообщать кому-то об этом, разумеется, не стану.
Иногда, очень редко, какую-нибудь сказку рассказывала Олла — из тех, что слышала в своем детстве. Ее сказки чаще всего были о морских пиратах, о русалах — местном «подводном народе», об их удивительных подводных городах и сражениях.
Иногда я вспоминала какой-нибудь фильм, который можно пересказать своими словами. Например, выдрав историю о Торе и его молоте из фильмов Марвел, я почти целый день развлекала народ приключениями белокурого бога и описанием роскошных одежд, плащей, дворцов и прочего. Девочки только ахали.
На ура зашла сказка о «Спящей царевне». Девочки научили нас нескольким храмовым гимнам, которые они пели несильными, но верными голосами. Кроме того, они знали довольно много религиозных текстов о Маас милосердной, и их я всегда слушала очень внимательно — пригодится.
Потом Олла с Тилли уходили готовить обед, иногда случалось некоторое разнообразие в действиях — за работу садились не с утра, а только после обеда. Это случалось в дни большой стирки.
И в эти дни я уматывалась намертво — большую часть грязной воды приходилось таскать на третий этаж. Это да плюс еще морозы, безусловно, спасало нас от вони. В такие дни мне помогали и Вейта, и Тилли.
Вот так, в спокойных бытовых заботах и разговорах пролетело почти два месяца.
И этот день тек неотличимо от остальных, но после обеда в дверь сильно застучали…
Глава 50
Я не самый сентиментальный человек в мире. В прошлой жизни женщины и вообще считали меня «сухарем»…
Могу честно сказать, когда распахнулись двери в башню, и я увидел свою семью — комок встал в горле. Олла ткнулась мне в грудь. Она не плакала, но было такое ощущение, что и не дышала с тех пор, как я уехал.
Даже Мари, чуть смущаясь, робко обняла меня, и я с каким-то диким наслаждением вдохнул запах своей женщины — она пахла восхитительно. За спиной барона скромно маячили дочери брата Селона — он уже спешил к девочкам.
Я представил барону старшего брата Вальма и нашего капитана охраны Лонга. Все смотрели друг на друга чуть настороженно, но в целом дружелюбно. Понимали, что предстоит длительное время жить рядом.
Мари выглядела растерянной и неловко кланялась, Олла вообще засмущалась и не знала, куда себя деть. Старший брат Вальм спокойно смотрел на эту суматоху, а потом сказал:
— Баронет дель Корро, может быть, не стоит откладывать нашу встречу с мэром? Все же его дом, я полагаю, гораздо более удобен для жизни. Ну, и кроме того, вам где-то нужно разместить вашу охрану. Думаю, кордегардия при доме мэра вполне подойдет, — потом тихонько добавил: — Собирайтесь, меняйте одежду, у вас есть немного времени, я подожду.
С помощью пары солдат я почти мгновенно распотрошил одну из телег, там лежали тюки с одеждой. Олла испуганно замахала руками, и ехать с нами отказалась наотрез:
— Что ты, сынок! Я как ступить, не знаю, что сказать, не знаю. Я уж лучше дома…
Немного подумав, я велел двум солдатам остаться у входа в башню — пару часов могут и потерпеть.
Когда я выбирал подарки и одежду для родных, мне в помощь дали одного из храмовых братьев. Надо сказать, что хотя вкус мой он очень порицал и даже морщил короткий аристократический нос, в целом его выбор я одобрил и просто оплатил то, во что он ткнул пальцем.
Сейчас, когда я увидел результаты его выбора на бароне и Мари, я понял, что не зря прислушивался — выглядели они оба роскошно.
Поверх тяжелого, плотного зимнего платья из темно-синего бархата Мари враспах накинула элегантную белоснежную шубку. Темные волосы, сколотые двумя золотыми гребнями с сапфирами, и пара колечек на тонких пальцах четко говорили о ее статусе — высокородная. Мягкие белые сапожки с вышивкой и опушкой смотрелись достаточно стильно. Мне она показалась прекрасной, однако сама, похоже, чем-то слегка недовольна.
— В чем дело, Мари?
Она небрежно отмахнулась от вопроса рукой, но я настаивал на ответе, и она, подойдя поближе, почти шепотом ответила:
— У меня нет зеркала, чтобы увидеть все, но мне кажется, здесь очень не хватает шляпки.
Женщины! Я улыбался, глядя на нее, и понимал, насколько восхитительна ее способность быть вот такой — не слишком логичной, но надежной и хозяйственной.
Брат Селон с дочерьми уже уехал, пообещав забрать вещи девочек позднее, поэтому торжественный выход барона они не видели.
Его шуба из тяжелых шкур, похожих на медвежьи, тоже была накинута враспах. Строгий колет черного бархата, простеганный золотой нитью, тонкое кружево нижнего белья у шеи, тяжелый вышитый пояс с массивной золоченой пряжкой, такие же бархатные штаны, высокий сапог с меховым отворотом, и, вместо простой деревяшки — массивная резная трость с серебряным набалдашником. На правой руке, два крупных перстня, с прямоугольной и квадратной алыми вставками, на левой — только один.
Он выглядел весьма солидно! А вот про шапку для него я тоже не подумал. Впрочем, в карете она будет не слишком и нужна.
Я смотрел на свою семью, испытывая странное чувство гордости. Мы выкрутились! Немного жаль было, что Олла так боится всей этой внешней суматохи, и сейчас, так и не рискнув переодеться, стоит в дверях башни в старом кожухе и платке, утирая счастливые слезы.
Я уже понимал, что истраченные мною на эти тряпки и побрякушки почти сорок золотых стоят того. Этот момент триумфа психологически рывком поднимает семью с колен. Во всяком случае, в глазах окружающих — точно!
До дома мэра мы добирались недолго. Карету с гербом Храма охрана остановить не посмела, и мы въехали, как к себе домой. Признаться, я побаивался какого-то сопротивления со стороны вояк и даже не ожидал, что крыша церкви окажется настолько надежной. Старший брат Вальм шел к дому, как ледокол, осеняя решеткой молчания оказавшихся на пути и низко кланяющихся солдат и слуг мэра.
Очевидно, Шертена предупредили — он выскочил на улицу даже раньше, чем мы дошли до крыльца, и рассыпался в любезностях, говоря, как он счастлив, видеть у себя в гостях старшего брата. Впрочем, брат Вальм не счел нужным ответить на его приветствие. Он повернулся к капитану Лонгу и коротко скомандовал:
— Взять под стражу!
Полный восторг у меня вызвало то, что ни один из вояк мэра не посмел возражать. Хотя его отряд по численности примерно равнялся нашему. Просто одно дело беспредельничать в захолустье, а совсем другое — оскорбить старшего брата Храма.
Мэр молчал, то ли от растерянности, то ли понимая, что сейчас ему никто не поможет. Только когда его уводили, чтобы посадить в камеру под землей, он несколько визгливо попытался обратиться к брату Вальму.
Впрочем, старший брат даже не повернул головы. В это время он разговаривал с выскочившим на суматоху капитаном Саргом.
— Капитан, с сегодняшнего дня ваша служба окончена.
— Простите, старший брат, но нас нанимал Эдинг Шертен, и мы не можем…
— Документы будут рассмотрены в течение трех дней, и Шертен ответит за свои злоупотребления. Вы хотите, чтобы успели спросить и с вас? Терпение Храма не беспредельно, капитан.
Старший брат даже не угрожал, он говорил вполне равнодушно, помня о том, какая сила стоит у него за плечами. Я с трудом удержался от бурных аплодисментов и, покосившись на барона, заметил, что у него подрагивают уголки рта — он с трудом удерживал счастливую улыбку.