— Так эта, значится, вашсветлось… Этакий у вас и не вырастет. Потому как земля ему особая нужна, вроде бы как болотная.
Местный староста, хмурый костистый дядька лет сорока, Сурж терпеливо водил нас по селу, показывая, что есть. Домишки были получше, чем в Серой Пустоши, покрепче, в некоторых даже стекла в окнах имелись. Скотины было мало, в основном козы. Коров на местных травах было не прокормить.
Зато очень впечатляли огромные общинные земли, сплошь засаженные рядами массивных зеленых шаров.
— Через две седмицы как раз доспеет, — староста был не слишком разговорчив, все приходилось тянуть из него «клещами».
— Дальше что с урожаем будет?
— Так эта, продавать, значится, отправимся. Сколько-то в Корр, сколько-то в Линг свезем, сколько-то в подпол сложим и по снегу свезем в сам Астерд. Там добре берут зимой…
Причину его хмурости и неразговорчивости я понимал — боится. Боится, что потребуем денег, и зимой голодать придется. Мы переглянулись с Мари, и я взялся допрашивать его основательно. Мари писала на довольно удобной восковой цере все цифры, просто для памятки, да и проверить потом не помешает.
Вопросы я задавал самые простые:
— Сколько стоит кочан ройса осенью? Сколько — зимой? Что и по какой цене закупают для себя? Что еще растет в огородах?
Староста поглядывал на сопровождавших нас солдат и отвечал. Думаю, довольно честно. Боялся, это было заметно. Успокаивать я не торопился — пусть сперва все объяснит толком.
Считала Мари всегда быстро, но даже без ее подсчетов я понял, что село еле-еле себя обеспечивает. Получше, чем в Пустоши — не голодают, но не более того.
— Скажи-ка любезный, а раньше как жили? Ну, при старых хозяевах? Ты ведь не мальчишка возрастом, должен бы помнить.
Выяснилось, что раньше жили лучше — луг был огромный, коров держали и овец. Сыроварня была добротная. За сыр в городе хорошо платили: сами сыты были, и на налоги хватало. А потом все одно к одному — хозяин помер, наследников не оставил. Луг стало заболачивать сильно, путней травы не стало, сена толком не накосить, живность болеть взялась от недокорма. Староста вздохнул и безнадежно махнул рукой:
— Теперя тама, вашсветлось, самая что ни есть болотина. А когда я мальчонкой-та был, знатное сено косили.
Съездили, посмотрели бывший луг. Ни хрена я в сельском хозяйстве не понимаю. Только сложно представить, что раньше это место лугом было. Гигантская низина, краев не видно, вся поросшая низкорослым стелющимся кустарником. Воздух звенит от мошки или гнуса. Земли много, только вся никудышная она, получается.
Староста, прокатившийся с нами на запятках кареты, пояснял:
— Когда жив был хозяин, он кажинный год по весне селян отправлял канавы-та чистить эти самые, которые отводные. А после смерти его через три али четыре года лето было — сплошь дожжи да ливни, канавы и стали засоряться да рушиться. Поплыла землица-та. Я тот год еще малец был, а помню: отец ездил в Корр, просил людёв на помощь, чтобы вычистить, значит, мусор да гнилье, да берега поправить, да снова воду-та отвести…
— И что?
— Так эта, вашсветлось, не дал мэр подмоги-та. От с тех пор год от году только хужей.
Совещались мы с Мари недолго, объявили, что за этот год налог собирать не станем, а в следующем будет видно.
По дороге домой думали, что можно сделать. Теоретически — если все упирается в каналы отводные — их можно восстановить. Но сил и денег на такую работу пока нет. Свадьба отца — дело затратное. Ладно, этот год и без нас они справятся. Если край совсем, можно будет подкинуть муки пару телег. На это доходов хватит.
Подготовка отобрала у меня столько сил, что я мечтала об одном — быстрее бы все закончилось.
Во-первых пришлось приводить в порядок весь дом бывшего мэра — гостей требуется разместить с ночлегом. Пусть их и будет немного, но принять нужно достойно. За материалами я ездила в Астерд дважды. За посудой и мебелью. За тканями и деликатесами. Один раз Оскар выбрал время и съездил со мной: я не рискнула без него закупаться вином.
Во-вторых, по местной традиции, свадебное платье должен был дарить жених. Это тоже хлопот доставило не мало. Портниху я наняла там же, в Астерде. Пришлось набрать лоскутов шелка и ехать к Ленсорам, совещаться с баронессой о цвете и фасоне. По местной традиции после подписания бумаг и до самой свадьбы молодым видеться не положено.
Конечно, наши молодые не так уж и молоды, но традиции — это святое. Практичная баронесса хотела было обойтись шерстью с бархатной отделкой. Но денег мне Оскар выделил очень прилично, и попросил сделать все по высшему разряду:
— Пойми, Мари, отец уже немолод. Много ли еще в его жизни будет таких радостных событий? Пусть уж натешится, — Оскар смотрел на меня как-то даже просительно.
— Да я не против!
— Ну, мало ли… Суммы-то совсем недетские, прямо скажем. Да и у нас с тобой нормальной свадьбы не было.
— А это-то тут при чем? — искренне поразилась я. — Ты что думаешь, я позавидую?!
— Фу на тебя! — с шутливым возмущением фыркнул муж. — Я имел в виду, что вы, женщины, любите всякое такое: ну, наряды, вечеринки и прочую суматоху. Посмотреть, кто лучше одет и всякое такое…
Я засмеялась — иногда он меня просто поражал какими-то детскими представлениями о женщинах. Причем не о ком-то конкретно. У него в голове сидит этакий обобщенный образ некой среднестатистической женщины. И образ этот весьма так себе, прямо скажем.
— Ты хочешь сказать, что я такая?
Оскар растерянно глянул на меня:
— Да, пожалуй, глупость я ляпнул, — он притянул меня к себе, прижал и тихо добавил: — Как раз в тебе нет ничего вот этого бабского, склочного и завистливого. Ты мое сокровище, Мари. Лучшее, что мне досталось в жизни. В обеих жизнях.
Как ни странно, мы оба все реже вспоминали прошлую, земную нашу историю. Мне уже давно казалось, что это какой-то старый интересный фильм, который произвел на меня сильное впечатление. Оскар говорил как-то, что и у него похожее ощущение. Видимо, реальность этого мира вытесняла воспоминания.
Когда становишься взрослым — уже не помнишь каждый день детства и юности. Остаются только самые яркие эпизоды. Так и тут — мы врастали в этот мир. Впрочем, это я отвлеклась.
На кухню пришлось набрать помощниц для поварихи тинки Юрсы, и заставить ее провести курс молодого бойца. Все же на свадьбу простую похлебку не поставишь. Она серьезно кивала головой, соглашаясь со мной:
— Лучше уж, ваша светлость, сейчас их погонять, — она кивнула в сторону трех горожанок. — Что приготовим, попробуете. Может, какое блюдо и захотите изменить. Я вот помню, еще когда помощницей папаши в Рангалле работала, мы для гостей у его сиятельства птицу фаршированную ставили. Очень вкусно, прямо по-королевски! Разного только размера нужно брать. И обязательно — гуся жирного! А в него — курочку, а в курочку — можно перепелку или хоть вот голубя. А в голубя — травки разные ароматные. И все в духовой шкаф. Очень господа это блюдо уважали!
Благо, осенью откормленной птицы было вдосталь, так что проблем не было. Над меню мы возились несколько дней. Кое-что я изменила на свой вкус, но в целом с тинкой Юрсой мы отлично поладили. Пожалуй, если отец захочет забрать ее с собой, трудно будет найти замену.
— Тинка Юрса, а как случилось, что ты из столицы захотела сюда переехать?
Она вздохнула так, что колыхнулся массивный бюст под белоснежным фартуком:
— Ох, ваша светлость, так обидно было место бросать! У меня ведь папаша поваром был первейшим, знаменитым даже! Его сиятельство маркиз переманил нас от барона Зерма. За хорошие денежки переманил! И шесть лет мы отработали честь по чести. Папаша меня всему научал: я его первейшей помощницей была. А потом он простыл и помер, — она кинула решетку молчания рукой, перепачканной в муке..
— Прости, тинка Юрса. Не хотела я тебя огорчать.
Тинка отмахнулась, продолжая яростно месить тесто:
— Чего уж там… Он, хоть и научал меня, а характеру тяжелого был. А маркиз-то взял нового повара, да я с ним не поладила. Собачий он характером оказался: что ни сделаю, все ему не так! Я в храм-то и пошла — совета у брата Астуса спросить. А тут как раз искали старшие братья повариху достойную. А брату Астусу-то я давно известная была, он и папашу моего знал доподлинно. Вот старший брат Вальм-то меня к вам и пристроил. Сперва-то я горевала: кто знает, как оно на новом-то месте. А сейчас думаю: — Спасибо милосердной Маас! Тут я сама себе хозяйка, никаких таких главных поваров надо мной нету.
За две недели до события я сама лично потратила большую часть дня на производство мармелада. Залила воском в больших глиняных горшках и выдохнула — стол обещал быть роскошным.
Несколько дней назад я выбрала из местных деревьев самые яркие, по-осеннему нарядные. Прикинула, какие ветки с какими будут хорошо смотреться. Тилли и Вейта, дочери брата Селона, обещали украсить храм в нужный день.
Платье невесты висело на плечиках в комнате, которую отвели вдовствующей баронессе Ленсор. Оно уже целую седмицу дожидалось новой хозяйки. Я думаю, ей понравится. Я выслушала и учла почти все пожелания, мерки портниха сняла тщательно, а я записала все лично. Ну, если что, вечером можно будет примерить и подогнать.
На кухне стоял дым столбом: начали съезжаться гости, и тинка Юрса с помощницами кашеварила чуть не с полуночи. Пекли пироги с разными начинками и хлеба. Маленькие тарталетки под паштеты заготовили заранее — сегодня гости опробуют.
Я задрала голову и посмотрела в яркое небо, щурясь на солнце. Последние дни стояли просто изумительные. Настоящее бабье лето: тепло, солнечно, но нет изнуряющей жары.
Рука машинально сотворила решетку молчания:
— Милосердная Маас, пусть и завтра будет такая же погода!
Глава 66
В повседневной жизни баронесса Ленсор, как практичная хозяйка, носила немаркие шерстяные и полотняные платья коричневых и буроватых цветов. Но к приезду гостей облачалась в темно-синий, слегка потертый бархат.