Выпив рому, Настя отчего-то словно протрезвела, укрылась пледом и свернулась на диване калачиком.
— Хочу избавиться от контроля.
— За рождаемостью?
— За самой собой, — поправила его Настя. — Понимаешь… — она устроила голову на подушке. — Я ведь уже сто лет как оцениваю каждый свой шаг… Ну, вроде того, присматриваю, как это выглядит со стороны. И, похоже, мне это просто осточертело…
— Плакать сейчас будешь? — поморщился Женя.
— Быть может… Жень, а тебе никогда не кажется, что ты — это как бы два или даже три человека? Один на публику, один — некий загадочный образ, созданный окружающими, о котором ты ничего не знаешь, и еще один — ты, только глубоко внутри самого себя — и об этом тоже ничего не знаешь? Можно мне еще рому?
Женя вздохнул и подлил себе и ей.
— Ой, как хорошо… — Настя закрыла глаза и откинулась на подушки. — Ну?!
— Я знаю, что я за человек, — сказал Женя. — И я знаю, что иногда приходится изображать кого-то еще. Но я всегда понимаю, где я — настоящий, где — всего лишь маска.
— А вот я не понимаю… — вздохнула Настя.
— Поэтому ты — суперзвезда, — предположил он.
— Ну, ты хотя бы можешь полежать со мной рядом? — мяукнула Настя. — Очень хочется к кому-то прижаться.
Он лег, и они вместе заснули.
Больше о сексе речь не заходила — Насте даже нравилось копить злость и неудовлетворенность, да и думать, почему Женя ведет себя именно так, не хотелось: для этого нужно было напрягать мозги.
Так они и жили: ели, спали, плавали на матрасе по бассейну.
Солнце уже не падало на пляж — становилось прохладно, все-таки только конец апреля. Наконец, они встали и потащились домой. С двумя остановками в кафе — сначала Настя объелась пирожными, потом они вдвоем заказали четыре дюжины устриц, а потом долго запивали все это вином со льдом.
— Жень! — окликнула его Настя, когда он, уже дома, вынырнул из бассейна.
Пока он плыл к бортику, Настя в очередной раз оценила его фигуру — плечистый, спортивный, высокий, но несколько мужиковатый: жирок на пузе, бычья шея и замашки не особенно изящные.
— Жень, я, кажется, домой хочу.
— Н-да… — он помотал головой, чтобы вода в уши не залилась. — Мы здесь сколько?
— Месяц, Женя, — Настя сделала большие глаза.
Да-а… Месяц. Офис она оставила на Катю — секретаршу, поначалу каждый день смотрела почту, но вскоре возмутилась — должна ведь она отдохнуть! — и отрезала себя от мира. Что там творится, за пределами Биаррица, Настя не имела ни малейшего понятия. Правда, знакомые, которых они тут встретили, донесли, что во Франции ее фильм очень популярен, но что происходит в России, она не имела ни малейшего понятия. Настя посмотрела только результаты сборов первого уик-энда — и успокоилась, фильм окупился.
— А давай устроим прощальный ужин? — предложила она.
— Ты опять нажрешься как портовая шлюха?
В Женю полетели резиновые шлепки.
— Кажется, она утонула… — Женя проследил за тапкой, угодившей в середину бассейна. — Сделать ей искусственное дыхание?
— Да ну! — отмахнулась Настя. — Она уже старая. Так что?
— Ты не ответила.
— Нет! — воскликнула Настя. — Посидим тихо, выпьем по бокалу коньяка.
— Бокал — это до хрена.
— По сто граммов! Идет?
Вечером Настя красиво оделась — в купленный здесь белый сарафан в стиле ампир и серебристые босоножки на низком каблуке.
Женя вырядился в джинсы и майку.
Они нажарили креветок, купили торт, бутылку «Мартеля», выжали тонну апельсинов и устроились на террасе.
— Жень, ты только не пугайся, но я приготовила торжественную речь, — улыбнулась Настя.
— Только коротко, — предупредил он. — А то я за себя не ручаюсь.
— Спасибо тебе большое! — отрапортовала Настя. — Это были потрясающие каникулы. Без секса.
— Я так и знал…
— Молчать! — перебила его Настя. — И знаешь что? Мне очень хочется немного выпить и задать тебе кучу вопросов.
Женя улыбнулся, посмотрел на нее (тут она заметила, что по типажу он — ну чистой воды Шрек, только симпатичный), а потом наклонился и потрепал ее по щеке.
— Не стоит.
— Что? — Настю смутило то, что ее кожа ответила на его прикосновение. Побежали мурашки.
— Не надо, Настя, разных вопросов. Мне хорошо. Тебе хорошо. Наслаждайся.
И они насладились. Женя шутил, Настя смеялась — все было здорово. А потом, в бассейне, они купались голыми — решили: была не была! — и она его поцеловала.
Это был странный, не от мира сего поцелуй. Призрачный. Насте казалось, она чувствует его не губами, а душой — и это тоже было странно. Странно и приятно.
— Не-не-не… — отстранился Женя.
— Но почему? — Настя ударила руками по воде и чуть не захлебнулась.
— Ты сейчас не со мной, — пояснил он.
И Настя его поняла.
Душой она была там, в Москве, в работе, с мужчиной, который мог бы стать началом новой жизни, а не прививкой от лени. Секс — это ведь так… широко. Секс повсеместно. Дружеские прикосновения, материнские объятия, ласки детей — во всем этом есть своя эротика, а Настя — именно тот человек, который не может определить границу.
Женя — друг. Друг в ее понимании. Что он чувствует — неизвестно, но точно понимает — она его не любит. И она его не хочет так, как каждый раз, который год подряд хочет Пашу Довченко — до помрачения сознания, а хочет, возможно, как друга, как хорошего человека, но не как любовника.
Может, она — тупица, не заметила нежной и призрачной влюбленности, не заметила деликатности чувств, не предполагала, не подразумевала… Сейчас уже поздно махать кулаками, извиняться — лучше пусть остается и эта недосказанность, и потаенная обида, и запоздалое раскаяние.
В Москве было холодно. Настя расковыряла багаж и достала шаль, купленную в Париже на блошином рынке. Она буквально в ногах у Жени валялась, умоляя задержаться на день и заехать на толкучку.
— Вот видишь! — заметила она, замотавшись в кашемир.
— Вижу, — кивнул он. — Ты похожа на гадалку.
— Ты тупица!
— Настя! — из толпы послышался крик.
Настя обернулась и увидела Максима. И сердце у нее затрепетало, как у какой-нибудь наивной школьницы. Она тут же забыла о Жене и пожалела, что была там — в Биаррице — с этим Шреком, а не с Максом, который так этому курорту подходит!
На минуту она забыла о Маше, о Гале, обо всем, что стояло между ними, — и бросилась в его объятия. Радость встречи. Мгновение.
Когда Настя обернулась, Женя ухмылялся. Она погрозила ему кулаком.
Что их удержало от неудобного, антигуманного секса в машине — одному Богу известно. Или Дьяволу.
Но секс начался на пороге квартиры и продолжался до утра. Соскучилась? Интересно, по кому — по Максу или по сексу?
Наверное, это не имело никакого значения, но Насте почему-то важно было знать.
Потом, когда Максим заснул, она закуталась в покрывало и вышла на балкон. Тело пробрала дрожь. Ды-ды-ды… Настя выпростала руку из-под укрытия и прикурила.
Ей хочется определиться — вот что. И не в том — с кем быть, а как жить.
В двадцать лет кажется, что ты все о себе понимаешь, но чем дальше, тем меньше ты в это веришь.
Все усложняется, и уже почти невозможно догадаться, что ты за человек. То самое, настоящее, придавил груз поступков.
Мир предлагает столько разных вещей — и каждая по-своему привлекательна.
Семья? Ну да, а что — воспитываешь детей, бережешь мужа, хранишь отношения.
Карьера? Вполне себе можно подвести черту — вот тут бизнес, а там, за чертой, — личная жизнь, романы и прочие бессмысленные действия, ведущие к потере сна и аппетита.
И нет ничего среднего, потому что одно то и дело перетекает в другое.
Ей хочется быть свободной. Но в то же время ей хочется ощущать рядом человеческое тепло, иметь спутника жизни.
Может, это и хорошо, что Макс изменил ей с Машей — они равны, они знают все друг о друге. Может, это и есть та самая мифическая золотая середина?
Настя заглянула в окно и залюбовалась на Макса — какая же у него красивая, гладкая спина. И он — с ней. Ее мужчина.
Она зашла в спальню, поцеловала его в шею, потеребила за плечо.
— Спишь? — прошептала она.
— Да.
— Макс…
— Бу-бу-бу…
— Ты меня любишь?
— Да, — он повернулся и открыл один глаз.
— И я тебя, — она поцеловала его в уголок рта. — Мне так хорошо с тобой…
Легла, прижавшись щекой к его груди.
— Иди сюда… — он перекинул ее через себя. Прижал. — Давай спать.
Глава 23
Хранить верность — чертовски неприятно.
Но ведь надо хотя бы попробовать, так ведь?
Не зря же люди дают все эти обеты, клятвы… Может, в этом и есть великий смысл — ради отношений с возлюбленным ты отказываешь себе в чем-то. И тогда ваша любовь чиста, как роса (не подмосковная), и все такое.
Макс даже предлагал пожениться, но эту идею Настя отвергла с презрением. Зачем?
Опять вся эта бредятина со свадьбой?
Но вот что она сделала: вывезла его на природу, на Оку, вытащила из багажника гидроцикла белый шарф, намотала на голову, надела на руки кольца с крошечными бриллиантами, и они поклялись друг другу в любви и верности. На верности настаивал Максим — уверял, что эпизод с Машей был величайшей ошибкой, приступом мнительности, и Настя согласилась взять на себя это нелегкое обязательство.
Поначалу было легко — они все время занимались сексом, но вскоре Настя поняла, что дело не в уровне гормонов, а в том, что ей не хватает новизны.
Новый мужчина — это сафари, приключение, а моногамия, пусть даже и с любимым человеком, — нечто усредненное, обыденное.
Готова она променять счастье с единственным на взрыв чувств? Хороший вопрос…
Настя обедала в «Пушкине» с Женей — он ей что-то говорил, а она грезила о мужчине за соседним столом — короткая стрижка, наглые глаза, внешность подозрительная, но одежда — просто класс, а тестостерон так и витает в воздухе…
— Что-то ты заскучала, — ухмыльнулся Женя, обернулся и уставился прямо на Настину сексуальную фантазию. — Я его знаю.