Бабкин почувствовал, что его вот-вот затянет в этот бредовый мир с Жуковым, голубями и разведчиками и необходимо внести хоть какую-то ясность, чтобы скинуть морок.
– Как же вашего дутыша съели, когда вот он сидит?
Он ожидал простого ответа: завел нового, подарил Беркович, наградил маршал Жуков… Но старичок вдруг совершенно преобразился. В глазах его загорелся мистический огонь, плечи приподнялись и сам он стал как будто выше, пальцы затрепетали в воздухе. И подавшись к Бабкину, старичок шепнул:
– Они возвращаются!
Бабкин диковато посмотрел на него.
– Кто?
– Голуби! – старичок захихикал и потер руки. – Голубчики мои! Соседи, злодеи, думают, что они их съели… А птички-то вот где! Живые! Котяточки мои, детоньки мохноногие!
– О господи, – сказал Сергей.
Дутыш скосил круглый глаз, дернул хвостом, и Бабкину на плечо шмякнулась белая лепешка.
«Убью Макара».
– Ищи дальше, – безжалостно сказал Илюшин, выслушав по телефону краткий отчет напарника. Бабкин как раз закончил оттирать с куртки следы жизнедеятельности голубя и, прижав трубку ухом к плечу, понес салфетку в ближайший мусорный бак. От куртки пахло. От салфетки пахло, от рук пахло, а когда он сел в машину, ему показалось, что в салоне только что облегчились несколько крупных дутышей.
Чертов запах въелся и не собирался исчезать.
– А ты что делаешь? – подозрительно спросил он.
– Кофе пью. С пирожным «картошка». Очень, кстати, хорошо его здесь готовят, точно таким, какое должно быть. Даже коньяк не забыли!
– Как же я тебя ненавижу, – с тоской сказал Бабкин и нажал отбой.
Дутыши.
Но теперь, когда он сообразил представляться государственным лицом, дело пошло лучше. Больше никто не подозревал его в дурных намерениях, не угрожал и не кричал. Сергей вычеркивал из своего списка одну фирму за другой и уже начал думать, что все-таки бедных птиц украли из частной голубятни, как вдруг трубка ответила мягким баском:
– Птички цветные? Да, возвратились покрашенные, было дело. Буквально только что. Приезжайте, покажу.
Выруливая на Домодедовское шоссе, Сергей размышлял, много ли коньяка добавляют в пирожное «картошка» там, где пьет кофе Илюшин.
Встретивший его предприниматель оказался до известной степени противоположностью сумасшедшему старичку: он был крепок, румян, убедительно нетороплив в движениях. На Бабкина глянул цепко и попросил предъявить корочки. Сергей невозмутимо сунул ему под нос удостоверение сотрудника метрополитена, наделенного полномочиями останавливать любые поезда, кроме скоростных, двигающихся по маршруту Кале-Фолкстон. Удостоверение это сто лет назад подарил ему Машин сын, купив его в метро, и Бабкин повсюду таскал его с собой – просто так, из хулиганства.
То, что солидный документ выдан на имя гражданина Гуттаперчевого И.В., предпринимателя не смутило. Бабкин давно подозревал, что часть его соотечественников не умеет читать. То ли разучилась, то ли никогда и не умела.
– Пойдемте, покажу наших красавцев.
Бабкина повели мимо небольшого зоопарка. В одной из клеток он увидел пуму, в другой сверкнул изумрудным хвостом павлин и вдруг издал такой отвратительный вопль, что Сергей вздрогнул. Он покосился на пуму – ей, кажется, тоже было не по себе.
– Голуби – они ведь не всякие годятся для свадьбы, – объяснял тем временем его провожатый. – Если выпускать, чтобы летали, это спортивные нужны. Они кружат красиво, а потом возвращаются домой. А если подержать в руках, снимки сделать, так это совсем другая порода. Мы иногда две разновидности привозим: с одной невеста фотографируется, а другую в воздух подбрасывает.
– А почему? – спросил, заинтересовавшись, Сергей.
– Вы что, декоративных голубей не видели? – рассмеялся его спутник. – У спортивного голубя лицо же – как у грузина! У него же – клюв! У него же выражение лица, как будто он с детства сын директора! Невесты видят, пугаются. Птичка должна быть милая, добродушная, чтобы не казалось, будто она сейчас жениха порвет на клочки.
Они свернули и теперь спускались к большим вольерам, где, как догадывался Сергей, обитали голуби.
– Свадебные птицы – это дело такое, тонкое. У них психика должна быть железобетонная. Кто бы их в руки ни брал, кто бы ни тискал, они сидят себе спокойненько и ждут одного – когда их выпустят. А потом сделают пару кругов для отчетности и торопятся домой. Раньше вот как бывало? Конфузы всякие, несуразности. Даже со мной случалось пару раз.
– Жениха обгадили? – понимающе спросил Бабкин, вспомнив дутыша.
– Да вы что! Никогда! Но вот невеста, допустим, заявляет при гостях: чем выше взлетишь, тем больше будет у меня счастья! А этот поганец крылом махнул пару раз, сел на ближайшую ветку и смотрит оттуда, головку наклонив. Мол, какое еще счастье? Радуйся, что тебя замуж взяли! А еще было, что подкинули голубя, а он испугался и шнырь под ближайшую лавку. Фотографы вокруг, камеры щелкают, а жених с невестой его, поганца, выковыривают – он же денег стоит!
– Вы отдаете голубей в чужие руки? – спросил Сергей.
– Привозим по адресу и там оставляем.
– Не боитесь?
– Пока инцидентов не было. Люди хорошие попадались. Кроме этих, которые лапушек моих покрасили. Вот же гады, а! Как их теперь отмывать?
– Птицы всегда возвращаются к вам? – спросил Сергей.
И невольно остановился. За решеткой расхаживал голубь размером с хорошего кота, яркий, словно сошедший с иллюстраций Сутеева. Длинные ноги со шпорами были так густо опушены перьями, что казалось, будто птица надела брюки. Взгляд у красавца был лихой и дерзкий. Сергей всю жизнь был равнодушен к птицам, но у него вырвалось само:
– Этот продается?
– Портос-то? – мельком глянул хозяин. – Продается, чего ж.
– А сколько стоит?
Услышав цену, Бабкин крякнул.
– А прокат голубей сколько стоит? – спросил он.
– По тысяче рублей штука, и за доставку до квартиры беру полторы. Бывает, у нас штук по сорок заказывают. Районные администрации очень это дело полюбили. Как открывают новую библиотеку или школу, обязательно моих голубей берут.
– И все сорок возвращаются к вам? – удивился Бабкин.
Проводник остановился и строго взглянул на него.
– Голубь – птица привязчивая, ее к дому как магнитом тянет. Да и не только их. Был у меня один знакомый прохвост. Ну такой артист! Он на Птичке по праздникам стоял с малюсенькой клеточкой, грязной, тесной… Сам в ватнике, с опухшей рожей. Сразу видно: забулдыга забулдыгой!
– А в клеточке кто?
– В клеточке снегирь. Яркий, нарядный – ну чисто матрешка! На что весь расчет был? Что непременно кто-нибудь остановится и давай птичку жалеть. Красивый же! В клетке! Тесно ему там, бедненькому, тяжко. По забулдыге сразу видно, что он его в ближайшем лесу поймал.
Сергей усмехнулся, поняв, к чему все идет.
– Вот и выкупали снегиря, – продолжал рассказчик. – Как раба из неволи. Эх и много у нас добрых людей, я вам скажу! Кто тысячу готов был отдать, кто пятьсот рублей выложить. Забирали птичку, и – фьюить ее на волю. Лети, мол! Будь свободен! Избавляли, значит, от жестокого владельца. А снегирь пару кругов сделает над рынком – и обратно к хозяину ныряет. Умный был, ласковый. Лет восемь хозяина кормил. А вы говорите, голуби!
Они остановились перед небольшим вольером, и у Сергея упало сердце. На ветке сидели рядышком две птицы: одна голубая, другая розовая.
«Твою мать».
Он понял, что произошло.
Когда-то Сергей снимал квартиру через агента. В объявлении, которое он дал, было указано: ищу однокомнатную, недорогую, в пределах МКАД, без соседей, меблированную.
Именно в те времена у него зародилось подозрение, что многие люди не умеют читать. Ему показывали двухкомнатные квартиры, приводили его в дизайнерские лофты, стоившие больше, чем он зарабатывал в месяц; он приезжал на встречу и обнаруживал, что в квартире нет ничего, кроме унитаза; дюжину раз отменял поездку, проверив адрес и убедившись, что ему вновь предлагают дальнее Подмосковье.
Сергей так и не смог понять: зачем? Зачем ему пытались подсунуть то, что заведомо не могло подойти?
Однажды, взбешенный бессмысленной поездкой, он прижал к стенке риэлтора – молодого нагловатого парня – и внятно спросил, какого черта. Какого черта он отпрашивался с работы, потратил три часа и уйму сил, чтобы увидеть коммуналку, забитую разномастным сбродом.
– Я в объявлении ясно написал: однокомнатная. Без соседей. А ты меня куда привез?
– Да кто их читает, твои объявления? – прохрипел парень. – Больной ты что ли? Всем пофиг, что ты хочешь. Предлагают то, что есть. Не нравится – не бери, в чем проблема!
– А ты ведь и правда не понимаешь, в чем проблема, – с сожалением сказал Бабкин. – В этом корень твоей большой проблемы.
Он не гордился тем, что сделал потом, но иногда вспоминал с чувством легкого удовлетворения.
Сейчас, глядя на нежно-голубую и розовую птиц, явно перекрашенных из белых голубей, он понял, что произошло. Хозяин пропустил мимо ушей слово «зеленые». Его волновали собственные питомцы, а не чужие.
Сергей на секунду прикрыл глаза и представил, как в кондитерском цехе бисквитную крошку щедро поливают коньяком из гигантской бутыли. Когда все закончится, он съест три пирожных. Нет, пять.
– Видали извращенцев? – весело сказал хозяин. – Тоже для свадьбы. Захотели непременно парочку, чтобы один розовый, другой голубой. Вроде как жениха с невестой символизируют. Ну, мне несложно, если идет по тройному тарифу! Забабахал пищевым красителем – делов-то?
Он хохотнул.
– А мыть их как будете? – мрачно спросил Бабкин.
– Никак не буду. Оттенок светлый, сам со временем слезет. За это время, может, еще какие-нибудь придурки захотят цветных голубей. Разболтался я чего-то, – спохватился он. – Вы же хотите на своих зеленых глянуть?
– А они у вас есть? – изумился Сергей.
Хозяин фыркнул:
– Зачем же вы приехали?
Он свернул в узкий проход между вольерами и вывел Бабкина на стену