– Я ничего не хотела вам продавать.
– Тогда идите куда шли. Занята скамейка. – Гуля начала сердиться. Отвлечет сейчас Пашку, и не угомонишь его потом.
Торговка не обиделась, улыбнулась. Пышные рыжие волосы стояли дыбом вокруг бледного лица, как будто она с утра забыла причесаться.
– Понимаете, наша фирма сегодня устраивает розыгрыш. Это беспроигрышная лотерея, вы в любом случае что-нибудь получите.
Гуля решительно мотнула головой. Дураков нет. Сначала говорят, что бесплатно, а потом начнут разводить. Деньги она с собой не взяла, но противно же. Как в навозе испачкалась.
– Пожалуйста, – попросила женщина. – Нужно лишь вытянуть шарик с номером. А я выдам вам приз, и, если хотите, сразу же уйду.
Гуля недоверчиво покосилась на коробки. Красивые… Сразу видно, что с дорогими игрушками.
– А в чем подвох?
– Да нет никакого подвоха, – устало сказала рыжая. – Простите, можно я присяду на минутку? С восьми утра на ногах, никаких сил не осталось.
Вблизи стало видно, что лицо у нее и правда измученное, осунувшееся.
За синяки под глазами Гуля внезапно простила ей и длинноногость, и худобу, и дурацкую футболку.
– А чего бегаете-то? – уже миролюбивее спросила она.
– Да начальство приказало сегодня разыграть все эти коробки до одиннадцати утра. Для них это вроде рекламной акции. А кто в такую рань будет гулять?
– Вы ж их, получается, на халяву отдаете! – удивилась Гуля.
– Да, но кому попало нельзя. Надо, чтобы ребенку досталось.
Гуля совсем подобрела.
– Ладно, давайте сюда вашу лотерею.
Вытащила из мешочка шарик с номером и получила перетянутую скотчем коробку с деревянной машинкой – новой, крепкой. Обрадовалась так, словно это она маленькая и ей вручили чудесную игрушку.
Пока женщина отдыхала, они незаметно разговорились.
Случайный прохожий, идущий мимо полчаса спустя, мог бы услышать обрывок диалога.
– …хороший человек, ничего не скажу.
– Чем же хороший?
– Добрый, ни разу словом злым не обидел. От Пашки не морщится. Я же вижу, как у других от него морды сразу делаются перекошенные.
– А кем работает?
– Не знаю, не говорит. Но богатый. Машина своя, всегда при деньгах. Лекарства привозит, продуктами помогает.
Гуля помолчала.
– Мы ему, конечно, не нужны…
Она сказала это с удивительной простотой и каким-то величавым смирением.
– Откуда вы знаете?
Гуля улыбнулась ее наивности.
– Такое всегда видно. Плохо, что я сама прикипела к нему сильно. – Она вздохнула. – Тимур красивый очень. Ласковый. Я возле него отогреваюсь. Так-то все одна да одна, вон в парк выйти по солнышку – счастье. Лето кончится, начнется грязь да снег. Коляску не протолкнешь. Буду дома сидеть, в четырех стенах, как зверь. А я люблю тепло! – Она мечтательно сощурилась.
– Почему одна? – спросила женщина с какой-то странной тревогой. – У вас друзей разве нет? А семья, родители?
Гуля с улыбкой покачала головой. Про семью говорить не хотелось, она и не стала.
Пашка завозился, изломанными своими ручонками задергал в воздухе. Она поправила на нем сползшее одеяло.
– Знаете, мне самой такие дети прежде казались кем-то вроде инопланетян. Не отсюда. Я смотрела и не понимала: что с ними делать? как жить? Потом этот вот товарищ родился, – она кивнула на инвалидную коляску. – Оказалось, что я теперь тоже инопланетянин! Живет с тобой такое вот существо… И перетягивает тебя на свою сторону. Не в том смысле, что становишься больной. Но перестаешь быть с теми, кто здоровый. Понимаете?
– Кажется, да, – сказала рыжая.
Она очень внимательно смотрела на Пашку. Не понимает, подумала Гуля.
– В общем, стало так: вокруг люди, а мы – инопланетяне. Как с нами обычному человеку общаться? Да и зачем, когда вокруг столько своих. Вот еще какая беда: люди боятся чувствовать настоящее. Пашка ведь многим не нравится. Он неприятный. Нет, правда… что вы головой качаете? На калеку смотреть почти всем противно. И вот этой брезгливости люди в себе пугаются. Понимаете? Не Пашку пугаются, не болезни нашей. А себя. Теперь уже в них инопланетянин завелся – маленький, со щупальцами, покусывает. Вот.
Гуля нагнулась, сорвала травинку, сунула в рот. В лице ее, бледном, немного отрешенном проявилось вдохновение, как будто она рассказывала библейскую притчу маленькому ребенку.
– Помните фильм про Чужих? Американский, страшный такой.
– Помню, – сказала рыжая.
– Сначала Чужие – это все другие, непохожие. А потом раз! – и Чужой уже ты сам. Поживешь-поживешь, поплачешь-поплачешь, понемногу и привыкнешь к себе. В зеркало утром глядишься и думаешь: а ведь у меня и жвалы ничего, и эти, как их… присоски. Выйдешь на улицу, а Чужие-то снова вокруг! Так оно туда-сюда и раскачивается. Я раньше думала, что умнею. – Гуля улыбнулась. – Теперь думаю: нет, просто глупость моя из меня потихоньку вытекает.
Женщина покосилась на инвалидную коляску. Пашка дремал.
– Вы извините, что я на вас нагавкала поначалу, – стеснительно сказала Гуля. – Подходят всякие, начинают книжки дорогущие предлагать. Я сразу нищей себя чувствую.
– Это вы меня простите.
– За что?
Рыжая замешкалась с ответом.
– Я вас отвлекла, – сказала она наконец и отвела взгляд. – Вы отдыхали…
– Что вы! – горячо возразила Гуля. – Знаете, как приятно с хорошим человеком поговорить! Которому ничего от меня не надо. Чтоб не обманщик, не пройдоха какой…
Женщина встала. Щеки ее порозовели. Ну конечно, она ведь рыжая, а они сгорают махом. На солнышке посидела – и готово.
– Можно я вам это все оставлю? – скороговоркой проговорила она. – До свиданья!
Водрузила свои цветные коробки на скамейку – и быстро пошла прочь, Гуля даже попрощаться не успела.
Она немножко поудивлялась такому неожиданному бегству, а потом сообразила: рыжая решила, что ей сейчас в друзья будут навязываться! А у Гули совсем такой корысти не было. Она даже обиделась немного.
Но потом отогрелась на солнце, полюбовалась на неожиданные подарки, и обида ушла.
Рыжеволосая женщина пересекла парк, свернула в ближайший проулок и села в черный джип, припаркованный в тени.
– Получилось? – спросил Илюшин.
Бабкин, ни слова не говоря, поцеловал жену в лоб и протянул ей бутерброд. С утра они выскочили из дома без завтрака, боясь не застать Гулю: Динара предупредила, что та выходит гулять очень рано.
– Отвратительно себя чувствую. – Маша поежилась. – Как будто выманила тайну у ребенка. Бедная девочка…
– Что она рассказала?
– Никакого алиби на понедельник у вашего Садыкова нет. – Маша утвердительно кивнула, глядя на обрадованные лица напарников. – Вчера он не приезжал и даже не звонил. Кстати, вы знаете, что у него есть машина?
– Какая машина? – удивился Макар. – Сестра говорит, он бедняк-голодранец.
– «Тойота-Камри». И не подержанная, а новая.
Маша с аппетитом откусила от бутерброда. Искоса поглядывая на жену, Бабкин подумал, что они правильно сделали, отправив на встречу именно ее. Ни ему, ни Макару, при всем его обаянии, не удалось бы разговорить любовницу Садыкова. А от Машки исходит ненавязчивый интерес, доброжелательное тепло, в лучах которого хочется согреться, и люди открываются ей легко.
– У тебя вид усталый, – с жалостью сказал он. – Доешь, потом рассказывать будешь.
– «Игру престолов» смотрела до утра. Слушайте, ваш красавец определенно врет сестре. У него есть деньги.
– Машину, допустим, он мог брать у приятелей, – задумчиво сказал Макар. – Пустить пыль в глаза.
Маша с сомнением покачала головой.
– Нищей девочке с сыном-инвалидом? Он дважды за год вывозил ее и мальчика в Подмосковье на целую неделю. «Русские зори», дорогой пятизвездочный пансионат. Бассейн, уклон в экологический туризм, рядом поля для гольфа. Это стоит больших денег.
– Слушай, а она не врет? – озадачился Сергей.
– Вряд ли. Она мне с таким вдохновением рассказывала про шведский стол на завтрак, про то, как они с Тимуром и Пашей на лодке плавали по озеру… Кучу подробностей выложила. Говорит, никогда в жизни не бывала в таком красивом месте.
Бабкин быстро записывал.
– Маш, часто этот хмырь ее навещает?
– Раз в неделю, иногда реже.
– А Динара утверждает, что он через день у любовницы. – Макар коротко насвистел какую-то песенку. – В общем, братцы, как и предполагали, мы с вами имеем лжеца. Деньги у него есть. Где он их добывает, если не работает? Или ему жена подкидывает на отдых с любовницей?
– Я же говорил, сестра ничего о нем не знает! – гнул свое Сергей.
– Он солнечный парень, теплый, – вдруг сказала Маша. – Ничего не обещает, но ничего и не требует. И сквозь пальцы утекает, как вода. Гуля говорит, пыталась его расспрашивать о жизни, о семье, но он просто улыбался и молчал. От другого человека это было бы обидно, а от него нет.
На заднем сиденье Илюшин взмахнул рукой, выгоняя случайного комара.
– Отлично, наши догадки подтвердились. Что дальше?
Сергей полностью открыл свое окно, чтобы по салону свободно шлялись сквозняки. Ветер взъерошил светло-рыжие волосы его жены, и Бабкин с трудом удержался от ласкового жеста. Он стеснялся.
Временами ему казалось, что рецепт счастья найден. Женщина, которую любишь; друг, которому доверяешь; работа, которая в лучшие дни не кажется таковой. Он помнил те годы, когда работал в милиции. Оперативник из Сергея получился отличный, и дело было ему по душе. Но в нем всегда жило понимание: это лишь занятие, которым ему повезло зарабатывать на жизнь. А рядом с Илюшиным как-то так хитро получалось, что их работа стала образом жизни, позволявшим зарабатывать на другие занятия. Например, скалолазание, которым он недавно увлекся (инструктор, кажется, боялся, что новый ученик обрушит ему стенку, но молчал).
Рядом с Илюшиным жить было легко. Непросто, но легко.
Задумавшись над этим противоречием, Сергей покосился на друга. Его занимал вопрос, как тот собирается изъять диадемы у Садыкова.