Но Илюшин думал о другом:
– У него были сообщники, минимум три человека. Где он их нашел, если не на работе?
– Кстати, о его тунеядстве мы тоже знаем от Курчатовой, – напомнил Сергей. – А ее словам доверять нельзя.
– Надо бы помотаться за ним денек-другой. Тачку быстро найдешь?
– Найду. «Реношечку» какую-нибудь серенькую.
– А эта вас чем не устраивает? – удивилась Маша.
В салон залетел то ли второй комар, то ли соскучившийся первый.
– Слишком приметная. – Илюшин снова замахал на него руками, но комар ловко уворачивался и пищал ругательное. – Даже очень ненаблюдательный человек быстро заметит, что за ним по пятам ездит здоровенная черная дура.
– Сам ты здоровенная черная дура, – обиделся Бабкин. – Нормальный паркетник. Не гони!
Илюшин уже не слушал. У него пискнул телефон: «Новое сообщение».
– У меня тут вопрос назрел, – сказал Сергей. – С чего ты взял, что удастся сесть Садыкову на хвост? Он вчера взял диадемы, сегодня запрется в квартире и станет бухать.
Илюшин молчал. Маша откинула сиденье и сонно возразила:
– Он непьющий.
– Ну просто в телевизор будет тупить, – не сдавался Сергей. – Зачем ему выходить из дома? За сигаретами жену пошлет.
Маша отыскала глазами часы.
– Садыков выйдет из дома через… дай сообразить… около двенадцати.
– Откуда ты знаешь?
– У него тренировки в «Бешеном гризли» три раза в неделю. В час дня.
Макар отложил телефон:
– В «Бешеном гризли»?
– Так Гуля сказала.
– Слышь, начальник, – растягивая слова, прогнусавил Бабкин. – Я вот не могу позволить себе такой дорогой спортклуб, да еще и трижды в неделю. Зарплату мне поднять не хочешь?
– Ты и без клуба бешеный, – думая о чем-то своем, сказал Илюшин. – Незачем усугублять. Маша, ты знаешь, что он вчера сделал?
– Что?
– Убью! – пригрозил Сергей.
– Убьет, – загрустил Илюшин. – Позже я тебе расскажу, как отличился твой супруг. Теперь к делу. Маш, номер «Тойоты» Садыкова случаем не известен?
Она с сожалением покачала головой.
– Даже для Машки это было бы чересчур, – хмыкнул Сергей. – Достаточно того, что знаем марку. Ты мне фото героя распечатал?
– Держи.
Фотографию брата Динара Курчатова сбросила Макару на телефон, но Бабкин, по его собственному выражению, был ретроград и всем электронным носителям информации предпочитал старые добрые бумажные.
– Поставь маячок на машину, – сказал Макар. – И если получится, пройди за ним в тренажерку. Парень занимается трижды в неделю, сообщников мог найти в зале.
– А сидеть за меня ты будешь? – флегматично поинтересовался Сергей. – Маячки у нас запрещены законом.
– Тебе это помешает?
Бабкин ухмыльнулся:
– Поставлю, черт с тобой. Что еще?
– С татуировкой след дохлый. Как мы и думали.
– Кто сказал?
– У меня есть знакомый, который держит свой салон, я надеялся, его мастера что-нибудь подскажут. Он мне только что написал. Все они в один голос твердят, что по нескольким словам из песни клиента отыскать невозможно. Вот если бы он все пять куплетов набил, тогда еще можно было на что-то надеяться.
– Значит, идем за Садыковым, – подытожил Бабкин. – А ты пока решай своим гениальным мозгом вторую часть задачи: где прячут Гройса.
Макар задумался. Обрадовавшийся комар подкрался к нему и стыдливо куснул за плечо.
– Черт! – Илюшин хлопнул по руке, но промахнулся.
Ветер закрутил на асфальте пылевой смерч. Комар, хохоча во все горло, выскочил наружу и умчался навстречу набирающему силы летнему дню.
Картошка, картошка… Грязная дешевле, чистая дороже. Гуля делала так: покупала ту, что в земле, отмывала, раскладывала по пакетам и клеила сверху ценник. Этот маленький самообман на следующий день дарил ей несколько приятных минут, пока она воображала себя разбогатевшей.
Ожидая, когда закипит вода, Гуля принесла на кухню подарки случайной знакомой.
Она распаковывала одну коробку за другой с доверчивым предвкушением ребенка, облагодетельствованного богатой родней. Деревянная машинка, так приглянувшаяся ей; конструктор, собрать который Пашке, конечно же, не под силу; алфавитные кубики; маленький пластиковый дракон с зубастой пастью. Дракон ее заворожил. Гуля погладила шипастую спину, перевернула его кверху брюхом.
На животе дракона было выцарапано ручкой «Фарамир».
Несколько секунд Гуля смотрела на него, не понимая, как на фабричной игрушке могла оказаться эта надпись. Но упаковка рассеяла ее недоумение. При внимательном рассмотрении Гуля заметила то, что не бросилось ей в глаза сразу: коробка была дракону великовата. Он продавался не в ней.
У этой вещицы прежде был владелец.
В комнате закряхтел сын. Гуля отошла, чтобы успокоить его, и вернулась сосредоточенная и хмурая.
Она внимательно осмотрела все коробки. Кроме первой, драконьей, остальные подходили. Но их открывали прежде. Гуля видела следы, замаскированные полосками скотча. Видела помятости, потертости.
Брезгливо отодвинув подарки, она вспомнила детали утренней встречи. Мелкие подробности, которым она не придала значения, теперь пульсировали перед глазами, взывая: «смотри на нас! смотри!»
Руки. У рыжей был безупречный маникюр. Салонный, с гелевым покрытием.
Одежда. Джинсы с майкой не показались Гуле дорогими, но яркие кроссовки запомнились. Она вбила в поисковик название – «Нью баланс» – и ахнула, увидев стоимость одной пары.
Запах. Чем-то пахло от рыжей тонким, нежным, цветочным, словно пион пронесли неподалеку.
«Какая же я дура».
Картошка требовательно булькала в кастрюле, но Гуле было не до нее. Она нашла в сумке телефон.
– Тимур? Да, знаю… знаю, прости. Послушай, кое-что случилось. Ко мне подходила женщина, расспрашивала о тебе. Худая такая, лицо бледное. Притворилась, будто продает игрушки. А сама старые мне подсунула, ими уже играл кто-то.
Она чутко уловила, как его раздражение сменилось тревогой.
– Волосы рыжеватые такие. Глаза? Не знаю… серые, кажется. Про работу твою, про нас… Как мы отдыхали…
Гуля сжалась, вспомнив, как много она выболтала этой лживой дряни. Ей захотелось плакать.
– Тимур, это из полиции? Они выслеживают тебя?
Он забормотал что-то утешительное. Нет, не из полиции. Он ничего не сделал. Это от одной старой знакомой… Мстительной знакомой… Он с ними разберется. Пусть она не переживает, она умница и молодец.
Ласковое журчание его голоса омывало ее, страх и тоска утекали.
– Они не навредят тебе? – уже спокойнее спросила Гуля.
Ни в коем случае, заверил Тимур. Это просто глупые и жадные люди, они могут навредить только самим себе.
– Когда ты будешь с ними разговаривать… – сказала Гуля. – Если тебе попадется эта рыжая… Ударь ее и скажи, что от меня. Пожалуйста.
В квартире Гройса было чисто и тихо. Уходя в прошлый раз, Илюшин прихватил с собой запасной комплект ключей – интуитивно, не рассуждая. Сегодня они пригодились.
Он медленно обошел спальню, бездумно скользя взглядом по стенам, шкафам, кровати… Провел пальцем по прутьям клетки: тр-р-р-р!
«Где же ты, старый мошенник? Динара Курчатова солгала. Мы потеряли четыре дня, убежденные, что ты валяешься в какой-нибудь гнусной съемной хате под воздействием снотворного, но в безопасности. С каждым новым днем наши шансы найти тебя живым все меньше».
Макар заново прошерстил файлы, просмотрел записи старика. Он напоминал себе глупца, который ищет на безмятежной водной глади следы лодки, унесенной рекой. Надо бежать вниз по течению, а не рассматривать волны.
Но куда, куда бежать?
Он крутился в квартире, точно пес в пустом дворе, нюхающий воздух в надежде учуять забытую кость. Вот что я делаю, подумал Макар. Нюхаю воздух.
Он остановился перед книжным шкафом. Толстой, еще один Толстой, Лесков, Мельников-Печерский, историческая литература, мемуаристика… Все истрепанное, захватанное, потертое…
Интересно, порадовал бы Гройса ридер? Стал бы старик пользоваться им? Закачал бы туда две тысячи текстов, которых хватило бы до скончания века?
Нет, вряд ли. К его возрасту уже отбираешь книги, как людей. Десяток знакомых, дюжина приятелей, трое действительно близких, к которым можно прийти с любой бедой.
Где эти трое?
«Что ты чаще всего доставал из своего шкафа, старик?»
Илюшин всерьез задумался, что любил перечитывать Гройс. Он отвлекал себя, занимал голову пустяками, создавая ничего не значащий информационный фон, позволяя своим мыслям лениво скользить, не задерживаясь ни на одной идее всерьез.
Да у него и не было идей.
«Толстой?»
«Чехов?»
«А, вон Салтыков-Щедрин стоит, полное собрание сочинений».
Илюшин открыл стеклянную дверцу. Послышался шорох, словно десяток летучих мышей вырвался из пещеры, и с верхней полки на Макара посыпались журналы. Они планировали на пол, распахивая на лету страницы, с которых улыбались обнаженные девицы. Брюнетки, блондинки, азиатки, негритянки, кудрявые и стриженые, пышнотелые и худые – здесь были девушки на любой вкус. Гройс не отдавал предпочтения какому-то одному типажу. Он ценил женскую красоту во всех ее проявлениях.
Макар присвистнул. Перед ним, призывно раскинувшись, поблескивали глянцевыми листами журналы «Плейбой». Восемьдесят девятый год… девяносто второй… две тысячи пятнадцатый…
«Похвальная верность традициям!»
Он захохотал и стал собирать журналы. Чехов, Чехов…
Пока Макар распихивал сокровища Гройса по полкам, взгляд его привлек красный корешок. Сперва он обратил внимание на цвет, затем прочел название и ошарашенно протянул: «Э-э-э-э».
«Высокая кулинария. Девяносто девять способов жарки рыбы в ее отсутствие».
Что за чушь?
Вытащив книгу, Илюшин обнаружил, что это дневник. Похоже, старик заносил сюда всякие мелочи: стоимость продуктов, напоминание об именинах домработницы (внизу был перечень возможных подарков), отзыв о ресторане… Запись за четвертое июня: «Елена Одинцова. Спросить, откуда узнала телефон».