«Черт бы побрал обоих ювелиров».
Он попытался разузнать другие подробности их встречи, но Одинцовой почти нечего было добавить.
– Он постоянно ежился, как будто ему холодно, – вспомнила она. – Хотя в комнате было тепло, да и на улице в тот день стояла прекрасная погода. Я была огорчена, что приехала напрасно, и боюсь, мы расстались довольно быстро.
Перед прощанием Одинцова очень мило извинилась, что не может пригласить Илюшина в дом.
– Я бы с радостью угостила вас морсом. Хотите домашнего морса?
Макар представил, чем отзовется ему домашний морс, когда он застрянет в пробке, искренне поблагодарил и отказался.
– Чарли, пойдем домой!
Пес заискивающе вильнул хвостом, словно извиняясь за непослушание, скакнул в сторону и скрылся в глубине сада.
На обратном пути Илюшин размышлял о новых фактах. Гройс не показался Одинцовой тем здоровым, разумным, бодрым, полным сил человеком, каким описывали его друзья. «Имя забыл… Соавторствовать желал…»
– Еще и гостиница!
Последние годы старик владел небольшим отелем, который, если верить ювелирам, он оставил внучке или племяннице. Если его бормотание о гостинице относилось именно к «Чайке», значит, дело могло тянуться в прошлое Гройса или было связано с его родственницей. А вот если он не чувствовал себя дома в безопасности и хотел смыться подальше, сняв где-нибудь номер…
Макар чертыхнулся и завел мотор.
Тимура Садыкова, выходящего из здания спортивного клуба, Сергей Бабкин узнал, как ни странно, не по фотографии, а по описанию Маши. Ни разу не встречаясь с ним прежде, она, поговорив с его любовницей, назвала Тимура «солнечным парнем». Услышав эту характеристику, Бабкин недоуменно усмехнулся, но едва Садыков показался на пороге, догадался, что имелось в виду.
Высокий черноволосый мужчина с мальчишеской улыбкой забросил сумку на плечо. Смуглый, белозубый, он походил на героя прерий с рекламных плакатов «Мальборо». «Мог бы быть актером», – подумал Сергей, но сразу понял, что для актера Садыков слишком зауряден. Он притягивал внимание именно жизнерадостностью, выражением какого-то веселого ожидания на красивом лице, будто мир только и делал, что преподносил ему приятные сюрпризы.
За ним вышли еще четверо. Бабкин сразу подобрался.
Садыков был в этой компании своим, и если не руководил, то, во всяком случае, пользовался авторитетом – это было видно по тому, как к нему обращались, по улыбкам, появлявшимся на лицах, едва он начинал говорить, – по десятку мелких признаков, заметных внимательному наблюдателю.
Бабкин рассмотрел группу поддержки Тимура.
Один – боксер. Самый низкорослый из всех, сутулый, с носом затейливой конфигурации. Бабкин сам занимался боксом и своих узнавал с полувзгляда.
Еще двое – мускулистые молодые ребята лет двадцати пяти, неуловимо напоминающие пару агрессивных гусаков.
Четвертый – длинный, тощий, с дергаными движениями – навел Сергея на мысль, что перед ним наркоман. Лицо у него было отталкивающее – с очень длинным, будто прорезанным ртом, непропорционально большим для узкого вытянутого лица.
Он успел сфотографировать каждого, пока они разговаривали. Тощий закурил, Садыков недовольно разогнал ладонью дым и пожал руки приятелям. Шагнув на ступеньку вниз, он рассеянным взглядом обвел стоянку. Стекла у арендованной машины были не тонированные, прятаться Бабкину было негде, так что он притворился дремлющим. Скромный «Рено», который в уличном потоке был незаметен, как мышь среди собратьев, на парковке выглядел бедным родственником.
Следуя за Садыковым по проспекту, Бабкин пытался угадать, куда он едет. Не выбрал путь домой, проехал поворот к любовнице…
Белая «Тойота» свернула в переулок. Многоэтажки, высокие и безликие идолы нового города, сменились хрущевками. Плескались листья, раскачивалось белье на ветру, монотонно громыхал трамвай на параллельной улице, и в этом было столько уюта, что на секунду Бабкин забыл, куда и зачем он едет.
Но тут у машины Садыкова замигал поворотник.
«Куда же ты, голубчик? Или у тебя здесь еще одна подружка?»
Сергей проехал мимо «Тойоты», и сердце у него забилось чаще. На первом этаже дома он заметил неброскую вывеску «Ломбард».
Он резко затормозил – сзади возмущенно засигналили – и вильнул к бордюру. Черт, черт!
Беззвучно завибрировал телефон. Макар!
– Садыков возле комиссионки, – торопливо проговорил Бабкин, не отрывая взгляда от «Тойоты».
Илюшин соображал быстро.
– Сволочь! – в сердцах сказал он. – Уже идет к ней?
– Нет, торчит в машине.
– И у него с собой спортивная сумка.
– Ну еще бы! – с горечью сказал Сергей. – Он же, падла, как раз из клуба.
– Люди вокруг есть?
Бабкин огляделся. Улица тихая, но мимо время от времени проезжают машины, да и на балконах наверняка сидят старички, выползшие погреться. Он прекрасно понимал, о чем в действительности спрашивает его Илюшин. Возможно, они оказались правы в своем нелепом предположении. Садыков, похитив диадемы, не придумал ничего лучше, чем оставить их в клубе. В комиссионке его ждет «барахольщик» – скупщик краденого, от которого диадемы уйдут уже совсем в другие руки. Уплывут сверкающими золотыми рыбками с бриллиантовой чешуей.
Если так, Садыков выйдет из машины с сумкой. Их единственный шанс вернуть украденное клиенту – вырвать ее и сбежать.
– Грабителя из меня лепишь, – вздохнул Сергей. – Под монастырь подводишь, начальник.
– Так что с народом?
– Встречаются экземпляры… единичные…
– Тогда сиди, не дергайся.
Бабкин хмыкнул. Макар верно истолковал этот звук как намерение перейти к активным действиям.
– Слышь, дружище, не дури, – попросил он. – Ну не повезло в этот раз. Бывает. Ты с самого начала говорил, что дело провальное. Я ошибся.
– Что ж он, сука, затаился… – пробормотал Сергей.
– Засветишь номер тачки, тебя мигом отыщут. Все, отбой, черт с этими диадемами.
– Ну как же черт. Там сапфиры. Бриллианты! Эти… черные… как их…
– Серега, я сказал – отбой.
В голосе Макара зазвучал металл.
– Выходит! – встрепенулся Бабкин.
– Сиди на месте!
Садыков потянулся, покрутил головой, разминая шею. И двинулся к ломбарду.
– Не вздумай рвать сумку! – отчеканил Илюшин.
– Да нет у него никакой сумки, – усмехнулся Сергей.
– Нет?
– Не-а. Пустой идет. И руки на виду.
– А рюкзак? Борсетка? Портфель?
– Авоська? Кошелка? Саквояж? – передразнил Бабкин. – Макар, расслабься. Он отсюда как на ладони. Диадем у него точно при себе нет.
– Славно! – совсем другим тоном сказал Илюшин. – Сбрось мне пока адрес этого ломбарда. Попробую узнать, кто там сидит. Ты его случайно через окна не видишь?
– Нет, они в рекламных щитах. Зайти внутрь? Рожу светить не хочется.
– И не надо. Жди снаружи, потом аккуратно веди его дальше. И Серега!
– Чего? – спросил Бабкин, наблюдая за входом в магазин.
– Ключевое слово – аккуратно.
Дожидаться Тимура Садыкова пришлось около получаса. За это время в ломбард не зашел ни один посетитель. Бабкину очень хотелось выбраться из машины, слишком маленькой для его габаритов, но он опасался, что Садыков выйдет именно в этот момент.
Нетерпеливый Илюшин позвонил снова.
– Что у тебя там?
– Тачка мне жмет, – мрачно сообщил Бабкин.
– Тесная?
– Как водолазный костюм.
– А мне, знаешь, просторно, – мечтательно протянул Илюшин. – Столько места! Есть куда ноги вытянуть.
– Угораздил же черт связаться с мелкой пакостью, – с тоской сказал Сергей.
Макар в ответ укоризненно заметил, что очень некрасиво с его стороны так говорить о своей жене, и нажал отбой, пока Бабкин не начал рычать.
– Ну где ты там? – проворчал Сергей, адресуясь Садыкову.
Он представил, как внутри Тимур договаривается о продаже диадем. «У меня тут две одинаковые штуковины… Не спрашивайте!» Хорошо бы взглянуть на эти диадемы. Интересно, определил бы он, где произведение ювелирного искусства, а где подделка?
За дверью мелькнул силуэт.
– Договорились что ли? – пробормотал Бабкин.
Садыков вышел, беззаботно крутя на пальце ключи от машины.
– Куда теперь, голубь ты наш?
Голубь поехал домой. Сергей проводил его до знакомого двора, убедился, что Садыков вошел в подъезд, и с облегчением выбрался наружу.
«Господи, как будто снял обувь, которая мала на размер!»
Он доковылял до ближайшей скамейки, вытащил сигарету. Подумал «Я не курю» – и закурил. Сидел, с наслаждением выпуская дым, и пытался вспомнить, зачем бросил когда-то. Тренировки и курение плохо сочетаются, это понятно. Может, надо было бросить тренировки?
Он докурил, посидел еще немного, чувствуя себя вараном, греющимся на скалах. Илюшин спрашивал про старость… Когда начинаешь ощущать себя не млекопитающим, а холоднокровным – это оно.
Дверь подъезда, в котором жил Садыков, приоткрылась, выпуская мальчишку на самокате. Сергей добежал прежде, чем она захлопнулась.
Пожилая консьержка воззрилась на него через окно своей комнатушки. Из учительского пучка торчали две длинных шпильки. Она напоминала муравья, который шевелит усиками, присматриваясь к залетевшему в муравейник майскому жуку.
Рука Бабкина нырнула в карман за удостоверением.
Консьержке, как и владельцу голубятни, оказалось достаточно обложки. Бабкин все ждал, прочтет ли кто-нибудь, что он имеет право тормозить поезда, спросит ли, пользовался ли он этой возможностью. Но пока таких не встречалось.
– Опять зеркала скрутили? – спросила женщина, едва открыв дверь. – Я ничего не видела!
– По зеркалам к Вакулину, – веско ответил Бабкин. – Я по другому вопросу. Вы вчера работали?
– Ну я…
– Садыков Тимур в какое время покинул квартиру?
– Да откуда ж я знаю…
Бабкин нахмурился.
– А журнал?
– Какой журнал?
– Вы записываете передвижения жильцов? Гостей, доставщиков, визитеров?
– Нет…
– Плохо! – отрезал он. – Что за безалаберность! С домоуправлением уже провели одну беседу. Теперь, значит, будем проводить