– Это ты хотела, чтобы я к ней ушел. А я тебя не разубеждал.
Она собиралась возразить – и промолчала. Это была правда. Она надеялась, что в один прекрасный день Тимур придет к ней с известием о разводе. Молодая, нежная, ласковая Гуля будет любить ее брата как надо. И Динара сможет приезжать к ним в дом, а не прятаться по дешевым забегаловкам. Тимур будет растить чужого мальчика, а потом они родят своего, и у нее появится племянник, которого она станет баловать. Надежде уже за сорок, она не желает детей. А Гуля немногим старше самой Динары.
Она действительно распределила роли для всех и мягко, но неуклонно подталкивала брата туда, где ему было бы хорошо.
Где им всем было бы хорошо.
Если можно купить за деньги влюбленность, благодарность, счастье – почему бы этого не сделать?
– Я старалась ради тебя, – сказала она наконец. – Вы с Гулей… Вы были бы отличной парой! Надежда тебя обижает…
Тимур захохотал. Он так смеялся, что у него даже сигарета выпала. Две школьницы, бредущие мимо, засмотрелись на него, и Динара с трудом удержалась, чтобы не шугануть их: а ну брысь! Прочь, мелюзга! Нечего таращиться! Это мой брат, а не чужой красивый мужчина, не смейте поедать его глазами!
– Ты ж моя маленькая сестренка! – Отсмеявшись, он погладил ее по руке. – Наивная совсем, глупенькая… Надежда на меня орет, но она же меня обстирывает, обхаживает, носки мне гладит, на рынок с утра бежит, к обеду харчо уже в кастрюльке булькает, котлетки шкворчат. Может, конечно, и полотенцем огреть, – он подмигнул, как будто его это веселило («Так и есть», – подумала Динара). – Но я у нее как у Христа за пазухой? Если, не дай бог, заболею, Надька надо мной в лепешку расшибется. А у Гули что?
– Гуля добрая. Ты сам мне рассказывал!
– У нее сын-инвалид! Какое там харчо, какие котлетки. Никогда она за мной так ухаживать не станет, как Надежда. Ребенок из нее все силы вытягивает, все соки высасывает. А мне что останется? Нет, сестренка, я на такое не согласен. Роман покрутить пару лет, да хоть десять – это всегда с радостью. А семейная жизнь – дело такое, ответственное. Жену надо не по симпатиям подбирать, а с умом.
Он досадливо щелкнул языком. Все-таки с мужиками проще, они такие вещи сами с полуслова понимают. А женщины глуповаты. Даже сестра – хоть и хорошая девчонка, но видно, что ей не по нраву его объяснение. Взгляд пустой, лицо потемнело. Что-то кипит у нее в голове – детский супчик из грязи, песка, листьев и дождевой воды. Получается несъедобное варево, только куклам разливать в игрушечные тарелки. А здесь взрослая жизнь, не игра в песочнице.
До чего же жаль, что эти двое, устроившие вчера такую заварушку, все ей рассказали.
– Я вот думаю, – медленно сказал Тимур. – Кому нужна правда? Зачем ее в культ возводят? От правды только хуже. Не узнала бы ты моих секретов, все были бы счастливы. Ты бы считала, что твои деньги идут на благородное дело. Тебе от этого приятно: вроде не впустую небо коптишь, содержишь инвалида… Сразу появлялся смысл у твоего брака! Ты не отпирайся, я же понимаю! И Гульке было хорошо: я им лекарства привозил, баловал ее… Про себя я тебе уже рассказал. А теперь что? Ты ведь мне больше ни копеечки не дашь?
– Не дам.
Он с сожалением вздохнул.
– Вот видишь. Я об этом и говорю. У всех все рухнуло. Всем плохо, только твоим двоим правдорубам хорошо.
У него оставалась надежда, что она передумает. Во взгляде ее что-то мелькнуло… И лицо как будто ожило.
– Какая же ты сволочь, – почти спокойно сказала Динара. – Лживый, ленивый альфонс.
– Зачем обзываешься? – огорчился Тимур. – Грубостей не хочу слышать. Ты женщина, тебе нельзя!
Вместо того чтобы извиниться, Динара вполголоса произнесла несколько фраз. Тимур вскочил. Даже от мужчин на стройке он не слышал такой грязной брани и никогда не думал, что его маленькая сестра может произнести вслух подобные слова. Динара уже ушла, а он все топтал растерянно окурок, думая о том, что следующий месяц в клубе у него не оплачен.
Василий уже четыре часа рубился в старый добрый «Мортал комбат», изредка отвлекаясь на пиво. Хорошая вещь игра – забиваешь ей голову, как коробку пенопластом: вроде и легкая, и внутри не осталось свободного места. Ни одна дурацкая мысль не поместится.
В дверь постучали, и прежде чем он успел крикнуть «открыто», вошла Динара.
Сразу выяснилось, что пенопласту на то, чтобы сжаться в микроскопический шарик, хватает пары секунд.
Василий закрыл игру и поднялся.
Уезжала она в джинсах и короткой кожаной курточке – он следил за ней в окно, – а сейчас переоделась в платье. Легкое, тонкое, в мелкий цветочек. Оно ей и шло, и не шло. Она в нем была какая-то другая, непривычная… И босоногая!
Василий заставил себя не смотреть на ее маленькие ступни.
– Чего тебе?
Получилось грубо, но это даже хорошо. Чего с воровкой церемониться.
Он так радовался своей идее запустить ей на компьютере «шпиона»! Представлял, как она танцует, как раздевается… Может, даже ласкает себя! При одной мысли об этом пересыхало во рту. «Я же ничего плохого не делаю, – успокаивал себя Василий. – Пару дней понаблюдаю… Вдруг она отцу изменяет!»
Предположение отдавало бредом. К Динаре никто не приходил, да и не мог прийти: Альфия бдительно следила за моральным обликом невестки. «Она же хитрая. Мало ли что придумала!»
Он приник к экрану компьютера как раз в тот момент, когда Динара вернулась к себе с паспортом свекрови.
Следующий час Василий, онемев, наблюдал за ее перевоплощением. Он не сразу понял, что делает Динара, а поняв, долго не мог поверить. И лишь увидев, как она выкладывает на стол диадему, выругался. Офигеть! Динарка ее украла!
Проследить за ней оказалось несложно. Самоуверенность Динары поубавилась бы, узнай она о том, что попалась в ту же ловушку, что и Гройс. Василий видел, кому она отнесла украшение. Он не был дураком, и вспомнив, что у бабки приближается юбилей, сообразил, что затеяла мачеха.
Его разбирало бешенство пополам с восхищением. Хитрая стерва! Первой мыслью было рассказать все отцу, но внезапно Василий осознал, что теперь он полноправный участник игры.
И может выиграть кучу денег.
Отец контролирует его. Даже карманные приходится клянчить, унижаясь и ползая на брюхе. Бабка гоняет его, Динара вообще не дает ни рубля… И вот у него появился шанс разбогатеть!
Он продаст диадему, а виноватой останется Динара.
Никто никогда не узнает, что именно он ограбил ювелиров.
Позже Василий сам изумлялся той необычайной легкости, с которой им удалось провернуть все дело. Как будто они вновь стали мальчишками и играли в гангстеров.
Игрушечные автоматы купили в детском магазине и дома вынули оранжевые заглушки. Пластиковые, шершавые, с зазубринами на стволах, они смотрелись страшнее, чем настоящие. Только видно было, что очень легкие. Один из друзей придумал утяжелить их гречкой, и стало хорошо.
Голубей обработали зеленкой из пульверизатора. Хохотали так, что чуть не довели бедных птиц до сердечного приступа. Василий их сначала жалел, а потом подумал: зато красиво! Вернутся в свою голубятню, будут рассказывать, как в Африку летали. В провинцию Замбезия.
Машину взяли у Вадима, его же и обрядили в платье невесты, позаимствованное втихомолку у старшей сестры. Снова хохотали так, что чуть не описались, пока закрывали фатой его усатую морду.
Василий до самого конца не верил, что у них получится. Все это было… не всерьез. Понарошку. И только когда остался один с двумя узкими коронами, совершенно одинаково сверкающими под настольной лампой, понял, что ему удалось совершить.
«Продам их, – думал он, не отрывая взгляда от синих камней. – Елки, куча денег! С пацанами поделюсь. А потом уеду. Буду сам по себе жить, в Новую Зеландию смотаюсь, там «Властелина колец» снимали… На Кубу рвану. Там девки! С задницами, и все танцуют, и дают за копейки…»
Будущее пьянило.
В будущем он был свободен и богат.
А главное, никто не станет его подозревать.
Разве он украл диадему из банка?
Разве он принес ее мошенникам в ювелирном?
Оставалось решить серьезный вопрос – как сбыть драгоценности. Василий не раз слышал от бабки об Антуане Турне и догадывался, что не сможет продать диадемы в ближайшем ломбарде. Нужно разломать их, вытащить камни. Пусть в итоге выйдет дешевле, зато безопасно.
Он договорился с приятелем, нечистым на руку, что тот наведет справки насчет скупщика, не задающего лишних вопросов.
Сегодня тот должен был известить о результате. Вася ждал его звонка с минуты на минуту, а пока забивал голову «Мортал Комбатом».
И тут пришла Динара.
– Чего тебе?
Она молча шагнула вперед. На губах ее заиграла странная полуулыбка. Глаза эти… черные, в которых зрачок сливается с радужкой, и из-за этого возникает странный эффект – как будто она всматривается в тебя, но не видит.
Динара сделала еще шаг.
Маленькая, прелестная, грациозная как зверек. Платье ей чертовски шло. Отчего ему могло показаться, что это не так?
– Это моя комната, – слегка охрипшим голосом сказал Василий. – Ты дверью не ошиблась?
Молчит, смотрит, улыбается. Не высокомерно, как всегда, не усталой понимающей улыбкой взрослой женщины, вынужденной терпеть рядом такую вонючую тварь как он. А как девчонка – нежно, лукаво, призывно.
– Говорить-то будем? – сделал еще одну попытку Василий.
Шаг, другой, третий. Легко, словно она невесомая. И вот уже стоит совсем рядом, смотрит на него снизу вверх, и пахнет от нее горькой полынью, луговыми травами, звездами в черном небе и талой водой, пахнет сладким грехом и пьяным медом, диким зверем и нежным шиповником.
Василий застыл, не в силах шевельнуться.
Тонкие сильные руки обхватили его, горячие губы прижались к его губам, и его закружило, уволокло в темную глубину, на дно омута.
Он целовал ее так, как ни одну девчонку до нее. Кажется, исцарапал своей отросшей рыжей щетиной, а еще сдавил слишком сильно, так что косточки хрустнули, но она не отстранилась, а только рассмеялась, и он снова прижался к ее губам. Его охватило безумие, счастливое помешательство, в котором не было никакого отца, никакого его брака, а были только они вдвоем, не разделенные ни долгой ненавистью, ни презрением, ни кражей.