— Женские губы должен кусать только мужчина.
И снова отходит, освобождая для взгляда простор и будто бы предлагая найти кого-нибудь подходящего.
Но я вижу только Петра и его.
Да и то дворецкий уходит.
Мы остаемся одни в тихом доме.
ГЛАВА 17
Избавившись от одежды и дождавшись, когда я нырну в тапочки, мужчина приглашает в столовую, а когда я медлю с ответом, пожимает плечами.
— Все равно сейчас не уснешь.
Он прав.
В голове слишком много навязчивых мыслей, чтобы спокойно уснуть. Усталость давит на плечи, но сонливости нет.
В столовой Влад кивает в сторону стола, приглашая занять любое место на выбор. Я усаживаюсь, и наблюдаю, как он достает продукты из холодильника. Чуть помедлив, все же ставит разогреться в микроволновку, и вскоре на столе появляются котлеты, салат, который только что сделал хозяин дома, спагетти, бутылка вина и бокалы.
Пока он занимается сервировкой, я то и дело бросаю в его сторону взгляды и прихожу к выводу, что он смотрится действительно хозяином, я не только о доме. Раскованный, уверенный. Наверное, так он смотрится в любом помещении, куда попадает, вытесняя других, перехватывая на себя все внимание.
И странно, но пока он стоит спиной, пока я не вижу его глаза, я расслаблена и спокойна. Но стоит ему сесть напротив, я напрягаюсь, давлюсь неловкостью, перевожу взгляд на его часы и зачем-то ему сообщаю:
— В это время я как раз родилась.
Он тоже бросает взгляд на часы, словно хочет запомнить. Наливает в бокалы вино и без единого тоста, просто глядя в глаза, делает первый глоток. Немного тушуюсь, но повторяю за ним.
Корю себя за это признание, убеждаю себя, что его поведение правильно. В самом деле, не думала же я, что он начнет меня поздравлять стишками из интернета! Это было бы пошло.
Он ест с аппетитом, а я после запахов бистро просто ковыряюсь вилкой в тарелке, а вот вино очень вкусное. Я позволяю себе второй бокал, и с удовольствием катаю на языке терпкий вкус. Потихоньку отпускает обида на Костю — действительно, кто будет ждать до двух часов ночи?
Он после рыбалки, устал, а тут я…
Пожалуй, я хочу слишком многого, в то время как сама почти ничего не делаю и не даю. Я даже не подпускаю его к себе слишком близко. Будущая жена — забавно звучит, и, если честно, не очень правдоподобно.
Пытаюсь представить наши совместные будни, но когда мелькает картинка, как я прихожу домой, а он спит, тут же отмахиваюсь. Тем более, кто сказал, что он будет только лежать на диване? Он работает, взял отпуск ради меня. Это меня где-то носит, в то время как он явно рассчитывал на другое.
А так он будет работать, и, возможно, возвращаться так же поздно, как Влад. Только не будет на кухне один.
Я знаю, что если приду сейчас в комнату Кости, он будет рад этому шагу. Но я невольно поджимаю пальцы ног, словно цепляясь за пол, и медленно пью вино, наслаждаясь тишиной и стараясь справиться со смущением, когда наши взгляды с Владом встречаются.
Пытаюсь понять, проанализировать, что происходит в эти минуты, почему я все еще с ним, хотя могу встать и уйти. И отгоняю мысли, которые первыми врываются в хмельное сознание.
«Притяжение… притяжение», — звучат тревожные колокольчики.
Но вместо того, чтобы прислушаться к ним, я все еще пытаюсь придумать другую причину, даже когда стальные канаты снова протягиваются через разделяющий стол и тянут к себе.
Тянут так явственно, что в какой-то момент я понимаю, что склоняюсь вперед, подчиняюсь им.
И пугаюсь.
Бросаю тревожный взгляд на Влада, порывисто поднимаюсь, выдавливаю благодарность за угощение, замолкаю, когда меня опутывают не только канаты, но и запах грейпфрута и спешу исчезнуть.
Мне нужны всего несколько минут, чтобы все снова стало привычно, спокойно. И я практически несусь по винтовой лестнице, практически добегаю до комнаты, остается только открыть эту чертову дверь, которая не поддается, когда…
Сзади обхватывают мужские руки, настойчиво прижимают к стене, выжидают, когда мое дыхание выровняется, а когда понимают, что этого не происходит, требовательно к себе разворачивают.
И заставляют взглянуть в стальные глаза, которые кажутся почти черными из-за слабого освещения одинокого бра в коридоре. Я вдыхаю запах грейпфрута, который пронизывает насквозь, душит, губит и делает мягкой глиной рядом с этим мужчиной.
Он прижимает меня к стене, наше порывистое дыхание смешивается.
Страх?
Я ощущаю его каждой клеточкой, но наравне с ним рождается и возбуждение. Темные глаза завораживают, я пытаюсь закрыться, выскользнуть из крепких объятий, но неизбежно сдаюсь под этим повелительным взглядом.
Влад перехватывает обе мои кисти одной рукой, легко удерживая и вжимая их в стену над моей головой. Вторая его рука неспешно скользит по талии, чуть сжимая. Ощущаю, как она спускается все ниже, останавливается на пуговице моих джинсов. Всего секунда, и единственная преграда сдается, а я издаю непроизвольный стон. Сжимаюсь, стараюсь не подпустить его к себе еще ближе, но взгляд удерживает.
Он так близко, что я могу дотянуться губами до губ, могу выпить это дыхание бриза, могу…
Если бы не одно но.
Передо мной сейчас не мой парень, а его старший брат — непривычно бессовестный, дикий и грубый.
Этот мужчина считает, что я достойна не поцелуев, а единственного — открывать шире рот, чтобы его можно было трахать, вбиваться в него. Паника заставляет извиваться, когда я понимаю, что пошло… вот то, что происходит сейчас — именно это пошло, неправильно.
Но запах мужчины так же властен, как взгляд, и я делаю жадные глотки воздуха один за другим и неотрывно смотрю на неприступные губы, зная, что между нами поцелуя не будет.
Нет ни секунды на то, чтобы одуматься, вырваться.
Его колено вклинивается между моих ног единым порывом, раздвигая их. Холодные пальцы опускают молнию, пробираются к теплой коже, миновав тонкую ткань моих трусиков. Прикосновения обжигают, и я вздрагиваю, но не могу пошевелиться. Я полностью в его власти и как под гипнозом.
Звать на помощь? Господи, как это глупо. Если нас сейчас застанут, если кто-то увидит, все рухнет, разобьется на сотни грязных осколков. Но он словно не понимает этого.
Или наоборот именно этого и добивается, потому что палец начинает скользить по моим складкам. На губах мужчины мелькает редкая гостья — улыбка, когда оба мы понимаем, что я уже влажная, хотя он только ко мне прикоснулся.
— Плохая хорошая девочка, да? — шепчет чуть хрипловатым голосом.
В глазах его бездна и я уплываю в нее, тону, а чужие пальцы томительно медленно прикасаются к клитору. Чуть надавливают, чтобы тут же его приласкать. И снова опускаются ниже: палец пытается проникнуть в меня, но входит немного, когда понимает, что эти движения даются туго, слишком туго, даже для пальца.
Он вновь возвращается к cкладкам, но уже не поглаживает пальцем, а трет ребром ладони, заставляя, вынуждая скользить по ней. Серые глаза следят за каждым движением, он прижимается лбом к моему, и дышит в мои губы, отравляя своим горячим дыханием, отравляя громким сердцебиением и уверенностью во взгляде, что все, что происходит сейчас — это неизбежно и правильно.
С каждым новым движением страх расслабляет тиски, и я трусь сильнее о мужскую ладонь, наслаждаясь и поражаясь тому, насколько эти прикосновения отличаются от тех, к которым привыкла я. Они требовательные, жесткие, властные. Он точно знает, чего я хочу.
И когда я пытаюсь скользнуть по ладони клитором, она ускользает.
Ладонь снова сменяется пальцем, который опять проникает немного внутрь, чуть надавливает, и так раз за разом, пока я не перестаю путать небо с землей и пока не перестаю думать даже о том, что нас могут застать и пугаться того, что это со мной делает он. Мужчина, который считает, что я недостойна прикосновений.
Отголоски сознания пытаются дать мне шанс к отступлению, на секунды я выныриваю из цитрусового дурмана, но мужчина чутко ловит этот момент и сжимает клитор двумя пальцами.
— Ну же, — властный шепот требует от меня невозможного.
Я качаю головой, пытаюсь оттолкнуться, и только сильнее прижимаюсь к его пальцам, которые больше тоже не медлят. Они порхают огненными осами, жалят сладкими укусами, пока взгляд мужчины снова добивается моего подчинения, а его дыхание со вкусом вина кружит туманом голову.
Это вино… Это просто вино… Я позволяю себе эту малодушную мысль, потому что не могу объяснить, почему вместо крика вырывается стон, и почему я стараюсь вцепиться плененной ладонью в пальцы мужчины, поцарапать его, поставить невинную метку.
Его губы напротив моих, его дыхание давно стало моим, а его пальцы… Я бы хотела никогда не отпускать эти пальцы — это так остро, так горько, до невозможного приятно и…
Меня скручивает узлом, когда движения мужчины становятся резче, требовательней, и когда исчезают все мысли, все звуки и запахи, и все ощущения, кроме мужских пальцев на мне.
А потом он делает невозможное: подушечкой большого пальца гладит мой клитор, а средним пальцем проникает внутрь и заставляет насаживаться на себя. Раз за разом, жестче и жестче. До первого всхлипа, который проносится по тихому дому и затихает вдали коридора. До тихого вскрика, когда меня накрывает волной порочного бриза, швыряет в океан из огня и сбрасывает кувырком с ледяной горы…
Не знаю, как долго я прихожу в себя, но все это время пальцы мужчины на мне, и они словно вместе со мной проходят этот путь, чтобы помочь мне вернуться в реальность. А когда понимают, что я уже здесь, что у меня получилось, отпускают меня.
Я слышу звук молнии, и как застегивается пуговица на моих брюках. И это отрезвляет, выбивая и хмель, и наваждение, которое позволило расплавиться в руках чужого мужчины.
Я смотрю на него, и в ужасе думаю: «Господи… Господи, что это было…»
И, наверное, произношу это вслух, потому что получаю спокойный ответ от мужчины, который только что вознес меня к небесам из греха, а теперь опускает на не менее грешную землю: