Почти так же проходит наш ужин, заботливо приготовленный Ольгой Викторовной. Добродушно улыбаясь, она оставляет нас одних, а сама скрывается в доме, снова становясь незаметной. Но все равно за столом нас не двое, а как минимум четверо: я, Влад, его невидимый собеседник и Алина, о которой я думаю постоянно.
Не могу не думать, потому что в то время, пока я в тепле и под крышей, она в холодной осенней земле.
В памяти то и дело всплывают моменты с Алиной: как она приходила в больницу ко мне, как пыталась не рассмеяться, узнав, что у меня пока не было ни одного любовника, и как говорила, что лучше, когда первым становится мужчина, с которым никогда больше не будешь пересекаться.
— К первому слишком привязываешься, — говорила она. — У меня перед глазами много примеров, когда перспективные девушки бегали послушными песиками за своими мужчинами, поэтому у меня первый секс был почти с первым встречным. Перепихнулись на вечеринке и разошлись.
Тогда, смеясь, я даже не подозревала, что она описывает мой вариант. Так будет между Владом и мной.
И, честно говоря, мне хочется, чтобы это произошло как можно скорее, потому что я не раз ловлю себя на том, что не вслушиваюсь в слова Влада, меня не волнует то, что он говорит собеседнику по телефону. Я слушаю только голос. И смотрю на него тогда, когда он не видит, зачем-то подмечая, как он держит вилку в руке, как умудряется при этом другой рукой держать телефон, и как блестит циферблат на часах, обнимающих запястье с короткими темными волосками.
А я еще я замечаю, что рядом с Владом делаю слишком жадные и глубокие вдохи, как будто пытаюсь насытиться его запахом, пропихнуть его вглубь себя, глубже, чем впускала в себя сигаретный дым.
Признать желание к этому мужчине было гораздо легче, чем впустить в себя мысль о зачатках привязанности.
Я настолько на нервах, что вечером в постель практически запрыгиваю. Откидываюсь на подушки, закрываю глаза и жду, тяжело дыша и ориентируясь по звукам в комнате — вот дверь открывается и входит Влад. Он не спешит. По-моему, даже не смотрит в мою сторону. Снимает часы, оставляет на тумбочке, подходит к окну и стоит, долго глядя на улицу и свет фонарей, как делала это я.
Открываю глаза, переворачиваюсь на бок и уже без утайки смотрю на него.
Скольжу взглядом по плечам, на которых виднеются царапины, по спине, которую сжимала ногами, и по домашним штанам, которые вместо меня обнимают его ноги. Мне кажется, он так далеко в этот момент, что ничего не заметит. Но он оборачивается, заставляя верить в то, что взгляд можно чувствовать.
Упирается в подоконник, будто намереваясь стоять там целую вечность, и рассматривает меня. Что он пытается увидеть во мне? Не знаю, но машинально поправляю волосы так, чтобы скрыть шрам. И натягиваю одеяло до самого подбородка. Потом вспоминаю про сделку, упрекаю себя за то, что тяну и тяну, и откидываю одеяло, позволяя увидеть себя в полупрозрачной комбинации, цель которой — легко и быстро оголить и без того полуобнаженное тело.
Влад остается на том же месте, только взгляд его медленно прохаживается по изгибам моего тела, заставляя думать: а что, если я недостаточно похудела, что, если он предполагал увидеть совершенно другое, что, если…
Мой мозг настолько устает закидывать меня вопросами, на которые нет ответа, что выдает для меня наименее безболезненный вариант:
— Ты боишься от меня заразиться?
Взгляд Влада сосредотачивается на моих глазах, мне кажется, я даже вижу веселые искорки, хотя ответ звучит сухо:
— Я предохраняюсь, Мария.
Мне кажется, мы как два инопланетянина. И пока я думаю, как донести до него свою мысль, он все-таки отталкивается от подоконника, приближается к столу, на котором стоят в пакете мои лекарства, и достает один пузырек.
— У меня хороший иммунитет. Но не хотелось бы сверкать красным носом на открытии нового клуба.
— Я думала: у тебя красный — любимый цвет, — бормочу растерянно, потому что он приближается.
— Только когда речь идет о тебе, — он почти без боя отвоевывает у меня конец одеяла, забирается по него, и выпрямляет руку, молчаливо предлагая выбрать ее вместо подушки.
Я так и делаю.
А еще прижимаюсь к нему, и кладу руку ему на грудь — так удобней, и ему, кажется, тоже.
Мы долго лежим вот так, прислушиваясь к дыханию друг друга и глядя в свои мысли, а не в реальность.
Но когда-то надо решиться.
Я делаю глубокий вдох и медленно опускаю руку вниз, ползу расчетливой змеей по телу мужчины. Но стоит мне подкрасться к резинке его штанов, как он перехватывает мое запястье, подтягивает к своим губам и выбивает из моих легких воздух единственным и самым невинным поцелуем из всех.
— Спи, Мария, — говорит он, — ты сейчас думаешь о другом. А я хочу, чтобы ты думала обо мне.
И эти простые слова не только отключают нервозность, я понимаю, что перестаю мелко дрожать, перестаю напрягать спину — эти слова подобны снотворному.
— Алина этого не делала, — говорю я, прикрывая глаза и погружаясь в дрему, которая меня поджидала весь вечер.
Влад переворачивается на бок, убирает прядь волос, которой я прикрывала лицо. Я чувствую его дыхание на скулах и на щеках, у моих губ. Он как будто повторяет за мной и теперь он пытается впитать в себя мой запах.
— Снова торопишься убежать, — говорит он вместо ответа.
— Ты же все равно когда-нибудь назовешь имена… или имя… — бормочу едва слышно, потому что сон сминает меня слишком быстро, не позволяя насладиться мгновением, когда я наконец ощущаю поцелуй на губах.
— Когда-нибудь меня не устраивает… — окончательно уносит меня в сновидения шепот. — Лучше я тебе покажу, что сделал, когда узнал.
Я просыпаюсь с рассветом — привычка рано вставать на работу. Неохотно выпутываюсь из объятий мужчины, и пока он спит и мне можно, прижимаюсь к его шее, делаю вдох и только после этого поднимаюсь. На цыпочках, чтобы не разбудить, иду в ванную.
Быстрый душ не подходит, хочется расслабиться, и я набираю полную ванну, забираюсь в нее и наблюдаю, как лопаются пенные пузырьки от моих прикосновений. Подношу белую шипящую шапку к лицу, вдыхаю мужской морской запах и удовлетворенно откидываюсь на бортик.
Если бы добавить сюда ароматические масла, которые у меня в сумочке…
Но возвращаться за ними не хочется, здесь так тепло и приятно. Прикрываю блаженно глаза, пытаясь перестать думать о вечном и грустном, пытаясь перестать копаться в непонятных поступках Влада и разгадать: почему он не спешит меня уложить под себя, ведь так нам двоим было бы проще.
К тому же, мое присутствие здесь мешает ему наладить отношения с братом. Я знаю, как для Кости всегда было важно одобрение Влада. Между ними странная, но привязанность, они друг другу родные, а я как бельмо на глазу, от которого им двоим лучше избавиться.
Понимаю это, и все равно как-то грустно.
А еще бередит сознание мысль, что все могло сложиться иначе. Если бы я раньше открылась Косте, если бы все сказала сама, если бы не побежала тогда, если бы Алина не бросила Кирилла, если бы…
Я тяжело вздыхаю, и едва не подскакиваю, когда что-то касается меня между ног. Открыв глаза, не сразу понимаю, что вижу сидящего на корточках Влада, и что это его рука под водой.
— Д-доброе утро, — лепечу первое, что приходит в голову.
Он словно не слышит.
И смотрит не в глаза, и даже не на губы, а на мою грудь, которую вода даже не пытается скрыть.
— Хочу их потрогать, — он поднимается, одним движением стягивает с себя брюки, не давая времени ни опомниться, ни рассмотреть себя, становится в огромную ванну, которая может вместить пятерых, и предлагает мне выбор: — Мне лечь на тебя или ты встанешь ко мне?
Оба варианта заставляют меня дрожать в горячей воде, потому что я безотрывно смотрю на член мужчины, который увеличивается с каждой секундой.
— Влад… — бормочу я, хватаясь руками за бортики.
И тогда он протягивает руку, чтобы я ухватилась за нее. А едва я оказываюсь на ногах, не обращая внимания на мое смущение, пробует руками на прочность мои полушария, сдавливает их, потом оставляет видимыми только соски и склоняет голову.
Он не целует, он втягивает в себя первый сосок, и скользит по нему языком, заставляя меня забыть обо всем и прижаться к нему.
Его темные волосы и загорелая кожа составляют такой дикий контраст с моим телом, что я стону уже даже от этого. А когда между моих ног вклинивается мужская рука, и палец пытается открыть складки, я не выдерживаю напряжения и практически заваливаюсь на него.
И мне все равно, если он не удержит, потому что я не могу успокоиться, не могу прийти в себя от того, что он творит с моим телом.
Поиграв с одним соском, он принимается за второй, а его палец в это время пытается проникнуть в меня, глубже, еще глубже.
Неожиданно, добившись от меня очередного стона и судороги, он выпускает изо рта мой сосок и заглядывает в глаза, лаская меня изнутри своим пальцем.
— Такая узкая… — почти хрипит он, пытаясь проникнуть еще глубже, растянуть меня для себя. — Как долго у тебя никого не было?
Я только качаю головой — не в силах говорить, когда он так делает, не в силах связно думать, когда он пытается ввести второй палец. Я задыхаюсь, хватаюсь за его плечи, рвано дышу ему в шею и пытаюсь открыться чуть больше. Трусь о его ладонь, задеваю клитором костяшки его пальцев, сдерживаю громкие стоны, пытаюсь привыкнуть к ощущению этой наполненности.
И какое-то время он позволяет мне думать, что все под контролем, что будет так, как я думаю, что скоро я разлечусь на те же искры, которые были вчера. Но вдруг резко убирает ладонь, разворачивает меня спиной к себе, заставляет упереться руками о стены и душевой кран, и прижимается сзади.
Я слышу, как горячий член скользит по моей коже, а потом уверенно вклинивается между двумя полушариями.
Только и успеваю, что задохнуться от этих немыслимых ощущений. Нет времени на испуг. Нет времени на объяснения и слова.