Она улыбается, поправляет поводок неусидчивого чау-чау и нерешительно предлагает:
— Может, пока прогуляемся? Влад говорил, что до нашего приезда вы планировали прогулку.
Я осматриваюсь, думая, что она имеет в виду пройтись по аллее вокруг дома, но девушка заразительно смеется.
— Не здесь, по лесу, — кивает на высокий забор, где дорогу обступают не только другие дома, но и высокие деревья.
Пожалуй, именно очередной взгляд Кости подталкивает меня к тому, чтобы согласиться. Несмотря на подозрения, что его невестой двигает не желание выгулять пса, а еще один разговор, который вряд ли мне тоже понравится.
Она за нас двоих обещает мужчинам, что мы ненадолго, и мы выходим с ней за ворота. Практически сразу уходим с асфальта, уступая его редким машинам, и углубляемся в чащу. Поначалу идем по тропинкам, мимо красивых лавочек и беседок, а потом заходим все глубже и глубже.
Вокруг нас крутится пес, сверкая белым хвостом и крупными лапами, гоняется за юркими белками. А мы идем молча, словно два человека, которым комфортно молчать. Не успеваю подумать об этом, как слышу голос Светланы:
— Я знаю, что у тебя погибла подруга. Костя сказал. У меня никогда подруг не было — так, знакомые девочки из благополучных семей, отцы которых имели деловые отношения с моим папой. И я подумала… Маша, станешь моей подругой?
Я как раз делаю вдох, втягивая в себя запах окружающих елей, и едва не давлюсь свежим воздухом. Чуть откашливаюсь, недоуменно смотрю на Светлану, не зная, как объяснить ей. Меня здесь скоро не будет. У меня были отношения с ее женихом, да и сейчас они есть, просто не любовные, а кошмарные.
— Дружба не завязывается просто так, — выдаю нейтральное пояснение.
Светлана чуть морщится, прижимает руку к правому боку, делает несколько выдохов и идет дальше вперед, как ни в чем не бывало.
— У тебя все нормально? — не выдерживаю я неизвестности.
— Вот, — улыбается победно она. — Ты обо мне уже беспокоишься! И это ты меня еще не знаешь, а когда познакомимся ближе, точно подружимся! Я чувствую людей!
— Боюсь, у нас не будет времени узнать друг друга получше, — все-таки признаюсь я.
Пропетляв культурными тропинками, мы идем по практически дикому лесу, шурша листьями, иглами, шишками, изредка замечая шляпки грибов. Дороги уже не видно, и я оглядываюсь — не слишком ли далеко зашли.
— У моих родителей здесь дом, — заметив мое волнение, успокаивает Светлана, — так что я хорошо знаю эти места. И поверь, туда, куда я тебя веду, стоит зайти. Тебе понравится.
— Тоже чувствуешь?
— Да, — награждает меня милой улыбкой, снова едва заметно морщится, но глубоко выдыхает и берет контроль над эмоциями.
А вот я их сдержать не могу, когда мы выходим к голубому озеру, окруженному рыжей осенью по берегам. Где-то вдали плывут утки и даже белые лебеди, которые не боятся, что их потревожат. Если здесь и бывают люди, то изредка, в солнечную погоду, в тепло, а сейчас природа предстает первозданной, нетронутой.
— Я знаю, что вы с Костей встречались, — говорит Светлана, глядя не на меня, а на водную гладь, потому что так нам обеим проще начать с самого главного.
Но потом она разворачивается и смотрит в глаза. Очень доверчиво, искренне, понимающе и с явной ноткой сочувствия, которая выжигает внутри меня узоры раскаяния куда болезненней, чем взгляд Кости.
— Но я не ревную: ты еще тогда выбрала Влада, — добавляет она. — Я знаю, что Костя еще не может простить этот выбор. Но я… Маша, ты не подумай. Я не осуждаю тебя, ни в коем случае! Ты увидела Влада, между вами вспыхнули искры — так бывает.
Из ее мягких слов я делаю вывод, что Костя ей не рассказывал всего. Возможно. Просто дал понять, кто я такая, чтобы в будущем между ними не было недоразумений и тайн.
— Это жизнь, и я пока не встречала идеальных людей, — Светлана осторожно гладит меня по предплечью, словно уговаривая не возражать, поверить в ее версию прошлого. — Маша, я рада, что так случилось. Понимаешь? Благодаря тому, что ты не держалась за мужчину, который тебе не подходит, я встретила Костю. И мы с ним поженимся.
Ее лицо светится счастьем, и я с трудом замечаю легкую тень, которая мечется в ее взгляде.
Я не хочу омрачать ее радость, но вопрос вырывается самовольно:
— Когда?
— Не знаю, — она беспечно пожимает плечами, вздыхает влюбленно. — Мы с ним уже чуть больше, чем полтора года, и вот, возможно, когда будет ровно два года как мы познакомились… Мне кажется, это будет удачная дата. Она точно запомнится. Ты так не думаешь?
Единственное, о чем я думаю в этот момент — что ее слова о том, чтобы приурочить событие к какой-то памятной дате принадлежат ее жениху, а не ей. Влюбленной девушке все равно когда стать еще ближе к дорогому ей человеку. И если бы он предложил расписаться завтра, вряд ли она бы сказала: «Нет-нет, давай подождем, когда пробьют куранты в Новогоднюю ночь».
Хотя, может быть, я ошибаюсь.
Может быть, на этот раз действительно совпали две идеальные половинки.
И, конечно, я не стану вносить смуту в их отношения. Хватит. Так намутила, что саму временами мутит — от себя, от ситуации, от того, что только растягиваю ее и ищу предлоги, хватаюсь за них.
Светлана тяжело выдыхает, и смотрит так, будто хочет обнять меня. Возможно, не делает этого, лишь встретив мой взгляд.
— К тому же, твой выбор не изменился, Маша, — добавляет она с улыбкой, — и видно, что у вас с Владом серьезные чувства, и…
Я хочу возразить. Хочу спросить у нее — помнит ли она о невесте старшего Тихонова, хочу узнать, что она думает о подруге, которая стала разлучницей — не страшно ли ей общаться с такой, приближать к себе. Но не успеваю издать даже звука, когда слышу стон. Протяжный, болезненный.
И с ужасом в полном оцепенении смотрю на то, как меняется красивое лицо девушки на маску отчаяния, как она прячет взгляд, тяжело дышит, рвано, скручивается улиткой и с длинным стоном валится у моих ног.
Я склоняюсь над ней, заглядываю в ее лицо, пытаюсь поднять, но ей становится хуже с каждой секундой. Она только стонет, озирается вокруг, возможно, даже не замечая меня, и держится ладонью за правый бок.
Догадка стреляет молниеносно — аппендицит. Быть может, и нет, но ей в любом случае нужна помощь. Надеюсь, аппендицит, не хочу думать, что это болезнь, с которой бороться нельзя. Потому что такой светлый луч должен исправить то, что сделала я…
Должен.
Не знаю, сможет ли кто-то еще пробиться через ожесточение Кости.
Не хочу представлять, не хочу думать об этом сейчас. Даже если у них ничего не получится, я не хочу, чтобы ей было больно.
Ныряю руками в карманы куртки, и только когда не нахожу телефон, понимаю, что оставила его в доме.
— Света, — пытаюсь докричаться до девушки через ее боль, — Света, у тебя есть телефон?!
— Есть, — пытается выдавить улыбку, но она быстро гаснет, — в машине у Кости.
Я подскакиваю, осматриваюсь, и понимаю, что кричать с призывом о помощи бесполезно — вокруг ни души. Даже лебеди, почуяв неладное и свою бесполезность, плывут к дальнему берегу. Пес мечется возле хозяйки, поскуливает, пытаясь поднять ее влажным поцелуем горячего языка.
— Света, держись — бормочу я бессвязно и обещаю полную чушь в таких обстоятельствах. — Света, я приведу помощь, слышишь?
Она улыбается, едва заметно кивает. Она искренне верит, что я это сделаю. А я даже понятия не имею, как далеко мы зашли — полчаса это долго от дома Тихоновых? И в какую сторону мне бежать…
— Света, где их дом? Света?! — умоляю ее немного помочь.
Она неопределенно машет рукой куда-то в сторону леса и выдает непонятное:
— Там.
Нет времени на промедление. Нет времени ни на что. Я срываюсь в самый долгий, самый безумный забег, когда перед глазами не видно пути — только цель. Мчусь мимо высоких деревьев, нависающих кронами, закрывающими и без того тусклый свет мрачной осени. Постоянно оглядываюсь, чтобы запомнить, куда возвращаться.
«Озеро, — убеждаю себя, — я скажу, что мы были у озера. Опишу уток, назову количество лебедей…»
Я знаю, что это бред, но в нем легче пережить реальность, когда ты беспомощен, а природа, кажется, вздумала мстить за все человечество. Цепляюсь за корягу — падаю, отряхиваю поцарапанные иголками ладони, несусь дальше. Куда? Не знаю. Кто бы сказал?
Все звуки заглушает кукушка, которая надумала сообщить срок моей жизни, и птицы, бьющие крыльями над деревьями, а еще мешают громкие белки и дятлы, стучащие о кроны клювами. Мешает одежда, обувь и шарф.
Шарф оставляю на каком-то сучке, чтобы было легче найти дорогу обратно. А вдруг это озеро — тайное место, о котором не все местные знают?
Чушь!
Очередная чушь, осознаю это, и все равно спустя какое-то время оставляю на ветке дерева свою куртку.
Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, и…
Сердце бьется так громко, что я не сразу верю в то, что мне не мерещится. Где-то едет машина! И она приближается! Мне надо успеть, чтобы она не проехала мимо!
Я выскакиваю на пустую дорогу, и понимаю, что, наверное, выбрала неправильное направление, наверное, моя интуиция солгала, потому что на обочине только лес и ни единого дома.
Озираюсь по сторонам, кричу, взываю о помощи, но мне отвечает лишь ветер и шелест деревьев.
И вдруг… не верю своим глазам, когда вдали дороги виднеется черный джип. Несусь навстречу, не думая о том, что машина не успеет затормозить, машу руками, что-то снова кричу и ожесточенно пытаюсь открыть дверь, когда авто замедляется. Надежда на то, что это один из Тихоновых, гаснет, когда замечаю за рулем лысого типа. Взгляд выхватывает пустые подробности — жесткий взгляд, широкий разворот плеч, ни толики удивления на бесстрастном лице.
— Пожалуйста, — умоляю его, — пожалуйста, помогите! Моя… подруга… ей плохо!
Мужчина не успевает ответить ни слова, зато вместо него это делает его спутница, которую я не заметила сразу.
— Фрол, — слышу насмешливый голос, который узнаю, еще не рассмотрев лица деву