ГЛАВА 44
Я понимаю, что совершаю ошибку, еще даже не выехав из города. Но все равно упрямо продолжаю двигаться вперед согласно намеченным планам. Наверное, меня подталкивает не только упрямство, не только страх, что наши чувства с Владом не так уж серьезны, но и толика разочарования, что он не попытался меня удержать.
К вечеру я уже в родном городе, пытаюсь переключиться на его ритм, его запахи, его атмосферу, но не могу. Двигаюсь, что-то делаю на автомате, а мысленно далеко отсюда, за многие километры, и не в квартире с родителями, а все еще в доме белого цвета, в котором уютно горит настоящий камин.
Перестаю жалеть о том, что я здесь, когда понимаю, что моя поддержка действительно маме необходима. И я рядом, я с ней, но все равно то и дело прислушиваюсь к телефону, который оставила в спальне, чтобы не смотреть на него поминутно.
Думала, что так буду меньше ждать, но самообман не срабатывает. Я очень хочу, чтобы Влад позвонил, но звонка нет ни в этот день, ни на утро. И выбросить бы из головы этого человека, потому что он мог уже это сделать, но… не получается.
Он рядом, когда я принимаю ванну с ароматическими маслами. Он рядом, когда я пытаюсь уснуть в пустой кровати, где слишком много свободного места. Он рядом, когда я открываю холодильник и вижу на полке кетчуп. Он рядом, когда я собираюсь на работу, и сама, без напоминания мамы накидываю на шею тепленький шарф. Он рядом, за окнами всех машин, которые проезжают мимо меня.
Он рядом, потому что он не только в моих мыслях, не только в воспоминаниях, которые подарили бессонную ночь.
Он в каждом моем вдохе и выдохе.
Не знаю, смогла бы я это признать, если бы мы оставались вместе, если бы он меня удержал. Но сейчас, когда душа не боится распахиваться, она бьется в тревоге от того, как далеко я оставила сердце.
И многое видится в ином свете — более четко и ярко. Безумно хочется, чтобы Влад сделал еще один шаг ко мне, но я теперь понимаю, что все, что он делал до этого — и были его шаги ко мне.
Я уже приняла решение, но у входа в нотариальную контору медлю. А потом достаю телефон и пишу короткое и запоздалое сообщение: «Доехала хорошо. Как ты?»
Ответа нет.
Переступаю порог конторы и после приветствий кладу на стол заявление об уходе. Даже если я не вернусь к Владу, даже если не наберусь смелости, я все равно не смогу долгое время работать хорошо, как привыкла. Моя начальница — умная женщина, она не пытается удержать человека, который мысленно отдалился от ее любимого детища, не пытается надавить отработкой, потому что обе мы знаем, что такой закон давно отменили, и всегда есть уловки.
— Уверена? — сухо интересуется. — Хорошо подумала? Ты ведь знаешь, что я легко найду на твое место желающих.
Ей хватает моего кивка, чтобы подписать заявление и отпустить меня с миром и трудовой.
И это как знак, не иначе — стоит выйти на улицу, вдохнуть в себя сырость города, как мой телефон намекает о сообщении. Дрожащими пальцами скольжу по экрану и читаю ответ: «Дома установлены видеокамеры и будет охранник».
Не могу спрятать улыбку — она самовольно скользит по губам, успокаивая ноющую душу. Он не просто подумал о моей безопасности. Он написал: «дома». Не «в доме», не «в моем доме», а «дома». Как будто его дом и мой тоже, просто меня там временно нет.
Хочется сорваться с места и помчаться в город, из которого только вчера уехала. Хочется, и в то же время…
Я не могу вернуться на прежних условиях неизвестности, когда в любой момент в дом Влада может войти его невеста. Не могу даже думать об этом. Да, он может сделать выбор в ее пользу, но я хочу быть уверена, что со своей стороны сделала все, чтобы он выбрал меня.
У меня появляется совершенно безумная мысль, и в этом плане столько пробелов, столько надежды на чудо, что он выглядит призрачным, а не реальным. Но я не позволяю себе усомниться, потому что передумать легко, легко ничего не делать, легко отказаться.
И просто ждать тоже легче, чем действовать.
Но я хочу побороться за Влада. Хочу побороться за нас.
Три дня, которые я выделяю себе на подготовку — слишком короткий срок, чтобы перестать сомневаться. И в то же время, слишком огромный, чтобы сотни, тысячи раз промелькнули мысли о том, что есть путь легче, и с него будет проще сойти.
Эти три дня наполняются долгими разговорами с мамой, молчаливыми посиделками с немногословным отцом, когда достаточно только взглядов и того, что мы рядом. А еще мышечной болью. Я практически не покидаю спортзал, до изнеможения занимаясь с наставницей.
Я не танцовщица, промахов слишком много, этому искусству учатся годы, но каждый день, по многу часов я старательно оттачиваю движения. Сплю без снов, потому что на них сил просто не остается. Сложный танец, сложная музыка, не для востока, но моя наставница имеет талант от Бога, она может заставить плавно двигаться даже сухое дерево.
— Станцуй для него, — мечтательно улыбается она, когда мы прощаемся.
И мне видится в этой улыбке легкая грусть, как будто однажды она хотела, но не сделала этого для своего мужчины.
Мы обе знаем, что, скорее всего, видимся в последний раз, и я обнимаю ее — крепко-крепко, благодаря за душу, которая она вложила в меня. И отдавая ей частичку своей души, которая всегда будет ей благодарна, даже если ничего не получится.
Не думать, не думать об этом…
В среду вечером я снова выкатываю чемодан за порог. И, наверное, это какая-то закономерность — плакать в дороге, потому что я никак не могу успокоиться. Смотрю на родителей, которые улыбаются, глядя в окна автобуса, и стираю влажные дорожки, бегущие по щекам.
Мы не прощаемся, и я не раз уезжала из города, но сейчас такое чувство, как будто они меня наконец отпускают, во взрослую жизнь.
И она начинается с долгой дороги, когда в окнах мелькают пустые поля. Со стаканчика горячего кофе на одной из заправок. С недорогой гостиницы, где я, ведомая каким-то томлением, ностальгией и капелькой вины, беру тот же номер, куда однажды меня привел Влад.
А еще моя другая, новая жизнь начинается с самым красивым и тревожным рассветом. Я прячусь за окнами кафе, сидя за столиком, часами слежу за входом в новый клуб Влада и путано молюсь высшим силам, не в состоянии сформулировать просьбу четче. Понимаю, что они на моей стороне, едва замечаю, как из подъехавшего к клубу авто выходят те самые музыканты, которые будут играть на открытии.
Осматриваясь, нет ли поблизости Влада, несусь через дорогу, еле выждав, когда переключится светофор, и успеваю перехватить музыкантов до того, как они скроются в заведении. Да, охраннику меня представляли, но когда это было? И запомнил ли он? У меня единственный шанс, и я пытаюсь его ухватить.
— О, привет, — узнает меня солист группы.
— Добрый день, — выдыхаю взволнованно я.
— Ну как жизнь, девушка, которая никогда не гуляет по крышам? — подначивает меня барабанщик.7bcf23
— Да вот, — улыбаюсь смущенно я, — как раз хотела прогуляться по одной крыше, но для этого очень нужна ваша помощь.
Они дружно смеются — четыре высоких бородача, а потом солист группы всматривается в мое лицо и изумленно констатирует:
— А ведь ты всерьез!
— Конечно, — киваю я. — И о том, что мне нужна ваша помощь, тоже.
Они переглядываются, один из них посматривает на часы, я — по сторонам, опасаясь, что меня здесь заметит хозяин клуба, и… Нет, возможно, в этом случае все тоже сложится хорошо, но не так, как задумала я, чтобы окончательно расставить все точки над буквами, и чтобы выбор мы сделали одновременно и оба.
— Хм, ладно, — принимает решение солист группы, — сегодня у нас репетиция, давай-ка, пойдем, может, вдохновишь нас на еще один романтический хит. По глазам вижу, что-то интересное есть.
Мужчины заходят в клуб, а я, несмотря на приглашение, топчусь у порога. Заметив в дверях фигуру охранника, чуть опускаю голову, и в этот момент солист группы, который идет за мной, набрасывает мне на голову кепку, переворачивает ее козырьком вперед и подталкивает к дверям.
— Это со мной, — небрежно бросает он охраннику.
Тот, впрочем, больше интересуется барменшей у стойки, которая старательно натирает стаканы, чем девицей в невнятной кепке. У меня всего несколько минут, пока мы идем в гримерку, чтобы собраться с мыслями, но чем больше я пытаюсь продумать свою речь, тем бредовей она мне кажется.
И в итоге, когда остаюсь один на один с четырьмя мужчинами, я выпаливаю им все, как на духу. О том, что хочу дать понять человеку, что выбираю его. И о том, что завтра на вечере здесь будет моя соперница, поэтому я и хочу сделать все именно так. Чтобы не сомневаться, чтобы если он выберет другую, то на нейтральной территории, где нет его запахов, нет его объятий, нет его поцелуев.
Последнее объяснение я бормочу едва слышно, поэтому сомневаюсь, что его кто-то услышал, помимо меня. И в то же время, я очень надеюсь, что мужчины поймут с первой попытки, потому что еще раз не повторю, не смогу, и без того стыдно невыносимо, что лезу к чужим людям со своими проблемами.
— А этот мужчина — хозяин клуба, — резюмирует барабанщик.
Я уныло киваю, подтверждая его слова.
— И если ему твоя выходка не понравится, — подключается гитарист, — он вряд ли нам скажет «спасибо».
Я снова вынужденно киваю.
— Знаете, а мне нравится эта история, — поразмыслив, заключает солист группы. — У меня уже даже строки закрутились в голове… И потом, слава Богу, мы сейчас уже можем позволить себе не работать за «спасибо». А деньги он нам уже заплатил.
Я впервые за весь разговор решаюсь взглянуть на мужчин, и совершенно теряюсь, когда вижу, как они улыбаются. Все четверо, и так тепло и по-дружески, что хочется обнять их и окропить их рубашки слезами, которые просто рвутся наружу.
У нас мало времени, очень мало, но мы усиленно репетируем. Я чуть успокаиваюсь, когда ребята приносят новости, что хозяин клуба будет только поздно вечером.