— Молодой. Красивый. Трудоспособный. Наверняка со стороны невесты.
— В яблочко, — усмехнулся я.
— Ха! Скажешь моей жене, что я не полный идиот.
Ох, не стоит забегать вперед!
— Кем работаешь, Джереми? — спросил Пери, отправив очередной кусок торта на вилке в набитый рот.
— Учусь на юридическом.
— Только этого стране не хватало — очередного адвоката!
Стоп-стоп. Нападки на юристов? Моржеподобные мужчины? Я вообще на ту вечеринку попал?
— Вот ты мне скажи, — начал он, направив на меня вилку. — Как называются десять тысяч юристов, сброшенных на дно океана? Знаешь? Неплохое начало!
Ткнув меня в грудь черенком вилки, Пери снова издал смех с одышкой, на этот раз громче. Голова и плечи заколыхались вверх-вниз, к лицу прилила кровь.
Неожиданно за плечом Пери на другом конце зала я увидел Дафну в черном платье с небольшим острым вырезом и невольно задержал дыхание. Ее волосы, скрученные в высокий узел, открывали длинную изящную шею с ложбинкой. Дафну окружали внимательные мужчины и расстроенные жены. Она встретилась со мной взглядом, и я ощутил, что потрясение спустилось ниже, под ложечку.
Я невольно сделал шаг к ней. Шаг получился нетвердым — видимо, я слишком быстро выпил свои два коктейля.
Толстая моржовая «ласта» вцепилась в мое плечо.
— Постой, погоди. Чем отличаются сбитые машиной юрист и змея?
Я закрыл глаза, глубоко вздохнул и шумно выдохнул сквозь зубы.
— Чем?
— Перед змеей есть тормозной след!
Мой собеседник уже побагровел, на лбу выступили бисеринки пота. Он промокнул их носовым платком. Я даже испугался, что его вот-вот хватит второй инфаркт.
Я посмотрел туда, где была Дафна, но она уже ушла. Меня непреодолимо тянуло видеть эту золотистую шею, алые губы, голубые глаза и тяжелые черные волосы.
— Вот я работаю в страховании, — говорил Пери-морж. Его глаза загорелись, словно ему в голову пришла блестящая идея. — Скажи… — начал он, снова ткнув меня в грудь.
Я показал ему свой пустой бокал:
— Пожалуй, схожу повторю. Было очень приятно познакомиться.
Я вдавился в толпу и пошел в середину комнаты, стараясь оставить между собой и Пери как можно больше людей. Возле бара я услышал знакомый голос и увидел высокого красавца Джона Андерсона, на голову возвышавшегося над всеми окружающими. Своими руками квотер-бека он держал за плечи пожилого человека аристократической внешности.
— Судья Херманн, я нашел вам оппонента, он болельщик «Рэйдерс»,[10] — говорил он.
Все засмеялись. Я почувствовал укол зависти — Андерсон ведет салонный разговор с судьей, а я вынужден выслушивать шуточки о юристах от Арчи Банкера![11]
Мне не хотелось попадаться на глаза Джону, поэтому я направился к бару у противоположной стены. Возле бара я увидел стол, за которым новобрачные общались с гостями, а на маленькой эстраде выступала коктейльная певица с духовым оркестром. Какого черта мы забыли на чужой свадьбе?
Я испытал невыразимое облегчение, увидев Найджела, беседовавшего с серьезной пожилой женщиной в дорогом костюме.
— Найджел! — воскликнул я несколько громче, чем хотел. — Привет, Найджел!
Он бросил на меня быстрый взгляд, что-то сказал женщине, они обменялись рукопожатием, и она протянула ему визитку, достав ее из изящной сумочки.
Найджел подошел ко мне.
— Джереми, — весело сказал он, оглядев меня с головы до ног. — Как ты, старина? — Он затряс мне руку, словно мы не виделись несколько лет.
— Не знаю, Найджел. Эта вечеринка, все эти люди — не то, чего я ожидал.
— Понятно. — Он снова украдкой взглянул на меня и сразу отвел глаза, но недостаточно быстро, чтобы я не заметил.
— Это определенно не те люди, которые, по моим ожиданиям, связаны… — я понизил голос до театрального шепота, — сам знаешь с чем.
Я, кажется, набрался. Мои слова звучали резче и громче, чем я хотел.
Найджел обнял меня за плечи, повел в середину зала и тихо сказал:
— Сильно сомневаюсь, что эти люди имеют отношение к V&D.
Он выжидательно смотрел на меня.
— Тогда что мы здесь делаем?
Я уже начал злиться, словно другие знали то, чего не знал я.
— Они смотрят на нас, Джереми, — прошептал Найджел, почти не шевеля губами. Я едва разобрал слова. — Смотрят из-за зеркал. — Его взгляд удержал меня от того, чтобы начать озираться по сторонам и подозрительно уставиться на прекрасные высокие зеркала, покрывавшие стены. — Им нужно увидеть, как мы общаемся, умеем ли поддержать разговор, вычислить шишек среди приглашенных. — Найджел придвинулся ближе. — За нами наблюдают, срочно соберись в кучу. — Его голос снова стал громким и жизнерадостным. — Думаю, ты полюбишь соккер, когда преодолеешь свою техасскую привязанность к футболу. — Он сердечно засмеялся и похлопал меня по плечу: — У моего отца отличная ложа, скоро сходим, ладно? — Беззаботно улыбнувшись, Найджел отошел.
Я поморщился от отвращения к себе, вспомнив, как проверял перед зеркалом чистоту зубов. Представив, как Джон Андерсон блещет остроумием перед судьями и политиками, отражавшимися в каждой стене зала, я решил напиться, видимо, вообразив, что еще не пьян.
Когда я подошел к стойке, сидевший рядом мужчина фыркнул, словно мы слушали одну и ту же шутку.
— Нет, ты можешь поверить в этот ср…ный бал?
Он был невысокий, напряженный, накачанный, из тех, кто вечно на что-то нарывается. Такой и в оклахомский бар придет в техасской шляпе. Казалось, его руки перемотаны толстыми веревками — бугры мышц натягивали рукава смокинга. Я пожал плечами в смысле «ничего не поделаешь» и вежливо отвернулся.
— Ты Деррика видел?
Волосы у меня встали дыбом. Надо было просто ответить «нет». И почему я промолчал?
— Кто такой Деррик? — спросил я.
— Сволочь, вот кто!
На его виске пульсировала артерия. Он подался ко мне, и только тут я понял, что он сильно пьян.
— Он говорит — думаешь, сделаешь мою работу лучше меня? Я говорю — да, сделаю. А он мне — пошел на… из моего кабинета! Ему плевать, что пятнадцать человек ждут медицинской авиапомощи. Ему собственную ж… надо прикрывать, дрочиле хренову! Я говорю — хватит болтать, давай уже делай. — Голос пьяного поднялся до негромкого крика. — Вста-вай и де-лай, говорю! Я готов был ему башку оторвать!
Дергающаяся артерия уже выпирала не на шутку. На нас начали оборачиваться. Интересно, он мне сейчас врежет или его дурацкий сосуд лопнет раньше?
— Слышишь, что я говорю?
— Да, — мягко ответил я.
— Извини, я беспокою тебя?
— Нет, вовсе нет.
Он уставился на меня так, словно я отправил его в пешеходно-эротический круиз.
— Не позволите ли предложить вам выпить? — спросил я, незаметно отодвигаясь.
— Я что, по-твоему, не могу себе выпивки купить?
— Нет-нет, я не это имел в виду. Я лишь старался проявить дружелюбие.
— Ты что, голубой, мать твою?
Становилось ясно, что из этого спора победителем мне не выйти. На нас уже обращали внимание, но плотный кружок вокруг, он же точка невозврата, еще не образовался. Вот, должно быть, радость для тех, кто смотрит из-за зеркал. Может, они там жуют поп-корн и делают ставки?
Я попятился, надеясь, что более пьяные и равнодушные гости разделят нас со скандалистом. Он сделал пару неровных шагов ко мне, но споткнулся и ухватился за какого-то мужчину, немало удивив его. Воспользовавшись заминкой, я повернулся и направился самым извилистым путем в другой конец зала. Я уже был трезв как стеклышко. Зал по-прежнему заполняли гости, что весьма облегчало мне жизнь. Я очень надеялся, что гнев приятеля Деррика уже нашел новую цель — может, вешалку или барный стул.
Из разросшейся шумной толпы я выбрался в тот самый угол, откуда вышел. Здесь образовался маленький островок покоя. Я прислонился к стене, ища новый способ как-нибудь испортить вечер, когда ощутил на себе чей-то взгляд. Ближайшие столики пустовали, и только старик в плохом рыжеватом парике, сидевший один, без спутников, испытующе смотрел на меня из-под бугристых, складчатых век. Оглядев старика, я подошел и присел рядом с ним.
— Развлекаетесь? — любезно спросил он.
— Не очень.
Старик улыбнулся:
— Я тоже не очень. Не люблю званых вечеров.
— Значит, нас уже двое.
Он усмехнулся.
— Учитесь? — поинтересовался он.
— Да. На юридическом.
— А, — сказал он, словно так и думал. — А почему именно юриспруденция?
— Ну, это просто. Из-за моего деда.
— Он юрист?
Я кивнул.
— Вы близко общаетесь?
— Общались.
— О-о… — Он вгляделся в мое лицо. — Ваш дед ушел в мир иной?
— В прошлом году.
— Мои соболезнования. Какой он был?
Я улыбнулся:
— Высокий. Очень высокий. Пугал людей до смерти. Он казался серьезным, но в душе был плюшевым мишкой. Улыбался одними глазами. Дети обожали его. Когда я в первый раз увидел свадебную фотографию деда, глазам не поверил: они с бабушкой выглядели как кинозвезды. Оказалось, в молодости дед был красавцем… К нему тянулись люди. Он был скромен, но к нему всегда шли за помощью. В детстве я часто сидел в кресле за его письменным столом и смотрел, как он беседует с клиентами. Дед хорошо разговаривал, умел вовремя пошутить, чтобы человек успокоился, позволял людям высказаться и облегчить душу. Его глаза всегда выражали спокойную уверенность в том, что все будет в порядке.
— Наверное, он очень обрадовался, узнав, что вы поступаете на юридический?
— Дед был уже очень болен, не вставал… — У меня защипало глаза, и я проглотил комок в горле. — Дед едва выговорил: «Жаль, меня не будет рядом, чтобы помочь тебе».
— И что вы ответили?
— Я сказал… — Я умолк, сжал переносицу и закрыл глаза. — Я сказал, что он уже научил меня быть человеком. — Почему я теряю лицо перед незнакомым стариком? Ну зачем я так напился? — Помню, мы ходили на футбол, коротышка-билетер с галстуком-бабочкой взял наши билеты, а дед сказал ему: «Я вас знаю. Вы здесь давно работаете». Коротышка ответил: «Да». Дед продолжил: «Вы раньше стояли вон там, а теперь — здесь». Представьте, всего лишь билетер, который надорвал наши билеты на матч. Сотни людей проходили мимо каждый день, не обращая на него внимания. По глазам билетера я видел: слова деда много для него значили. Дед любому умел внушить, что тот заслуживает всяческого уважения. Такой уж он был человек.