Я вздохнул. Я даже не знал, что хочу сказать.
— По-моему, я сделал одну очень плохую вещь.
После паузы отец спросил:
— Ты нарушил закон?
— Нет.
Я услышал, как папа с облегчением выдохнул.
— Жульничал на занятиях?
— Нет.
— Обидел кого-то?
— Да.
— Потому что он тебе не нравился?
— Нет.
— Значит, потому, что это тебе помогло.
— Да.
— Послушай меня. — Я приготовился к лекции о больших шишках и маленьких людях: «Будь жестким, соберись, хватай свое и не бери пленных». Вместо этого отец сказал: — Если ты поступил плохо, ты это исправишь. Понял меня?
— Да. Да, сэр.
— Затем ты решишь, кем хочешь быть, и станешь им.
Наступила короткая тишина.
— Хорошо?
— Да. Я сделаю это.
— Дай мне возможность гордиться тобой, — сказал отец.
Положив трубку, я некоторое время сидел такой встрепанный, всполошенный, словно меня отхлестали по щекам.
В первый раз за много лет я снова услышал учителя, которому звонил весь Ламар, когда люди не знали, как поступить.
Согласно плану, Чанс был в черном с ног до головы. Он ждал, прислонившись к дереву в тени. Я различал только смутный силуэт, белки глаз и полоску бледной кожи под лыжными очками. Подойдя ближе, я рассмотрел его костюм: широкие штаны со множеством карманов, походные ботинки, рюкзак, свитер с капюшоном. Он выглядел как настоящий партизанский журналист. Умолчу, как выглядел я в идиотской черной фуфайке и кретинских полуформальных брюках. Однако, имея две сотни долларов на счете и никаких надежд на карьеру, я не собирался тратить «кормовые» на облачение охотника за привидениями. Чанс протянул мне лыжную маску.
— Спасибо.
Он растер черную смазку по лицу и снова опустил очки. Я взял баночку и сделал то же самое. Он посмотрел на мои ноги:
— Ты в туфлях, что ли?
Я пожал плечами.
— А, ну ради Бога. — Чанс проверил видеокамеру и сунул ее в черную сумку на поясе. — Видно что-нибудь? — Он повернулся передо мной.
Я сказал, что нет, и тоже покрутился перед Чансом.
— Итак, у нас есть карта, благодаря тебе, — сказал Чанс. — Теперь нам нужно найти вход. И за это спасибо мне.
— Вход куда?
Чанс скрытничал насчет того, как именно наша карта переводится на язык практических действий. По-моему, он упивался этой маленькой властью. Войти к «железным людям» будет не так уж просто, это я понял. Чанс не сомневался, что общежитие существует для отвода глаз.
— В каждом университете есть легенды о паровых тоннелях, по которым под землей можно переходить от здания к зданию, — сказал он мне. — Так уж получилось, что в этом университете, очень старом, система тоннелей действительно есть. Пошли.
Мы шли, держась в тени стены большого административного здания. Мы находились в технической части кампуса, не имеющей ничего общего со студенческой жизнью. Уже перевалило за полночь. Стояла неестественная тишина.
— Единственное официальное упоминание о паровых тоннелях связано с местной историей. Когда Джордж Уоллес выступил в защиту сегрегации, студенты чуть не растерзали его. Полиции пришлось выводить Уоллеса через систему паровых тоннелей. Это записано в документе пятидесятилетней давности.
Впереди показалось залитое желтым светом огромное вибрировавшее здание с двумя вентиляторами на крыше почти по двадцать футов шириной. От здания шел свежий запах озона, а вентиляторы выпускали колоссальные, почти вулканические клубы белого дыма, который колеблющимися спиралями уходил в облачное небо. Казалось, перед нами фабрика, выпускающая мрачный сумрак.
— Ко мне на первом курсе захаживал местный учитель поэзии, такой, знаешь, несгибаемый старик. Он клялся, что во Вторую мировую фэбээровцы загнали в библиотеку австрийского шпиона. Они искали его несколько часов и наконец решили, что он ушел через паровые тоннели. Так говорил старик. А может, он просто не любил обедать в одиночестве.
— Это дым? — спросил я, указывая на белые клубы.
— Водяной пар. Это гидроцентраль. Здесь, собственно, завод, а там, — он указал на обшарпанное боковое здание со старыми жалюзи, — кабинет управляющего. — Чанс поглядел на меня. — Минут через пять тебе можно будет предъявить обвинения в нарушении границ частной территории, взломе с проникновением и в моем любимом «неподобающем поведении». Прекрасные основания для исключения. Последний шанс.
Я улыбнулся:
— Свобода — один из эвфемизмов выражения «Нечего терять».
— Ты меня-то не агитируй, я уже давно за, — сказал Чанс, и мы пошли в обход здания. Чанс достал из сумки кусачки и некоторое время возился с висячим замком. За забором с висячими цепями начинался поросший травой гравий двора гидроцентрали. В траве я увидел много металлических ящиков, тоже с висячими замками.
Было очень тихо. При каждом шаге под ногами скрипело и хрустело на весь кампус.
Я начал сомневаться в целесообразности нашего предприятия. Может, еще не поздно? Может, я еще успею выскочить в калитку, бросить лыжную маску в канаву, стереть черную сажу и смешаться со студентами, гуляющими субботним вечером на центральной площадке?
Чанс потянул меня за рукав:
— Не задерживайся. Мы здесь как на ладони.
Мы на цыпочках подошли к двери.
Из кожаной поясной сумки Чанс вынул набор отмычек. Эх, увидела бы нас сейчас моя мать… «Каких прекрасных друзей ты там найдешь!»
В нескольких шагах было окно.
— Эх, не умею я с отмычками, черт бы все подрал…
Чанс сунул связку в карман и поднял с земли камень.
— Чанс, нет! — шепотом взмолился я, но опоздал. Стекло разлетелось, звон и грохот эхом разлетелись по пустому двору. Я огляделся, но никого не увидел. Тем же камнем Чанс сбил острые торчащие края, оглянулся и жестом велел мне лезть внутрь.
— Теперь надо действовать быстро, — сказал он. — Только бы в тоннели спуститься, а там скрыться — как нечего делать.
Я полез за ним в окно. Мы попали в какой-то кабинет, затем в шлакобетонный коридор, выкрашенный белым. Чанс двигался быстро, но без определенной цели, заглядывая в каждую дверь. Он начал сыпать проклятьями.
— Давай помогай, черт бы все подрал!
— А что искать?
— Какой-нибудь ход вниз, я не знаю, ну, люк или лестницу.
Я нашел комнату с бетонным полом и голой лампочкой. В полу был люк вроде чердачного.
— Здесь, — позвал я Чанса.
Я попытался открыть крышку, но она была слишком тяжелой.
Чанс опустился на колени рядом со мной. Мы вместе потянули за цепь, и крышка поднялась. Мы отвалили ее, и она с грохотом упала на бетонный пол.
— Иисусе, Джереми! — прошипел Чанс.
— Да ладно, — сказал я и полез вниз по лестнице.
Взглянув вверх, я увидел за Чансом два силуэта. Он поставил ногу на лестницу, но они схватили его и оттащили назад. Его глаза страшно расширились.
— Что за хрень?! — закричал он и упал на спину. Я посмотрел вниз. Можно было просто прыгнуть. Но я не видел, насколько тут высоко. И карта осталась у Чанса. Фонарики тоже у него в сумке. Я не знал, куда идти.
«Забудь обо всем и прыгай!»
В колодец просунулась рука и схватила меня за фуфайку. Я вцепился в руку ногтями. Меня моментально схватили за шею локтевым захватом и резко дернули вверх. Я не мог вздохнуть.
Меня выдернули из люка, и я упал на спину, здорово ударившись о каменный пол.
Нависший надо мной мужчина потыкал в меня ботинком:
— А ну лицом к стене!
Разглядев форму, я с облегчением перевел дух. Полиция кампуса. Майлс писал мне о них, когда сам был первокурсником. Его соседа по комнате, местного парня из ближайшего рабочего поселка, однажды вечером потянуло к корням, он напился с приятелем-старшеклассником, и они пошли тырить номера с машин. Их задержала полиция городка. Студента сразу передали полиции кампуса — ни составления протокола, ни записи в полицейском журнале, никаких последствий. А старшеклассника продержали ночь в камере предварительного заключения, а утром отвели в суд. Я немного расслабился.
— Снять маски, — сказал тот из копов, что стоял ближе ко мне.
Я поколебался, но снял лыжную маску.
Другой коп стоял над Чансом, с интересом разглядывая его.
— Ну что, начинаем объяснять, — велел он.
— Прошу вас, сэр, — забормотал Чанс. — Это все шутка, розыгрыш такой. Мы хотим вступить в студенческое братство. Нам назначили испытание — пройти по паровым тоннелям и украсть тарелку из профессорской столовой. Майк, ну скажи же им! — Чанс посмотрел на меня вытаращенными глазами перепуганного первокурсника.
Полицейский повернулся ко мне.
Я бросил на Чанса гневный взгляд:
— Ты чего разболтался? Ведь сказали никому не говорить, даже если нас поймают!
— Пожалуйста… — совсем униженно взмолился Чанс. — Я хочу поступить на юридический. Не губите мою карьеру. Господи, родители!.. Ох, зачем меня только понесло в этот клуб!
Второй коп посмотрел на меня:
— Какой именно клуб?
— Нам нельзя рассказывать, — пробубнил я.
Он нагнулся надо мной и ткнул пальцем в грудь:
— Ты сейчас лучше о себе волнуйся.
Я покачал головой, изображая героический отказ.
Чанс выпалил:
— «Сигма Чи».
— Господи, Райан! — с упреком вскричал я.
Ближайший ко мне полицейский оказался более нервным, чем его напарник.
— Они окно разбили, — напомнил он, перебирая пальцами по своей дубинке с фонарем.
— Вы когда-нибудь вступали в студенческое братство? — спросил я.
Копы посмотрели на меня как на ненормального.
— Я не хотел оскорбить вас, — поспешно объяснил я. — Просто тогда вы знали бы, как непросто туда попасть. Может, дав клятву, вы тоже выкидывали бы черт-те что.
Возникла краткая пауза.
— Ясненько, — сказал полицейский, стоявший над Чансом, и оглядел меня с головы до ног. — Но вид у тебя идиотский.
— Ага. Первый раз в одежде коммандос.
— Что скажешь, Джон? Может, на территорию проникли местные? Они и швырнули камень в окно.
Коп рядом со мной, подумав, кивнул.