Закрытый сеанс — страница 10 из 34

– Спасибо за обед, – благодарю я Антона, который так ничего и не ответил на мое последнее откровение.

– Не за что.

Рассеянно кивнув, он забирает пустой контейнер. Его задумчивый взгляд настораживает и даже пугает.

– С вами все нормально?

– Кажется, я почувствовал…

Он изо всех сил старается подобрать нужное слово, от напряжения на его лбу проступает одинокая вена.

– Почувствовали что?

– Вашу боль, наверное…

Теперь моя очередь удивляться.

– Правда?

– Вы столько потеряли и совсем ничего не приобрели. Я… я… у меня нет слов.

В голове внезапно всплывает воспоминание из детства. В то время я часто гостила в деревне. Однажды бабушкин кот напал на гнездо с птенцами. Он перенес их тела в огород и начал забавляться, словно с игрушками. Я помню, как он цеплял беззащитные тельца острыми кошачьими когтями, подбрасывал кверху, а потом впивался в них хищными зубами. Он играл с ними до последнего. А когда надоело, бросил их трупы там же, где и развлекался. Я видела, с какой довольной мордой он отправился сладко спать, и собиралась пойти вслед за ним в дом, когда вдруг появилась она. Белокрылая птица нарезала круги над своими мертвыми птенцами, крича так отчаянно и сильно, что у меня впервые в жизни заболела душа. Ее несчастный плач был слышен даже через плотно закрытую дверь и зажатые уши. Стоя недалеко от трупов ее детей, я думала, что эта птица меня ненавидит. Проклинает за то, что я не остановила кота-душегуба и не подумала, какой трагедией обернется его развлечение.

Сейчас я понимаю, что мы похожи с той птицей. Не думаем, что хоть кто-то слышит боль наших потерь, но на самом деле пугаем окружающих одним своим видом.

– Скоро вернусь, – обещает Антон и уходит, громко хлопнув дверью.

Не знаю, способен ли кто-то выдержать все то, что я храню в себе уже три года. И порой кажется, что совсем скоро это не смогу делать даже я.

11 глава

Справедливости ради стоит отметить, что весь последний год я провела в компании замечательной подруги по имени Бэль.

По решению суда меня лишили права осуществлять врачебную практику. Это означает, что отныне мой выстраданный диплом хирурга годится только в качестве доски для нарезки продуктов. Но, несмотря на это, как только мы с родителями переехали в соседний город, я начала искать работу.

После череды отказов я была на грани отчаяния, когда меня неожиданно взяли аниматором в одно небольшое агентство. Каждую неделю мне предстояло отправляться на новую точку и раздавать рекламные флаеры. И все бы ничего, если бы не одно огромное жирное «но»: делать это приходилось в тяжеленном пушистом костюме рыжей лисицы.

– Они издеваются? – с негодованием воскликнул отец, когда я рассказала ему об этом. – Это же дискриминация!

– Пап, их можно понять.

– Нет, нельзя! – настаивал он. – С чего вдруг ты должна прятать свое лицо?

– Хотя бы потому, что я участница самого громкого преступления за последние несколько лет.

– Тебя оправдали. Не забывай об этом.

– Я помню, пап. Дело совсем не в этом.

– А в чем?

– Они заботятся о своей репутации. Да и не только ведь я буду работать в костюме.

– Думаю, – вмешалась в наш разговор мама, – это отличный вариант.

– Ты шутишь? – удивился отец.

– Нет, – серьезно ответила она. – Это наиболее безопасный вариант для Аделины. Так ее никто не узнает. А значит, никто не навредит.

– Господи, я просто не могу в это поверить! – прошептал папа. – Дипломированный врач будет раздавать листовки в костюме жирной лисы!

– И вовсе она не жирная, – поспорила я с грустной улыбкой на лице.

Конечно, эта работа стала настоящей пыткой. Находиться в душном костюме и осознавать, что такая теперь у меня жизнь, было очередным испытанием для моей и без того расшатанной психики. Вдобавок ко всему внутри лисицы я с трудом могла разглядеть, что происходит вокруг.

Наверное, именно по этой причине мое тело каким-то невероятным образом оказалось на проезжей части, где меня сбила спешащая на работу Бэль. Во время падения с меня слетела лисья голова, и я, едва придя в себя, судорожно начала ее искать, боясь, что кто-то из прохожих обязательно узнает мое лицо. Еще не хватало увидеть в новостях фотографию себя, валяющейся на асфальте в несуразном костюме мохнатого существа.

– Ты в порядке?

Передо мной стояла невысокая худощавая девушка с бордовыми волосами, одетая в элегантный брючный костюм.

– Мне так жаль… – извинилась она, пытаясь меня поднять.

– Все нормально.

Я всячески отнекивалась, не соглашаясь сесть к ней в машину, когда она предложила отвезти меня к врачу.

– Я отвезу тебя в больницу – нужно сделать рентген, – убеждала она меня.

– Мне ничего не нужно. К тому же я на работе.

– Просто позволь мне помочь!

– Помоги. Ты не видела, где моя голова?

Я огляделась по сторонам, не понимая, куда она исчезла. Бэль испуганно посмотрела мне в лицо.

– Черт, у тебя точно сотрясение!

– Да все со мной хорошо! Просто у меня на голове была…

В этот момент я заметила на дороге то, что осталось от лисьей морды после того, как по ней проехались несколько машин. В ту секунду я поняла, что лишусь работы. Расстроенная и почти в слезах, я опустилась обратно на землю.

– Ну почему, почему это происходит именно со мной? – воззвала я к небу, не зная, как взять себя в руки.

Девушка села рядом и приобняла меня за плечи.

– Эй, ты чего?.. Это всего лишь костюм!

– Ты не понимаешь…

– Предлагаю поступить следующим образом: сейчас мы поедем в больницу, а по дороге ты расскажешь, почему так дорожишь этой работой. Как тебе такой план?

Я с подозрением отодвинулась от нее.

– Уезжай.

– Ладно, тогда я вызову скорую и дождусь ее приезда, – кивнула она, словно соглашаясь с тем, что ведет себя слишком настойчиво.

– Нет, спасибо, – отказалась я.

– Что тогда? Как я могу искупить свою вину?

– Никак. Оставь меня в покое.

– Как скажешь, Аделина, – сказала она, поднимаясь с места.

– Значит, ты меня узнала, – кивнула я самой себе, как бы готовясь к тому, что сейчас услышу очередную порцию дерьма в свой адрес.

– Конечно. Поэтому мне и захотелось чем-нибудь тебе помочь.

– Почему «поэтому»?

– Ты прошла через такие ужасы, а теперь я взяла и сбила тебя посреди дороги. Как будто ты недостаточно настрадалась.

– Не понимаю…

Я моргнула несколько раз, уверенная, что это галлюцинация.

– Что именно?

– Все, кого я встречаю, относятся ко мне с осуждением.

– Но почему?

– А ты как думаешь?

– Но ведь тебя оправдали.

Она выглядит так, будто искренне поражена тем, как ко мне относятся другие люди.

– Этого недостаточно, чтобы забыть обо всем и позволить мне просто жить.

– Это может случиться с любым из тех, кто тебя осуждает. Никто не застрахован, – уверенно заявила она.

– Наверное…

Я пожала плечами, постепенно расслабляясь в компании этой незнакомой девушки.

– Я Изабель, но для друзей просто Бэль, – протянула она мне руку.

– Очень приятно.

– Извини, что сбила тебя.

– Ничего страшного, костюм смягчил падение.

Мы обменялись быстрыми и неловкими улыбками.

– Позволишь отвезти тебя в больницу?

– Ладно, – согласилась я, уверенная, что мы все равно ни за что на свете не подружимся.

После игры никто не желал со мной сближаться. И мне казалось, что эта девушка не станет исключением, но, к счастью, я ошиблась.

Через пару месяцев, когда мы с Бэль стояли у кассы, одна женщина из соседней очереди начала показывать на меня пальцем и что-то говорить стоящему рядом с ней мужчине. Когда она закончила говорить, он поднял голову и взглянул на меня с неподдельным отвращением.

К тому моменту я уже научилась различать людей по тому, как они ко мне относятся. Существуют всего два типа: сочувствующие и презирающие. Первые создают в социальных сетях сообщества в мою поддержку, а вторые заходят туда, чтобы выложить мое фото с подписью «Убийца». Я часто наблюдаю за завязывающимися между ними спорами и не понимаю, зачем они это делают. Для чего пытаются уличить друг друга в страшных вещах. Одни – в отсутствии заботы о ближнем, попавшем в беду, другие – в защите человека, который совершил самый страшный грех, убийство.

Часть меня понимает, что эти эмоции породил страх. Из-за него люди словно лишаются остальных чувств, перестают замечать очевидные факты и отказываются по-настоящему слышать друг друга. Многие забывают о таких банальных вещах, как милосердие и сочувствие. И тогда они начинают прикрывать свое равнодушие презрением, боясь, что кто-то заметит их неумение сопереживать. А может, некоторые просто не чувствуют со мной родственной связи, потому что для них я больше не человек.

Бэль сразу не понравилось то, что происходит. Я заметила, как она буквально впивается глазами в эту парочку и как вот-вот просверлит дыры в их телах пристальным взглядом.

– Просто заплатим за продукты и уйдем, – спокойным тоном сказала я ей.

Но уже при знакомстве я поняла, что моя новообретенная подруга – из тех людей, которые, задумав что-то, уже ни за что не отступают.

– Эй! – крикнула она им. – В чем дело?

Женщина почти сразу отвернулась, а мужчина, наоборот, гордо выпятил грудь и уверенно шагнул в нашу сторону.

– Ей здесь не место, – заявил он и смачно плюнул прямо мне под ноги.

Усмехнувшись, Бэль похлопала ему.

– Браво! Чем еще порадуете сегодняшнюю публику?

– Что ты делаешь? – прошипела я, уверенная, что теперь нам обеим несдобровать. – Не зли его!

– Интересно, – не унималась она, – как бы вы повели себя на той игре.

К этому моменту вокруг нас собралась целая толпа, кто-то уже снимал происходящее на телефон. Я ощутила жуткую слабость и приготовилась рухнуть на пол, а Бэль продолжила:

– Или считаете себя выше этого? Думаете, вам чуждо испытывать настолько сильный страх, из-за которого люди идут на худшие в жизни поступки? Вы правда считаете, что так далеки от этого?