– Я понимаю. А вот ты – вряд ли.
– Поясни, – грубо требует он.
– Твои родители поместили в лечебницу Софию, хотя у них под боком рос настоящий психопат. Из вас двоих именно тебя следовало поместить в изолятор. Причем на пожизненный срок.
– Если не хочешь, чтобы я пристрелил тебя, лучше замолчи, – предупреждает Антон.
– Ты не выстрелишь, – уверенно заявляю я.
– Неужели?
– Ты хочешь наблюдать за моими мучениями. А для этого я нужна тебе живой.
– Возможно, но, к сожалению, теперь ты знаешь слишком много. Вряд ли ты выйдешь отсюда на своих ногах… Как ты, кстати, догадалась?
– Как догадалась?
– Да. Что меня выдало?
– Родинка на твоей ладони. Я заметила ее у ведущего новой игры. А еще выдало все, что ты говорил о человеке, который заманил меня на игру. Ты описывал самого себя.
– Разве? – с сомнением спрашивает он.
– Да. Ты ведь сам сказал, что этот человек должен проявлять сильный интерес к тому, что со мной произошло. Из вас троих только ты старался со мной сблизиться. И именно тебе я доверила свои переживания. Не понимаю, почему ты не нашел меня раньше.
Антон издает саркастический смешок.
– Думаешь, я не пытался? Это было практически невозможно. Ты только и делала, что избегала людей. К тебе было невозможно подступиться… И все же эта тварь Бэль как-то смогла с тобой подружиться.
– Поэтому ты хотел, чтобы я ее подозревала?
– Хотел, чтобы ты подозревала абсолютно всех, включая мать и отца. Я надеялся, что, выйдя после этого допроса, ты станешь еще большим параноиком, чем была до сегодняшнего дня.
– Но как ты оказался в полиции?
– Это не так трудно, когда твои родители полжизни проработали на правительство.
Неожиданно он встает на ноги и достает оружие.
– Впрочем, довольно разговоров. Пора с тобой заканчивать.
– И как ты собираешься объяснить это остальным? – спрашиваю я, поднимаясь из-за стола и глядя на направленное на меня дуло пистолета.
– Скажу, что твоя вторая личность набросилась на меня и попыталась задушить. Не только же тебе пользоваться этой выдумкой в своих целях.
– Никакая это не выдумка, – процеживаю я.
– Будешь до конца гнуть свою линию?
– Именно это я и собираюсь делать.
– Знаешь, Ада, ты меня утомила за эти три года. И меня тошнит от твоего нытья про чувство вины. Если не можешь себя простить, то вот тебе мой совет: сдохни!
На мгновение время застывает, его палец касается спускового крючка. Зажмурившись, я мысленно прошу прощения у мамы и папы за то, что не ушла, когда была такая возможность. Раздается выстрел, и, кажется, мне даже становится легче. Словно все мучившие меня сожаления и боль выходят из уставшего тела. Падая на пол, я задеваю рукой стул, а в следующее мгновение раздаются еще несколько выстрелов. Они напоминают мне о последних секундах игры, когда чистильщик избавлялся от охранников.
Неожиданно рядом появляется детектив.
– Аделина, вы меня слышите? Зажмите рану рукой. Вот здесь.
Он прикладывает наши сплетенные ладони к моей груди. Подняв затуманенный взгляд, я замечаю стоящего у двери следователя и пистолет в его опущенной руке.
– Ада!
Несмотря на шум в ушах, я узнаю голос Евы. Опустившись на пол, она садится рядом со мной. Ничего не понимая, я поворачиваю голову и замечаю лежащее у противоположной стены тело Антона.
– Он мертв?
– Да, – отвечает детектив.
– Я тоже умру, – сквозь хрипы говорю я и тут же теряю сознание.
30 глава
Мне снится сон. Или, может, оживают давно забытые воспоминания.
Оставшись в одиночестве после ухода чистильщика, я осматриваюсь. Тело продолжает неистово дрожать, а единственное, что у меня осталось, – инстинкты.
Следуя им, я медленно ползу к выходу из подвала. Каждый порожек дается не просто тяжело – мне словно приходится шагать по трупам, остающимся за спиной.
Наверху я нахожу еще несколько застреленных охранников, а на экране в гостиной идет прямая трансляция происходящего в подвале. Кто-то сидел здесь и наблюдал за нами. Ум заходит за разум. Я хватаю металлическую вешалку, стоящую у входа, и бью по телевизору до тех пор, пока экран не разлетается на куски, а изображение не исчезает.
– Я создала нечто гениальное. И сегодня вы сможете стать частью этого доведенного мною до идеала совершенства, – изо всех сил пытаюсь я подражать Софии, голос которой до сих пор звенит в ушах.
Из меня вырывается серия истерических смешков, а после я захожусь в настоящем припадке. Хохочу до боли в животе, а через несколько минут вдруг замолкаю.
Какой же это мерзкий звук – мой смех. Никогда больше не стану смеяться.
В ящике неподалеку от двери я нахожу свой телефон среди груды других.
Выбежав через незапертую дверь на улицу, я оглядываюсь. Выложенная тротуарной плиткой дорожка ведет к трехэтажному дому из красного кирпича, окруженному газоном, границы которого оформлены цветущими петуниями. По периметру высажены декоративные кустарники, у входа стоят объемные вазоны с розами, а в центре двора – фонтан в форме каменного шара, по которому струится вода. Никому и в голову не придет, что в подвале этого роскошного особняка разверзся настоящий ад. Глядя на окружающую меня обстановку, я и сама начинаю сомневаться, что это все реально.
Опустив взгляд на дрожащую руку, в которой зажат телефон, я замечаю следы крови на ладонях и одежде. Нет. Все это произошло на самом деле…
И мне нужно позвонить маме.
Заглушка, о которой упоминала София, действует даже вне дома. Я пытаюсь открыть высокий забор, ищу какие-нибудь кнопки или замки, но ничего не нахожу. Наверняка выход прямо перед носом, но я просто не в состоянии его увидеть.
Вернувшись в дом, я беру стул и оттаскиваю его к воротам. Я с трудом стою на ватных ногах, но мне все же удается взобраться на него. Ухватившись дрожащими руками за верхний край забора, я подтягиваюсь, но в попытке перелезть осторожно неожиданно срываюсь и падаю вниз. Слышится хруст руки, на которую приземляется тело. Внутри трескается что-то еще, но я все равно поднимаюсь и быстро иду прочь.
Отбежав, снова смотрю в телефон. Связи по-прежнему нет. С каждым остающимся за спиной метром сил все меньше, а боль все сильнее. Когда я бегу, как побитая собака, в груди будто гремят обломки костей.
Остановившись у куста шиповника, я смотрю на экран. Все расплывается, не могу разглядеть наличие сигнала. С трудом нахожу мамин номер, пока внутри разливается жгучая боль. Мне так сильно не хватает воздуха…
– Ада? Ада, ты где?
Встревоженный голос мамы напоминает обо всем, что случилось. Я не успеваю ничего ответить – теряю сознание, уверенная, что никто меня здесь не найдет. Но умереть здесь, под цветущим кустом, все же лучше, чем в том подвале…
Как и тогда, я прихожу в себя в больнице. Подо мной неудобная койка, а тело болит так сильно, что трудно дышать.
– Мам… ма… – отрывистым хриплым голосом зову я ее.
Она за доли секунды оказывается рядом. Берет меня за руку и крепко ее сжимает. Затем ласково проводит ладонью по моему влажному лбу.
– Доброе утро.
– Утро?
– Ночью тебе сделали операцию. Врачи не думали, что ты так быстро очнешься.
– Операцию?
– Тебя ранили. Ты не помнишь?
– Помню выстрел и… Антона. Он мертв?
– Да, милая.
– Очнулась? – раздается знакомый мужской голос. – Оставите нас ненадолго?
– Она еще слишком слаба, – отвечает мама, продолжая держать меня за руку.
– Ничего, мам. Я справлюсь.
– Уверена?
– Да.
– Ладно. Но только недолго, договорились?
– Разумеется.
Кивнув, следователь подходит ближе.
– Сильно паршиво?
– У меня сейчас дежавю.
– Почему?
Он садится на стул, на котором, по всей видимости, мама провела всю ночь.
– Тогда, после игры, я очнулась в похожей палате. У меня были сломаны ребра и рука. Стоило мне открыть глаза и заговорить с мамой, на пороге появился следователь и начал мучить меня расспросами.
– И правда похоже. Но и отличия тоже есть.
Я впервые вижу на его вечно серьезном лице улыбку.
– В этот раз у вас пулевое ранение грудной клетки. А я здесь совсем не для того, чтобы задавать вопросы.
– Тогда для чего?
– Чтобы поблагодарить вас и извиниться.
– Вам нечасто приходится говорить нечто подобное.
Странно, но язвить в его присутствии кажется уже чем-то обыденным.
– Вы правы, это редкость. Но от этого мои слова становятся только искреннее.
– Да ладно вам. Пустяки. Я больше всех была заинтересована в том, чтобы это закончилось.
– Да. Наверное, поэтому я не удивлен, что именно вы это и закончили.
– Ну, технически Антон мертв благодаря вам и вашему пистолету.
– Хотел бы я сказать, что мне жаль, что пришлось его застрелить, но то, что он сделал… Не знаю. Его поступки не оставляют в моем сердце места для сожаления.
– Или мне что-то вкололи, или вы очень красиво говорите.
– Спасибо, я… я много читаю и иногда сам сочиняю небольшие рассказы.
Со мной точно что-то не так, потому что я готова поклясться, что вижу румянец на его щеках, покрытых густой щетиной.
– Дадите почитать?
– Что? – удивляется он.
– Ваши рассказы.
– Да, конечно… Если хотите…
– Знаете, я должна признаться…
– В чем?
– Мне очень стыдно, но я не помню вашего имени. Точнее, я специально не слушала вас, когда вы трое вошли в допросную и представились… А еще у меня жутко неудобная кровать.
Рассмеявшись, следователь поправляет подушку под моей головой.
– Так лучше?
– Немного, – благодарно киваю я.
– Я Максим, – протягивает он мне руку.
– Ада.
– Приятно познакомиться.
– Взаимно.
Мне больно даже говорить, но я не могу сдержать улыбку.
– Так вы вернулись в допросную, потому что поверили мне?
– На самом деле мы с детективом слышали ваш с Антоном разговор.
– Как? Весь разговор?