атакой, военный министр попробовал громко хлопнуть дверью. Но эффект получился обратный.
В коалиционном правительстве Керенский занял должность военно-морского министра, Терещенко – министра иностранных дел. А какое «серое преосвященство» таилось за их спиной? Некрасов, «брат» Чхеидзе, Скобелева и… Суханова по ВВНР. Примечательно: Суханов, вспоминая первые дебаты в исполкоме, так и не сумел внятно объяснить, почему он голосовал «за» коалицию, хотя везде выступал «против». Свидетельства Гальперна и Чхеидзе о масонстве Николая Николаевича помогают найти разгадку. С Сухановым, социал-демократом, близким к большевикам, которые идею альянса отвергали, Некрасов предварительно переговорил. Зато с лидерами меньшевиков, вроде бы затее с союзом партий сочувствующих… не успел. Ошибку исправил 28 или 29 апреля. В ответ «братья» попросили снабдить их уважительным предлогом для пересмотра решения. Для того у Львова и собрались члены правительства. Намечалось, скорее всего, официально, без оргвыводов, отмежеваться от Милюкова. Но тут подставился Гучков… Как следствие, А.А. Маниковский с 30 апреля по 5 мая исполнял обязанности военного министра.
Кто теперь стоял в очереди на «вылет»? Разумеется, князь Львов. Ведь он военному не уступит место по доброй воле. А вот А.Ф Керенский мог бы. Что замышлял Некрасов, нам остается лишь догадываться, ибо очередной кризис, июльский, вновь ускорил события, вынудив Г.Е. Львова уже 7 июля сложить с себя полномочия министра-председателя. Сюрприз преподнесла стихия, в одночасье разрушившая привычный порядок вещей. Во-первых, она наглядно продемонстрировала, насколько быстро и высоко вырос авторитет партии большевиков. Практически Петроград (рабочие коллективы и полки гарнизона) подчинялся им, а не вождям Петросовета и, тем более, временному правительству. Во-вторых, мятеж обнажил факт, доселе не бросавшийся в глаза. Все герои Февраля – и кадеты, и эсеры, и меньшевики, и даже большевики – буквально копировали Николая II. Как и свергнутый «тиран», «демократы» вершили дела, исходя из близких сердцу идеологических догм, а не реальной ситуации. Дважды (в ночь на 4-е и в ночь на 5-е июля) многотысячная вооруженная толпа являлась под стены Таврического дворца и мирно требовала у исполкома Всероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов, образованного неделей раньше, принять всю полноту власти. И дважды никто ничего не предпринимал: и кадеты, и эсеры, и меньшевики, и большевики в растерянности бездействовали, ибо происходящее не вписывалось в их стройные концепции поэтапного развития революции от буржуазной к социалистической. А четыре месяца – слишком малый срок, чтобы считать первый ее этап законченным. Если бы не демарш министра юстиции П.Н. Переверзева, обнародовавшего сообщение с обвинением большевиков в шпионаже в пользу Германии, еще неизвестно, чем бы кризис завершился. Огласка разведданных повлияла на позицию солдат нейтральных полков (измайловцев, преображенцев, семеновцев), которые около часа ночи 5 июля поспешили на защиту Совета, к тому моменту никем не осаждаемого. Разочарованные всеми солдаты и рабочие просто разошлись. Впрочем, освобождение от верных большевикам отрядов двух важных объектов – Петропавловской крепости и особняка Кшесинской – длилось еще полтора дня, до полудня 6 июля. И тогда же Переверзев покинул правительство по воле Некрасова и Терещенко, возмущенных самоуправством коллеги.
Опять же, как и в апреле, народные волнения сами по себе не привели к отставке неугодной персоны. Львов не планировал уходить. Его выдавили. На заседании кабинета 7 июля фракция социалистов, ссылаясь на общественные настроения, внесла три предложения, для князя неприемлемые – немедленные роспуск царского парламента (Госдумы и Госсовета), провозглашение России республикой и утверждение аграрной реформы в редакции министра В.М. Чернова. Львов предвосхищать вердикты Учредительного собрания счел для себя непозволительным и тут же подал в отставку, рекомендовав преемником Керенского. 8 июля в отсутствие Александра Федоровича (уехавшего днем 7-го на фронт), под председательством Н.В. Некрасова, министры санкционировали реорганизацию правительства и избрание нового главы с его заместителем – Керенского и Некрасова. После чего о трех условиях, отвергнутых Львовым, все благополучно забыли. До другого кризиса, августовского…
Пусть благодаря уловке Переверзева и пассивности самих большевиков временное правительство удержалось у власти, авторитет оно при том нисколько не нарастило. Наоборот, поражения на фронте, в Галиции, отсрочка до созыва Учредительного собрания всех важнейших реформ добили его остатки. Между тем большевизацию Петрограда и страны июльский кризис не обратил вспять, не прекратил, а всего лишь замедлил. На горизонте отчетливо обозначились две реальные перспективы – либо новая коалиция, с участием большевиков, либо гражданская война.
Контуры подобной коалиции легко угадывались: она фактически повторяла конструкцию, озвученную Некрасовым 27 февраля – генерал во главе Совета из делегатов от всех левых партий. Понятно, что в средине лета 1917-го большевики по праву могли рассчитывать на большую квоту в нем, чем ранней весной. И, как ни странно, в июле – августе они, в отсутствие Ленина, скрывавшегося в Разливе, затем в Финляндии, скорее приняли бы заманчивое предложение, чем отвергли. Конечно, многое зависело от кандидата на роль военного лидера. А тут креатура Некрасова – А.А. Маниковский – подходила как нельзя лучше. Его уважали в войсках, к нему не питали отвращения социалисты, в том числе и большевики. Дело оставалось за малым: готовности А.Ф. Керенского уступить первенство более достойному.
Альтернатива этому варианту – диктатура генерала при опоре на правые партии, кадетов и октябристов. Нетрудно спрогнозировать, чем закончится попытка наведения порядка фронтовиками с благословения Милюкова и Гучкова. Расколом армии и государства на «красных» и «белых». Кстати, аналогичный сценарий светил стране и при чисто большевицком правительстве. Вот почему так много значила личность военного. Генерал должен, во-первых, устраивать обе ключевые силы – армию и рабочий класс, во-вторых, иметь репутацию свободного от идеологических предпочтений специалиста-управленца.
Итак, Некрасову предстояло убедить Керенского добровольно уйти на второй план, пропустив вперед Маниковского. Половину задачи он сумел исполнить. К августу Александр Федорович всерьез задумался об отставке с поста министра-председателя, чему свидетель – Л.Г. Корнилов, с которым вождь революции не постеснялся обсудить щекотливый вопрос дважды – 3 и 10 августа. Что касается Маниковского, то тут вышла осечка. Некрасова опередил комиссар Юго-Западного фронта Б.В. Савинков, рекомендовавший шефу того самого Лавра Корнилова, командующего 8-й армией ЮЗФ, очень популярного среди солдат и офицеров, на что, похоже, и купился глава правительства. Но Корнилов в качестве управленца никуда не годился (достаточно вспомнить о «бегстве» генерала в мае на фронт с политической должности командующего столичным гарнизоном). К тому же он не пользовался доверием у большевиков и им сочувствующих.
Ошибочность выбора Керенского под влиянием Савинкова вполне очевидна. Тем не менее 7 июля Лавра Георгиевича назначают комфронта, Юго-Западного, а 19 июля – Верховным главнокомандующим русской армии. Маниковский же на тот момент – помощник военного министра, причем уже не первый, а третий. 5 мая Керенский, став военным министром, привел за собой двух полковников, с которыми познакомился и сблизился в февральские дни – Якубовича Григория Андреяновича и князя Туманова Георгия Николаевича. И почти сразу, 9 мая, возложил на первого обязанности «временного управляющего министерством». Более того, 25 июля правительство отодвинуло генерала еще ниже, сделав управляющим военным министерством Савинкова. Ясно, что Корнилова прочили в диктаторы по некрасовской схеме. А Маниковский под нее почему-то не подошел, несмотря на то, что сам Керенский признавал его заслуги в мирном наведении порядка на военных заводах после Февраля. Впрочем, и новый претендент быстро посеял в душе Керенского сомнения, когда потребовал восстановления смертной казни на фронте и… в тылу. Полководец собирался усмирять рабочих и столичный гарнизон расстрелами! Прямой путь к гражданской войне!!! Избранное Корниловым средство наглядно демонстрировало причину его ущербности – нехватку авторитета у социалистов. Отсюда и скудный набор методов для достижения национального единства.
Керенский осознал опасность и… отказался возлагать диктаторские полномочия на Корнилова. До 12 августа, до открытия Государственного совещания в Москве, он намеревался уволить парочку – и Савинкова, и протеже «управвоенмина». После форума, на котором речь главковерха снискала огромный успех, решил вместо одного диктатора создать тандем: Корнилов возрождает боеспособность и дисциплину в армии, Керенский налаживает диалог с лагерем социал-радикалов. Увы, модель, изначально обреченная на крах, ибо большевики уже давно разочаровались в Александре Федоровиче, и разочаровались глубоко.
Между тем 21 августа немцы взяли Ригу. Над Петроградом нависла угроза германского наступления, почему Могилев предложил правительству переподчинить Ставке Петроградский военный округ. Правительство согласилось при условии исключения из передаваемой зоны столицы, на усиление которой, на случай очередного большевистского мятежа, выдвигались 3-й кавкорпус А.М. Крымова и Дикая дивизия Д.П. Багратиона. Визит Савинкова в Могилев 24—25 августа закрепил договоренность официально.
Все испортила странная челночная дипломатия обер-прокурора Синода в отставке В.Н. Львова. 22 августа он выпросил у Керенского полномочия на привлечение в правительственную коалицию неких «новых элементов», а утром 25 августа в Ставке от имени лидера кабинета порекомендовал Корнилову возглавить страну в статусе либо министра-председателя, либо диктатора. Услышав от генерала осторожное одобрение замысла, Львов тут же поспешил обратно, в Петроград. Там 26 августа шокировал Керенского ультиматумом Корнилова о передаче тому всей полноты государственной власти. В итоге главковерха в ночь на 27-е сняли с должности, затем объявили мятежником. Тот, справедливо возмущенный, произволу не покорился и провозгласил себя Спасителем Отечества.