– Да он же зомби! – хохотнул второй брат с коротким ежиком и тут же выругался, испуганно и обреченно.
Когда за охранниками, выводившими мертвого живого человека, лязгнул засов, в общей камере повисла тишина.
Глава 3. Дверь в Закулисье
– Видал, дед, как его шандарахнуло? – спросил у старика зализанный брат.
– Ага… – протянул дед с аккуратной бородкой.
– Мы не хотим, чтобы и нас также! А ты? – присоединился к нему стриженный ежиком.
– Ага… – снова протянул дед.
От старика с бородкой толку не было никакого, Ларинцев это понял раньше, чем братья. Он не выдавал себя эмоциями, но докторская по психологии подсказывала профессору, что самый старший из них сломлен окончательно и бесповоротно. Этот человек добровольно выполнит все, что ему велят, а прикажут – так и в петлю сам влезет, – со вздохом подумал Ларинцев. Видимо, тоже самое поняли и братья, а по тому, оставили бесполезные попытки растеребить старика и принялись за профессора.
– Ты как, братюнь? – участливо спросил его брат с зализанным чубом.
– Закурить хочешь? – похлопал его по спине второй брат.
Теперь в их тоне были доброжелательные, дружеские ноты, да и глаза светились участием, но ничего хорошего от союза с ними Николай Васильевич не ожидал. Такие люди всегда и в любых обстоятельствах думают исключительно и только о себе – так уж они устроены, но сейчас они были настроены действовать и это полностью устраивало профессора.
– Ты хочешь, вот таким вот оттуда выйти? – мотнул младший брат головой в сторону двери, задавая вопрос второму брату.
– Я нет! – тут же подхватил старший, – а ты?
– И я нет! – с уверенностью в голосе отозвался младший, – а ты?
Этот вопрос уже адресовался самому профессору и оба брата в ожидании ответа уставились на него.
– «За дурака меня держат», – подумал Ларинцев, но вслух ответил, – Нет, не хочу!
– Уж лучше пулю! – закуривая продолжил зализанный брат.
– Ага, пуля лучше, чем так… – подтвердил ему второй брат.
По мнению Николая Васильевича – хрен был редьки не слаще, но он с готовностью подыграл. Профессор уже понял к чему клонят братья, как понимал и то, что в дальнейшем из этого выйдет – его примут в компанию, пообещав при этом бороться друг за друга в надежде на то, что первая пуля достанется ему, но у этой истории может быть и другой расклад.
– Втроем у нас есть шанс выбраться, – сказал Ларинцев и сам удивился, как убедительно его голос отразился от стен.
– Ага, втроем! Будем драться друг за друга! – обрадовался старший брат. А этого, – кивнул головой в сторону безучастного старика, – толкнем на них первым.
– Все равно от него толку ноль! – резюмировал второй брат.
…
Когда без предупреждения выключили свет в общей комнате, часы Ларинцева показывали половину одиннадцатого, соседи, чертыхаясь и шурша матрацами, разбредались по своим местам. Старик с бородой не проронил ни звука, о чем-то перешептывались братья, обговаривая свои дела.
–«Интересно, что случилось с моим портфелем?» – в темноте размышлял Николай Васильевич, взвешивая мысль – подобрали ли его портфель липовые полицейские, последнее совершенно не отпечаталось в памяти у профессора психологии, как он ее не напрягал. И, если подобрали, то что с ними сделали? Выяснили ли они уже о том, кто он? «Да и кто они сами – вот что не худо бы разузнать», – подумал Ларинцев и неожиданно провалился в глубокий сон.
Во сне он смотрел на мир глазами мальчишки. Самого младшего из тех троих, которые застали его неожиданное и позорное задержание. Страх и азарт вечернего приключения разбежались по его жилам, разгоняя адреналин.
– Еще одного алкаша задержали, – прокомментировал Сашка, справа от него.
– Ага – алкаша, держи карман шире! Секите, поцы, какой у него портфель!
– Дорогой, кожаный! Подаренный коллегами на юбилей! – сказал Витька-профессор и пацаны засмеялись.
– А ты по чем знаешь? – шутливо отвесил ему подзатыльник Славка.
– Слышь, поцы, говорят, что у Сеньки-белобрысого вот также отца задержали!
– Ага, слыхал! – подтвердил Славка, – только после этого задержания его отца хрен кто видел и найти не смогли…
Пацаны отошли в сторону с пятака фонарного столба и продолжали наблюдать за полицией с безопасного расстояния. Через дорогу не далеко, но пока менты добегут до них на своих «козеножках», молодые и знающие соседские дворы ноги, унесут мальчишек легко и бесследно – ищи потом где захочешь, благо, что кругом малоэтажные арочные дворы.
…
И снова был свет. Он ударил по глазным яблокам еще раньше, чем Николай Васильевич успел разлепить уставшие за день, слипшиеся веки. Безопасный и явственный сон не спешил покидать измученный разум профессора, Ларинцеву казалось, что вот-вот и он навсегда покинет свое обреченное, бренное тело и легко переселится в сознанье мальчишки. Навсегда сбежит, окажется далеко, за километры от этой убогой, прокуренной комнаты. Профессор снова закрыл глаза, пытаясь зацепиться за эту шальную, но добрую мысль. И понял, что если и была у него такая возможность, то доля секунды безвозвратно утеряна.
– Вот этого ведите! – услышал он знакомый, повелительный голос, на этот раз охранников уже было четверо.
Старший брат, на которого старик указывал перстом, отполз на заднице, забившись в угол, затравленно озираясь по сторонам и непрерывно поглаживая и без того прилизанный чуб. Второй брат, отведавший локтя, отодвинулся подальше, не предпринимая попыток помочь ближнему, – «распалось наше братство мушкетеров!», – подумал Ларинцев и неожиданно для всех рассмеялся вслух. Ему на плечо легла мозолистая сильная ладонь, она не сильно сжало предплечье, но в этой предостерегающей дружеской хватке Николай Васильевич уловил непреклонную, сильную волю.
– «Да ладно, дед! Я за него не полезу!», – подумал Ларинцев и в который раз удивился произошедшей перемене внутреннего Я.
– Куда? За что? Не пойду! – запротестовал, вскочив на ноги, старший брат с зализанным чубом.
– Ага! Нам и обвинений-то до сих пор не предъявили! – осторожно ввернул второй брат, по-прежнему не делавший попыток прийти на помощь.
– Как на предъявили? – оживился старик, снова показавшийся профессору похожим на зека, – Сергей Сергеевич, так предъявите обвинение!
Он стоял боком к братьям, заслоненный четверыми охранниками и только профессор смог увидеть, что в руке тот сжимает шприц.
– Ах обвинение, – с улыбкой переспорил самый молодой из четверых охранников, и без замаха, но резко ударил прилизанного кулаком под дых. Старший со шприцом в руке подошел на шаг и замер, не успев сделать укола.
– Ну и за каким чертом, Серега? – укоризненно спросил он у охранника, намекая на шприц.
В его манере держаться и разговаривать, Николай Васильевич отчетливо увидел равного себе – человека, скорей из профессорской среды, нежели бывшего заключенного или охранника.
Обмякшего, задыхающегося мужчину поволокли в сторону открывающейся двери. Усадили на кресло и туго застегнули ремнями, после чего седовласый старший сделал ему успокоительный укол. Прилизанный дернулся и расслабленно замер.
– На этот раз все должно сработать, – непонятно к кому обращаясь сказал седовласый дед, наблюдая, как массивная дверь отгораживает тесную комнату от остального мира.
– «А если и с ним случится тоже самое, что случилось со спортсменом?», – подумал профессор, с ужасом понимая, что они не знали даже имени несчастного человека.
…
– Андрюх, Андрюха, ты как там, живой? – молотил в запертую дверь оставшийся брат.
За массивной дверью стояла полная тишина, как, впрочем, и за второй металлической, но тоньше. Старик с охраной ушли, оставив заключенных терзаться страхами и сомненьями. «Кто мы теперь и, кто эти люди?», – подумал профессор, размышляя над ситуацией. В том, что их доставила сюда не полиция, профессор Ларинцев больше не сомневался. Не могут действовать подобным образом настоящие сотрудники правоохранительных органов, не должны действовать! Да и над второй странной комнатой предстояло поразмыслить серьезней. Настоящая гермодверь, да еще и с кодовым замком – дорогая, наверное, штука, обычным бандитам такое без надобности. А с другой стороны, кто и для какой цели так надежно опечатал простую тесную комнату? Возможно, из соседней комнаты есть еще один скрытый выход, через который, вероятно, уже проникли сообщники бандитов и теперь забирают бесчувственное тело Андрея. Но, опять-таки, зачем эти сложности? Профессор все больше склонялся к мысли, что все они, вопреки своей воле, вовлечены и учувствуют в каком-то секретном эксперименте, осталось домыслить – какова цель данного эксперимента и что после него станется с испытуемыми. Да и кто эти люди, удерживающие их здесь незаконно? На правительственную организацию они не похожи, с другой стороны, если правительство захочет скрыть свои действия, то станет действовать именно таким образом, разве не очевидно? Но почему-то последнее вызывало сомнения.
– Андрюх? Андрюха! Ну чего ты молчишь? – снова принялся колотить в дверь второй брат.
– Бесполезно, он за дверью тебя не слышит… – старичок с бородкой хотел добавить еще что-то к сказанному, вероятно, пояснить собеседникам, что через такую дверь кричать бесполезно, но профессор знал, чем это кончится.
Не нужно иметь степень по психологии, чтобы понять по глазам брата с ежиком, что сейчас он ударит старика и будет бить его долго. Чтобы как-то разрядить обстановку, Николай Васильевич спросил у оставшихся:
– Кстати, мы ж с вами толком не познакомились! Николай, – представился он оставшемуся обществу.
– Тезка, – засмеялся брат с стрижкой «ежиком», – Колян я, а там вон Андрюха, – он с силой врезал по металлической двери.
– Виктор Сергеевич, – представился бородатый, – можно просто Виктор.
После беглого знакомства разговаривать снова было не о чем, и сокамерники разбрелись по спальным местам, три из которых теперь пустовали. Коля закурил и молча уставился на железную дверь, пытаясь пробуравить ее своим взглядом. Он не пытался более достучаться до брата и уже за это профессор испытывал благодарность. Заснуть этой ночью скорей всего не удастся, но уже приятно просто посидеть в тишине.