Съемки начинались рано, автобус в шесть утра ждал невыспавшихся киношников у отеля. Погрузившись в него, они еще час тряслись по извилистой дороге на место съемок. Майя чувствовала себя бодрой, несмотря на то что вечером к ней то и дело стучались в номер подвыпившие каскадеры и осветители. Майя же мило улыбалась каждому, вина с ними не пила и старалась выпроводить незваных гостей как можно скорее.
Она была поглощена своей ролью и вечерами, наконец-то оставшись одна, учила текст и обдумывала завтрашние мизансцены. Она чувствовала себя настоящей актрисой, на которую возложили серьезный груз ответственности.
Еще в самолете к ней подсел Артем, двадцатидвухлетний каскадер из киногруппы. Мускулистый, поджарый и гибкий, с лицом Аладдина из диснеевского мультика, он смотрел на Майю своими темными бархатными глазами, шутил и всячески старался понравиться.
– Ты чего такая грустная? – допрашивал он, интимно склоняясь к Майе.
– Я не грустная, – отпиралась она. – Просто летать боюсь.
– Летать. Пф, это ерунда. Если будем падать, я тебя спасу, – обещал он.
– Это как же, интересно? – с улыбкой отозвалась Майя.
Этот забавный парень понравился ей. С ним было легко и спокойно. Разговор складывался как бы само собой, и не нужно было, как с Корабельщиковым, каждую секунду следить за тем, чтобы не брякнуть что-нибудь глупое, вызвав его высокомерную усмешку.
– Ну, я же каскадер, – развел руками Артем. – Подумаешь, какие-то десять тысяч метров!
– Да ну! Может, ты и летать умеешь? – хохотала Майя.
– Конечно, могу. И вообще я Бэтмен. Не веришь? Погоди, на месте докажу.
От Артема головокружительно пахло юностью, здоровьем, вызывали восхищение его сила и ловкость. Майю приятно взволновало его внимание. Однако, помня об истории с Корабельщиковым, на этот раз она решила держать дистанцию и не позволять себе так скоропалительно влюбляться.
В один из съемочных дней Майе и Артему предстояло вместе исполнить трюк. Снимали сцену, в которой героиня Майи вместе с любимым должна была выпрыгивать из окна дома. То есть сам прыжок выполняли, конечно, каскадеры. Майя же должна была крепко уцепиться за шею своего возлюбленного, бесстрашного спецагента, собирающегося вместе с ней прыгнуть вниз. Камера в этот момент не видела лица героя, зато прекрасно давала крупный план Майкиной героини. Именно поэтому Майя цеплялась не за актера, а за каскадера Артема.
По команде режиссера Майя шагнула на подоконник и ухватилась руками за шею Артема. Она почувствовала пальцами бьющуюся под его кожей жилку. Пахло от него мускусом и солнцем. У Майи закружилась голова.
Удалось снять сцену через несколько дублей.
– Всем спасибо, – сказал режиссер в мегафон.
– Ну, милая, хватка у тебя железная, – заметил Артем. – С тобой прямо в пропасть можно прыгать без страховки.
Майя промолчала. Ей было неловко, что Артем заметил ее волнение.
Майя долго не могла уснуть. Металась по номеру, крутилась на кровати, сбивая простыни, то распахивала дверь на балкон, жадно глотая горьковато-йодистое дыхание моря, то запиралась и включала кондиционер в надежде, что искусственная, синтетическая прохлада успокоит ее. Она вспоминала руки Артема, сжимающие ее сильно и бережно, его бронзовые волосы, касающиеся ее лица, ей казалось, что она ощущала тогда каждый напряженный мускул его легкого, гибкого тела.
Наконец ей удалось задремать. Но и сон не принес успокоения, перед глазами мелькали какие-то яркие обрывки: тянущиеся к ней лапы Войцеховского, надменный изгиб губ Корабельщикова и солнечные, карие глаза Артема. Она проснулась со стоном, услышала какой-то шорох со стороны балкона и открыла глаза. На фоне легкой белой занавески, танцевавшей от ночного бриза, отчетливо чернел чей-то силуэт.
У Майи перехватило дыхание. «Вор, – решила она, – или насильник. Араб-террорист? Господи, что же делать?» Стараясь дышать ровно и глубоко, чтобы незнакомец не догадался, что она проснулась, Майя начала незаметно пододвигать руку к прикроватной тумбочке. Она помнила, что в ней находился небольшой гостиничный утюг. План ее был прост: неожиданно огреть грабителя утюгом, а потом бежать и звать на помощь, пока он не очухался.
Ночной гость подходил все ближе, двигаясь бесшумно, с мягкой кошачьей грацией. Шаг, еще шаг… Майкины пальцы проникли за дверцу тумбочки и обхватили рукоятку утюга. Еще мгновение – и она, подскочив на кровати, рванула утюг наружу и обрушила его на голову незнакомца, задев попутно настольную лампу, стоявшую на тумбочке.
– О-о-ой, – охнул он подозрительно знакомым голосом и сел на пол, потирая ушибленный затылок.
Майя снова замахнулась, и он выставил вперед руку:
– Да погоди ты, сумасшедшая.
– Артем? – наконец узнала она.
Покореженная лампа включаться отказалась, и объясняться им пришлось в мерцающей южной темноте.
– Ты как сюда пробрался? – спросила она.
– Я же тебе говорил, что я Бэтмен, – пошутил он, все еще потирая голову. – Между прочим, ты меня прилично приложила.
– Ты же супергерой, ты должен быть неуязвим, – засмеялась она. – Ну-ка, дай посмотрю.
Он придвинулся ближе, и Майя погрузила пальцы в его жесткие, покалывающие кожу волосы, пытаясь нащупать, есть ли рана. Губы Артема почти касались ее ключицы, горячее дыхание билось на ее шее.
– Зачем ты забрался ко мне? – спросила она почему-то шепотом.
– Ты сама знаешь зачем, – так же тихо ответил он и поцеловал ее в шею.
Осторожно освободив ее от шелковой ночной сорочки, Артем долго и нежно ласкал все ее тело. Поначалу Майе было страшно, она стыдилась своей наготы. Но постепенно, под его прикосновениями, стыд ушел, и она сама уже жаждала еще большего обнажения, еще более тесного слияния с Артемом.
Голова у нее кружилась, в горле пересохло. Она мигом забыла и неприступного Корабельщикова, и мерзкие, подрагивающие пальцы Войцеховского. Казалось, ничего никогда не происходило в ее жизни ранее, будто бы она родилась в эту самую ночь, вынырнула из звездной бездны только для того, чтобы предаваться любви с этим юным и гибким прекрасным принцем.
Он прижимался лицом к ее животу, щекотал ресницами влажную кожу. Руки его скользили по ее телу сначала осторожно, робко, потом все более уверенно и жадно. И Майя глухо застонала, впившись зубами в его плечо.
Остаток съемочных дней они не расставались. Майе было легко и спокойно с Артемом: дни были насыщенными, ночи жаркими, и желать она могла только одного – чтобы экспедиция не заканчивалась никогда.
Но вскоре съемки закончились, и группа вернулась в Москву. Город был заметен снегом, дома стояли стылые, в бахроме звенящих на ветру сосулек. Люди ходили хмурые, с суровыми, обветренными лицами, в надвинутых на глаза шапках. Майя страшилась первое время, что случившееся с ней на морском берегу чудо скроется здесь под колючим сугробом, что вся эта их с Артемом смешная, полудетская, пронзительная нежность вымерзнет здесь, не оставив после себя и следа.
Но оказалось, что Артем в Москве ничем не отличался от Артема на Африканском побережье. Он был все так же внимателен к ней, смешил ее, баловал, удивлял. Умудрился втереться в доверие к подозрительной Майкиной матери. Спустя всего две недели Майя переехала в его маленькую квартиру, расположенную где-то в Медведково.
Ей нравилось играть в хозяйку: наводить уют в полузаброшенном жилище, покупать шторы, выбирать мебель, неумело пытаться готовить любимому ужин. Иногда, валяясь с Артемом в обнимку на диване, бессмысленно глядя в телевизор, она думала, что, может быть, ничего другого ей в жизни и не надо. Может быть, все ее мечты и амбиции были просто детской блажью. Зачем ей это – сцена, стрекот кинокамеры? Может быть, вот так и провести всю жизнь – на диване, в обнимку, жадно вдыхая запах любимого человека, спрятавшись в тепле от стылой полутьмы за окном?
Артем, кажется, разделял эти ее мысли.
– Давай никогда не расставаться? – полушутливо говорил он.
– А если тебя вызовут на съемки?
– А я откажусь. Или скажу, что поеду вместе с женой.
– Ого, уже и с женой? И давно ты женат?
– Уже два месяца, – посмеивался он, приподнимая ее волосы и дотрагиваясь губами до шеи.
Майя чувствовала внутренний разлад, не понимала, в какую сторону ей двигаться дальше. В кино ее пока больше не приглашали, с театром отношения были разорваны. До вступительных экзаменов в институт оставалась еще пара месяцев. Но Майя больше не была уверена, что ей следует туда поступать. Может быть, ей нужно плюнуть на все, быть верной женой Артему, который так любит ее, заниматься домом и семьей, не мечтая больше ни о каких заоблачных вершинах?
На Восьмое марта Артем подарил Майе билеты в театр.
– Ты же у меня тонкая натура, – объяснил он. – Не могу ж я тебе гель для душа подарить. А тут – типа искусство.
Майя смотрела на билеты так, будто увидела перед собой привидение. Сам того не ведая, Артем вручил ей билеты на спектакль того театра, в котором она так недолго проработала. Она никогда не рассказывала ему об этом, отшучиваясь, что в кино попала случайно, с улицы.
Решив не признаваться в своем провале и сейчас, Майя поблагодарила Артема за билеты и, как следует нарядившись, отправилась вместе с ним на премьеру.
Когда на сцену вышел Корабельщиков, Майя вздрогнула, хотя и пыталась внутренне подготовиться к тому, что увидит его. Корабельщиков снова играл доктора Астрова – ту роль, в которой Майя разглядела его впервые, безнадежно влюбившись в его талант. Но в этот раз магия не окутывала ее. Интонации Виктора казались наигранными, голос – манерно-обиженным. Майя пыталась возродить в душе то первое восторженное ощущение от его игры, но ничего не получалось.
– Но нет у меня впереди огонька, – безжизненным голосом произнес доктор Астров.
– Смотри-ка, нет у него огонька, – развеселился Артем. – Да не трынди, драный педик, все у тебя есть. Особенно в одном месте.
– Разве он педик? – изумилась Майя.
– Конечно, это всем известно, – пожал плечами Артем. – Я с ним однажды на съемках пересекся, дублировал его. Так это чмо достало – всю дорогу меня клеило.