Девушка надеялась, что ее слова и тон, каким они были сказаны, облегчат Блейну отступление.
— Вы имеете в виду стать друзьями с особыми привилегиями?
— Нет, я имею в виду дружбу иного рода.
Улыбка на лице Блейна поблекла, плечи обвисли.
— Друзьями? — Он вздохнул. — Настоящий друг — это тот, кто бросает друга в беде. — Мужчина все еще тряс протянутую для пожатия руку, а Халли старалась ее освободить. — Хоулли, — сказал он. — Ваше имя вонзилось в меня, как самый острый шип.
— Халли.
— А чем вы занимаетесь?
— Микробиологией. А вы?
— Генной вирусологией.
Лиленд решила, что показная резкость, которая ускорила бы его уход, возможно, совсем нежелательна, тем более утром ее первого рабочего дня здесь. К тому же вполне вероятно, что Эмили убил именно Блейн. Или ему известно, кто это сделал. Нет, надо быть ловкой, обходительной и попытаться хоть что-нибудь выяснить.
— И какого рода исследования вы здесь ведете?
— Мы должны начать научные дебаты здесь и сейчас?
— Я уверена, что ваши друзья ждут не дождутся, когда вы снова окажетесь среди них.
— Исследую пикорнавирусы.
— Наиболее распространенные патогены в холодных зонах.
— Точно.
— А вы проводите опыты на людях? — спросила она.
— Я что, похож на Йозефа Менгеле? Я использую мышей.
— Какой популяции?
Вопрос, казалось, его удивил.
— Хм… BALB/c. Почему вы об этом спрашиваете?
— Я тоже работаю с мышами, но там, на Большой земле. Мне нравится выявлять соответствия между конкретной популяцией и областью ее наилучшего использования.
Фактически у Халли уже давно вошло в обыкновение использовать эту оптимальную популяцию мышей для объединенных исследований, связанных с пикорнавирусами и бактериями, — именно они привлекали к себе сейчас внимание. Но мышиная популяция BALB/c не использовалась для этих исследований. Так какой смысл для кого-то в том, чтобы врать, утверждая подобное? Может, Блейн и не врал — может, он просто допускал ошибку в работе? А может, это единственная популяция мышей, имеющаяся здесь? Халли думала, как сформулировать вопрос, который мог бы прояснить ситуацию, но Блейн опередил ее:
— Выходит, вам выпало мотать срок с Фидо.
Любопытство оказалось сильнее ее нелюбви говорить об отсутствующих людях:
— Почему вы так о нем говорите?
— Да Фидо просто выгорел.
— Совсем выдохся?
— Он уже некоторое время ведет себя как ненормальный. А после смерти Эмили у него буквально снесло крышу.
«Ага, — подумала Халли, — я, похоже, упускаю отличную возможность».
— Раз мы уже друзья, — сказала она вслух, — могу я вас кое о чем спросить?
— Разумеется.
— Вы знаете, как умерла Эмили?
На лице Блейна появилось прежнее выражение. Понизив голос, он ответил:
— По слухам, от передоза.
Его голос стал еще тише, и он оглянулся назад, на свой стол.
«Так, значит, уловка убийцы сработала. И, видимо, этот парень — не убийца», — подумала она.
— А какие-либо расследования проводились?
— Вы обратились не к той пробирке.
Халли подметила, что Блейн общается в основном с помощью расхожих клише.
— Что вы имеете в виду?
— Да то, что тело обнаружила Мерритт.
Не дожидаясь ответа, Блейн, оглянувшись через плечо, произнес: «Ого!»
Халли повернулась в ту же сторону. Женщина, завтракавшая в одиночестве за одним из соседних столиков, вскочила на ноги. Глаза ее расширились, рот раскрылся, лицо искривилось. Пронзительно вскрикнув, она схватилась за живот и рухнула на пол.
Невдалеке от нее сидел высокий мужчина с белой, как у альбиноса, кожей. Даже здесь, в тускло освещенном обеденном зале, он был в темных солнцезащитных очках. Быстро вскочив из-за стола и подбежав к сотруднице, он опустился перед ней на колени; приступ, случившийся с женщиной, напомнил Халли предродовые схватки, которые ей доводилось наблюдать раньше.
— Кто это? — спросила она Блейна.
— Врач. Начальник медслужбы станции. Орсон Морбелл.
Женщине, похоже, полегчало. Тяжело дыша, она сказала:
— Не понимаю, что со мной произошло. Я просто сидела и вдруг… — Она смотрела не в лицо врача, а куда-то поверх его головы.
Халли посмотрела туда, куда был направлен ее взгляд. Ничего, кроме перегоревших рождественских огней.
— Лежите спокойно, Дайана. Я сейчас позову людей, чтобы перенести вас в лазарет. Возможно, у вас аппендицит. — Обернувшись, врач обратился к кому-то из стоящих рядом мужчин: — Вызовите бригаду фельдшеров. И бригаду неотложной помощи. Скажите, пусть захватят каталку.
Халли показалось, что женщине около сорока лет. Оливковая кожа, черные волосы, зачесанные назад в виде конского хвоста; в речи слышится явный испанский акцент. Руки Дайаны выглядели так же, как руки Грейтера; плоское золотое обручальное кольцо и кольцо, подаренное в честь помолвки, ярко блестели на покрасневшей коже.
— Это Дайана Монталбан, — негромко сказал Блейн. — Биохимик. Университет Мадрида.
— Смотрите, — донесся до Халли откуда-то сбоку громкий шепот.
На Монталбан были надеты черная тренировочная куртка, серые спортивные брюки и кроссовки. Что-то непонятное творилось с ее животом. Он вспух, словно его надули, и выкатился поверх резинки штанов, отчего они сползли вниз. Халли заметила зазубренную розовую черту — шрам, оставшийся от кесарева сечения.
— Что, черт возьми, здесь происходит? — спросил прежний голос, но теперь уже не шепотом.
— Дайана? — обратился к женщине Морбелл. — Что произошло? Ну скажите же мне.
Та закричала, оттолкнув доктора. Люди, окружавшие ее, стали в испуге пятиться назад.
— Кто-нибудь доставьте наконец сюда эту чертову каталку! — закричал Морбелл. — Ее нужно немедленно отправить в лазарет.
Руки женщины обхватили живот и прикрыли шрам. Она корчилась от боли. Халли видела, как кровь стала просачиваться сквозь пальцы, а потом хлынула потоком. Врач обеими руками надавил на тело Монталбан, стараясь воспрепятствовать кровотечению. Кто-то подал ему сложенный лабораторный халат, Морбелл сразу же его схватил. Он развел руки пострадавшей и прижал к только что образовавшемуся разрыву этот самодельный компресс. Халли видела, как кровь, пульсируя, вытекает из заросшего надреза, который почему-то снова раскрылся, превратившись в обширную красную рану. Сладковатый запах крови заполнил все пространство кафетерия.
Появились три человека из службы неотложной помощи; один нес медицинские чемоданчики, двое других толкали каталку. Вокруг торса женщины разлилась лужа крови, руки и ноги врача также были сплошь перепачканы кровью.
— Всем отойти прочь отсюда, и НЕМЕДЛЕННО! — закричал Грейтер за спиной Халли.
Она не слышала, как он подошел. Прижимая пропитанный кровью халат к раскрывшемуся шву, врач объяснял прибывшим медикам, как приготовить внутривенный коагулянт. Халли и Блейн влились в поток людей, направляющихся к выходу из обеденного зала. Девушка слышала, как Грейтер, включив свое радиоустройство, приказал:
— Команде биологической защиты прибыть в обеденный зал. Да. Все правильно. Снова, черт возьми.
11
Халли пришла с небольшим опозданием на встречу с главным научным сотрудником станции, но Агнес Мерритт, казалось, даже не заметила ее задержки. Перед тем как усадить Халли, она торопливо спросила:
— Вы слышали о том, что произошло в обеденном зале?
— Я была там. И сегодня, и вчера.
Мерритт грустно покачала головой:
— Что за ужасная напасть, доктор Лиленд, поджидала вас на полюсе. Я и представить не могу, что чувствовала бы, окажись на вашем месте.
— Спасибо за сочувствие. Прошу вас, называйте меня Халли.
— Отлично. А я Агнес. Агги для друзей, а в друзьях у меня почти все, с кем я знакома.
Кабинет Мерритт был чуть больше кабинета Грейтера, и в нем имелась пара складных стульев для посетителей. В углу на маленьком столике стояла кофеварка. Мерритт, наполнив две чашки, протянула одну Халли, потом пододвинула к ней тарелку с мелким печеньем в шоколадной глазури.
Большую часть своего завтрака Халли оставила в обеденном зале недоеденной. Она откусывала понемногу от одной печенинки, потом взяла вторую.
— Какие вкусные.
— Это рецепт моей бабушки. Я обожаю печь. После работы пробираюсь потихоньку в пищеблок.
В отличие от кабинета Грейтера, кабинет Мерритт был украшен картинами в рамах. К одной стене были прикреплены антарктические фотографии: вот Мерритт поднимается на борт самолета «С-130» в «Мак-Мёрдо», а вот стоит в своей красной парке возле станционного столба с флагом Соединенных Штатов с бокалом шампанского в руке по случаю какого-то праздника или памятного события. Вторая стена была украшена картинами из оставленного на время мира. На большинстве из них запечатлены объятия и рукопожатия по случаю вручения Мерритт наград и сертификатов. «Стена, оформленная в типично бюрократическом стиле», — отметила про себя Халли. Однако ее озадачило то, что тут нет ни одной семейной фотографии.
На вид Мерритт было около пятидесяти. Удобные джинсы туго обтягивали широкие бедра, из-под красного свитера из тонкой овечьей шерсти виднелась черная водолазка с высоким стоячим воротником. У нее было круглое красное лицо, то ли обветренное, то ли от высокого давления; курносый нос с красными прожилками; маленький влажный рот во время разговора округлялся, отчего создавалось впечатление, что Агнес выдувает слова.
— Так расскажите мне, что там случилось.
Халли рассказала, а затем все словно расплылось у нее перед глазами. Снова придя в себя, она поняла, что Мерритт что-то говорила.
— Прошу прощения, что вы сказали?
— Дорогая, вы просто отключились, — сказала Мерритт, похлопав ее по колену.
— Агнес… Агги, две такие смерти, и почти в одно время. Ведь подобное должно считаться чрезвычайным событием даже для полюса.
— Совершенно с вами согласна. Но вы когда-нибудь слышали о дегисценции, иначе говоря, о расхождении краев раны?