— Четыре умирающих от голода, обмороженных и обессиленных человека были застигнуты в палатке штормом. Один из них, Оутс, был в агонии. Чувствуя безнадежность своего положения и желая оставить еду спутникам, он произнес именно эти слова и вышел из палатки в метель. Его тело так никогда и не нашли.
— Ну и сукин сын. Фида подхватил пингвина, — сказал Грейтер.
— Что?
— Это тоже такое выражение. Иногда кто-нибудь из пингвинов уходит из стаи, в никуда, прочь от своих сородичей, — объяснил Грейтер. — Уходит, чтобы умереть. Никто не знает, почему они так поступают, но это задокументированный феномен. Люди ведь тоже так поступают. Реже, но и среди нас такое бывает.
— С ним было не все в порядке, очевидно, — сказала Халли. — Но не настолько, чтобы совершить такое безумство. Что теперь делать?
— Мы должны принять к сведению, что он ушел, — сказал Грейтер.
— И что?
— Есть такой документ — инструкция по поискам пропавшего человека. Поиски внутри станции и снаружи проводятся одновременно двумя различными группами людей. Поиски внутри станции я начну немедленно.
Халли пошла по коридору. Грейтер запер дверь комнаты Фиды и поспешил за ней.
— Вы куда? — спросил он.
— За полярным обмундированием. Я хочу помочь в поиске.
Грейтер ухватил ее за локоть:
— Запрещаю. Никто не должен выходить из станции, пока действует условие номер один. Это предусмотрено «Правилами внутреннего распорядка».
Девушка освободила локоть из его пальцев:
— Надо начать искать немедленно.
— Не в этих условиях.
— Я не собираюсь стоять в бездействии, когда человек, возможно, замерзает где-то рядом.
— Не в вашей компетенции принимать подобные решения.
— Черта с два! — бросила Халли и пошла прочь.
Когда она отошла за пределы слышимости, Грейтер включил радио.
Одна дверь вдруг распахнулась, и та самая сердитая женщина вышла из комнаты.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответила Халли.
— Задержись на секунду. Слушай, прости меня, я вела себя грубо. Нам надо поговорить.
Халли остановилась, обернулась. Из-за плеча женщины она видела спину Грейтера. Он все еще говорил по радио.
— Извини, но у меня сейчас неотложное дело. Оно действительно очень важное.
Этой женщине необязательно знать, что один из ее соседей, должно быть, как раз в этот момент сводит счеты с жизнью.
— У меня тоже важное дело. — Лицо женщины побагровело. — Мне и нужна-то всего минута.
— Я живу в комнате «А-237». Зайди ко мне позже.
С этими словами Халли, прибавив шаг, поспешила вперед по коридору.
— Задница, — в сердцах прошипела женщина.
— Доктор Лиленд!
Халли почти уже дошла до двери своей комнаты, когда кто-то за спиной вдруг окликнул ее. Обернувшись, она увидела двух приближающихся к ней мужчин огромного роста. Один был одет так, как одеваются амбалы, — в грязный комбинезон и черные башмаки. Второй, высокий и хорошо сложенный мужчина, был в белом лабораторном халате, накинутом поверх джинсов, голубой рубашки и красного свитера.
«Амбал и пробирка, — подумала Халли. — Интересно, что между ними общего». Но у нее вдруг возникла весьма неплохая идея.
— Я Бен Лаури. Биохимик, — представился пробирка.
Он был чисто выбрит, с очень большими руками. Халли вполне могла бы представить его форвардом, играющим за Дюка или за университет Северной Каролины. Его голос звучал ровно и спокойно.
— Джейк Греньер. Механик по дизелям, — отрекомендовался амбал.
Халли его узнала:
— Вы ведь были на льду, когда провалился бульдозер Рокки.
— Точно. Вы там здорово показали себя, док.
— Спасибо. Что я могу сделать для вас, джентльмены?
— Не поднимать шума для начала, — сказал Лаури.
— Простите?
— Мы собираемся проводить вас в вашу комнату, — пояснил Греньер.
Халли отступила на шаг назад, ее лицо стало суровым, внутри закипала злость.
— Я так не думаю.
— Звонил Зак Грейтер, — пояснил Лаури, постукивая по карману, в котором лежало радио. — Мы ведь в дружине безопасности станции.
— Поймите, док, это же ради вашей собственной безопасности, — убеждал ее Греньер, и в его голосе ей послышалось реальное беспокойство за ее судьбу. — Вы и представить себе не можете, что творится сейчас за стенами станции. Живое тело за несколько секунд превращается в лед. Раскалывается, как стекло, если ударить его обо что-то. Вы обморозите легкие. Только представьте — глазные яблоки замерзают.
— Именно поэтому кто-то должен идти искать Фиду.
Греньер заговорил более проникновенным голосом:
— Послушайте, пусть немножко потеплеет, и я первым выйду на лед вместе с вами. Но сейчас из станции не выйдет никто.
По лицу Халли мужчины поняли, что не убедили ее.
— Мне сообщили, что вы работаете в экспедициях, — сказал Лаури. — В горах, в пещерах и других трудных местах. Я и сам успел немного поработать так, как вы. Альпы, Анды, ну и еще кое-какие горы. Основное правило: не создавай дополнительных жертв. Я прав?
Он был прав, и Халли это знала.
— Хорошо. Что будет, когда потеплеет?
— Поисковая и спасательная группы будут наготове и сразу начнут действовать, — ответил Греньер. — Мы просто созданы для подобных дел, док, и у нас есть практический опыт проведения таких операций. Не принимайте нас, пожалуйста, за орду бойскаутов, спотыкающихся друг об друга.
— Только после вас, — сопровождая слова галантным жестом, произнес Лаури. — Мы просто проводим вас до вашей комнаты, только и всего.
— И как долго вы намерены держать меня взаперти?
— До наступления времени ужина, так приказал нам Зак Грейтер. Этого времени, как мне кажется, вам вполне хватит, чтобы прийти в себя и успокоиться.
— А если я вдруг захочу выйти наружу, как вы об этом узнаете? После того, разумеется, как уйдете от моей двери?
— Дело в том, что я намерен попросить вас дать честное слово, что вы не покинете комнату. Естественно, если не возникнет какая-либо чрезвычайная ситуация. Если же вы откажетесь дать честное слово, мы будем вынуждены установить пост — поставить одного из наших мужчин наблюдать за вашей дверью. А это создаст о вас не совсем приятное мнение — приближается зима и у всех масса работы. — Лаури протянул ей руку. — Ну так как, даете честное слово?
Вздохнув, Халли пожала протянутую руку.
35
— Бренк! — заорал Жиётт, входя в грязный тренировочный зал станции.
Несмотря на веселый тон и дружеское выражение лица Жиётта, Бренк все же отступил на шаг назад. Они не разговаривали друг с другом после того, что произошло в ангаре для погружений. Жиётт подошел ближе.
— Прости меня за то, что тогда случилось, — сказал он. — Нам не следовало позволять этой пробирке встревать между нами. — Сказав это, Реми хитро подмигнул. — К тому же не грех малость принять внутрь, согласен?
Достав из спортивной сумки фляжку и отвинтив пробку, он выпил немного, а затем предложил фляжку Бренку.
— А что это?
— Кое-что особенное. Тебе понравится.
Бренк приложился к фляге, сперва осторожно, а потом отхлебнул по полной.
— А знаешь, неплохо, — похвалил он, облизывая губы. — Где ты это достал?
— Друзья из Франции готовят это зелье. У них и отовариваюсь.
Бренк протянул Жиётту фляжку. На нем были черные тренировочные брюки и красная майка на лямках. Здоровый мужчина ростом шесть футов два дюйма и весом двести двадцать фунтов. Но при взгляде на него казалось, что поверх его мускулистого тела надета толстая шуба из медвежьего жира.
— Ну, — сказал Жиётт, протягивая руку, — считаем недоразумение забытым?
Бренк окинул его подозрительным взглядом, но через секунду, пожимая протянутую руку, ответил:
— Да какие проблемы, парень? Все забыто.
— Не возражаешь, если я тоже немного разомнусь?
— Да о чем речь. Чем больше народу, тем веселее, — ответил Бренк.
Он взял пятидесятифунтовые гантели и начал попеременно отжимать их.
Жиётт стянул с себя серый свитер. Под ним оказалась майка без рукавов; ее лямки крест-накрест обхватывали торс. Бренк бросил на Реми беглый взгляд. Жиётт проверил одно тяговое устройство, другое, подготовил оба к работе. Надел старые перчатки без пальцев, для начала сделал по нескольку отжиманий и приседаний, затем установил 45-фунтовые диски на штангу для выполнения жима лежа, после чего общий вес снаряда составил 225 фунтов.
— Ты меня не подстрахуешь? Я решил увеличить прежнюю нагрузку на двадцать фунтов.
— Ну конечно, подстрахую.
Бренк не смог скрыть презрительную улыбку — этот вес показался ему комариным. Стоя у изголовья скамьи и раскинув руки, он держал их в нескольких дюймах под штангой, которую Жиётт, напрягая все силы, поднимал с рамы, балансируя над грудной клеткой и начиная упражнение. После десяти жимов его руки начали трястись, и подъем штанги замедлился.
— Давай-давай, — подбадривал его Бренк. — Ты же почти поднял ее, тащи ее, тащи!
Жиётт хрюкнул, тяжело вздохнул и положил штангу на стойку. Чтобы отдышаться, ему потребовалось несколько минут. Затем он встал и, массируя плечи и грудные мышцы, глотнул немного воды. Через две минуты он был готов продолжать.
— Следи за мной сейчас повнимательнее, — сказал он. — Что-то чувствую какую-то слабость.
— Я рядом, — успокоил его Бренк. — Ну давай.
Жиётт осилил девять жимов и половину десятого. Бренк вынужден был помочь ему положить штангу на стойку. Тяжело дыша, с красным потным лицом, Жиётт встал со скамейки. Поглаживая себя по груди, он улыбнулся:
— Горит, как в огне.
Бренк понимающе кивнул. Вес, с которым боролся Жиётт, не представлялся ему тяжелым.
— Какой вес ты хочешь поставить сейчас? — спросил Жиётт.
— Двести шестьдесят пять, — ответил Бренк.
— Ты меня разыгрываешь? Да этого не может быть. Двести шестьдесят пять?
— А то! Хочешь пари?
Жиётт растерянно посмотрел на него:
— На сколько?