15
Офелия подошла к бассейну в «Каса де Амор» и услышала доносящуюся из комнаты наверху песню «Muevete!» — «Давай подвигаемся!» в исполнении популярной на Кубе группы «Лос Ван Ван». Ей показалось, что две деревянные палочки клавеса[37] пребольно отбивают ритм по спине, и уже не в первый раз она подумала о том, насколько музыка может быть обманчива. Да, она снова вспомнила поразившее ее ощущение от прикосновения к пульсирующей вене этого русского. «Не лезь в дерьмо, если не хочешь, чтобы тебя с ним смешали», — любила повторять ее мать. Еще одно из ее любимых напутствий было: «Не крути задом, если не хочешь, чтобы тебя поимели». Как раз крутить задом — это типично кубинский метод. Вот отчего ее жизнь такая помойка, вот почему в самые тяжелые времена и с самыми мерзкими мужиками ее мозг давал сигнал крутить задом, приказывая — «Muevete!» В тени дерева на улице стоял «додж Coronet» 1957 года со частными номерами. Ее заданием было наблюдать за ним. Передний бампер машины был криво прикручен проводами — результат множества столкновений.
Берег на этом отрезке Мирамара покрыт камнями и кораллами, поэтому «Каса де Амор» был выстроен вокруг череды бассейнов, пустых в это время дня, и только пара мальчишек играла в настольный теннис. Было едва за полдень, время, когда большинство jineteras со своими новыми иностранными друзьями разъезжали на рикшах по Старой Гаване, потягивали холодный мохито в ресторанчике «Бодегита дель-Медио» или слушали романтическую музыку на Кафедральной площади. После этого поход по магазинам, обед в частном ресторанчике, где тарелка риса с фасолью стоила как недельный доход семьи, назад в «Каса да Амор» и немного секса, затем долгая бессонная ночь в танцевальных клубах.
Всякий раз, когда кубинские пары появлялись в «Каса де Амор», чтобы удовлетворить свою страсть, для них не было свободных комнат. Но для jineteras и туристов всегда были номера с чистыми простынями и полотенцами, с вазами, в которых стояли свежесрезанные розы на длинных стеблях. Офелия знала, что обращения с жалобами в полицию никогда не рассматривались, потому что сама полиция и охраняла этот островок любви от собственных соотечественников. При стоимости номера в «Каса де Амор» 90 долларов за ночь (это равнялось цене за первоклассный люкс в отеле «Националь») был смысл защищать золотую жилу, несмотря на то, что золото добывалось потом и кровью кубинских девушек.
Дородная женщина в рабочем комбинезоне подметала улицу в четко размеренном темпе — шесть взмахов метлы в минуту. Офелия расположилась на стуле под лестницей, ведущей на второй этаж, около автомата для приготовления льда, слушала то музыку, то отрывки из репортажа о футбольном матче, доносившиеся из комнат сверху. Всего лишь два номера были заняты гостями. Мальчишки за теннисным столом закончили одну партию и начали другую.
Она подумала о русском. Он был катастрофой, которой надо всячески избегать. Даже блеск в его глазах — словно тлеющие огоньки, грозно предупреждающие — не прикасаться. Ужасно было уже то, что он представлял угрозу для самого себя; его рассказ о столкновении с Луной — полное безумие. Сначала он со звериной силой отрывает Луну от земли и швыряет об стену, а потом скромно недоумевает, как это сержант разбил себе голову. Как Ренко умудрился наложить себе пластырь, соединив края раны на голове, она даже не могла себе представить. Возможно, какая-то доля правды в его рассказе о нападении с бейсбольной битой и была. В ее представлении он был ягненком, который верил в то, что, если поймает тигра, то обеспечит себе полную защищенность… Да хоть всех тигров в джунглях, дальше что? Хотя она признавала, что он был не самым плохим следователем. Возвращение с ним на Касабланку и наблюдение за тем, как он раскручивал Андреса, могло стать учебным пособием для многих полицейских. Он не тупой, но явно не в себе, поэтому страшно быть с ним рядом и страшно оставлять его одного.
Женщина, подметавшая улицу, положила метлу в ящик. На втором этаже открылась и закрылась дверь. Тихие шаги двух пар ног проследовали по балкону. Офелия поднялась со стула и подошла к лестнице, оставаясь невидимой под ее укрытием. Парочка спустилась с лестницы, ничего не подозревая до тех пор, пока их пути не пересеклись у основания лестницы. Офелия в серо-синей форме ПНР выпрямилась во весь свой небольшой рост, а под рабочим комбинезоном подметальщицы улиц, как оказалось, скрывались полицейская форма и кобура.
Турист, рыжеволосый мужчина в рубашке с короткими рукавами, в шортах и сандалиях, на плече у него сумка «Прада». Толстая рука, как веснушчатая сарделька, лежала на плече девушки.
— Scheisse.[38]
Офелия тут же узнала Тересу Гитерас. Чернокожая, меньше Офелии ростом, с копной кудряшек на маленькой головке, желтое платье едва прикрывает бедра.
— На этот раз по любви, — запротестовала было Тереса.
…В тридцатых годах, когда на Кубе велась неистовая борьба за нравственность, были построены полицейские участки по образцу фортов. Один — в западной части Малекона — пришел в полный упадок: белая краска полностью облупилась с зубчатых стен, радиоантенна на крыше погнута, часовые скрывались в тени открытой двери, так как кондиционеры с тех пор так и не установили, и внутренние помещения провоняли мочой и потом. Полиция регулярно проводила рейды по очистке Малекона и Пласа де Армас от jineteras. Однако уже на следующий вечер те же девушки появлялись здесь вновь, только их плата полицейским возрастала раз за разом. В задачу Офелии не входила цель задерживать девушек, объектом ее работы были коррумпированные офицеры полиции, надо ли говорить о том, что ее не очень жаловали мужчины-сослуживцы, с которыми она делила рабочий кабинет. Когда Офелия вернулась с девушкой на свое рабочее место, на нее со стены за рабочим столом смотрел плакат с изображением Шэрон Стоун, сидящей на стуле с широко расставленными ногами. В середине плаката была прикреплена рабочая инструкция, предупреждающая об опасности преждевременной демонстрации боевого оружия противнику. Офелия смяла плакат и швырнула его в корзину для бумаг, затем она поставила на стол магнитофон и два микрофона. Третьей в комнате была Дора, патрульный сержант — та самая женщина с метлой…
Тересе Гитерас было четырнадцать лет, она училась в десятом классе в маленьком поселке Сиего де Авила. Офелия уже не в первый раз предупреждала Тересу о том, чтобы она прекратила приставать к туристам в районе бухты Хемингуэя.
Допрос начался. Где и как Тереса познакомилась со своим новым другом — по абсолютной случайности, на Маликоне. Какое вознаграждение за сексуальные услуги ей было предложено или было ею получено — ровным счетом ничего, за исключением часов Swatch, в знак дружбы. Чьей идеей было пойти в «Каса де Амор» — его. Кто заплатил за номер в отеле и сколько — он, она не знает сколько, но он также купил ей розу, и она хочет вернуться в номер, чтобы забрать ее. Наконец, Офелия добралась до главного: пришлось ли Тересе платить кому-либо из сотрудников ПНР — нет, клянусь, что нет.
— Ты понимаешь, что если ты откажешься сотрудничать, то тебе придется заплатить штраф в 100 песо, а затем я зарегистрирую тебя в списке профессиональных проституток? И это в четырнадцать лет.
Тереса сбросила свои танкетки на платформе и положила босые ноги на стул. Она вела себя, как ребенок — надутые губки, глаза опущены долу.
— Я не проститутка.
— Ты уже стала ею. Он заплатил тебе двести долларов за целую неделю вперед!
— Сто пятьдесят.
— Ты так дешево себя продаешь.
— Я хотя бы могу себя продать! — отрезала Тереса, накручивая локон на палец… — И заработать больше, чем ты за свою жизнь.
— Может, и так. Но ведь тебе приходится платить за фальшивое разрешение жить в Гаване, платить за комнату, в которой ты нелегально живешь, платить за возможность трахаться в «Каса де Амор». А больше всего денег тебе приходится платить полиции!
Офелию бесила двусмысленность этой ситуации. Тереса вовсе не считала себя проституткой, нет. Jineteras — студентки, преподаватели, секретари, они всего лишь зарабатывали себе на жизнь. Родители гордились тем, как их маленькие тересы помогали семье. Постоянные гости Кубы давно не решались ехать сюда без подарков для мамы, папы или маленьких братьев и сестер своей любимой девочки. Проблемой был СПИД, поджидающий своих жертв, словно дракон. Жертвы сами выстраивались в стройные ряды, забывая об опасности.
— Итак, теперь у тебя две рабочие точки, — сказала Офелия, — днем ты в «Каса де Амор», а вечерами на пристани. И тебе нравится такая жизнь?
— Это лучше, чем школа, — блеснули глаза Тересы.
— Лучше, чем попасть в больницу? Твой немецкий друг проверился на венерические заболевания?
— Он чист.
— Ты что, обзавелась медицинской лабораторией?
Этот спор был бессмысленным. Им казалось, что они никогда не заразятся, они принимали витамины, пили анисовую настойку, уксус. Их клиенты не пользовались презервативами, ведь они объехали полмира не для того, чтобы выкурить полсигары.
— Послушай, детка, если ты не назовешь имя полицейского, который взял у тебя деньги, я внесу твое имя в список профессиональных проституток. И каждый раз, когда будут проводиться рейды по отлову проституток, тебя будут хватать первой. И каждый раз тебя будут отправлять в исправительную колонию как минимум на два года. Это отличное место для девочки!
Тереса подтянула колени к подбородку и покраснела. Ее недовольная гримаса была точно такой же, как у Мюриель, которая была лишь на три года младше Тересы.
Герр Лохманн ждал в комнате для допросов. Он скрестил руки на груди и покачивался на стуле, пока Офелия изучала его визу. Он говорил на испанском с сильным немецким акцентом.
— Да, у меня есть номер в отеле «Капри» и еще один в «Каса де Амор». Я оплатил оба номера — двойная польза для Кубы.