Я вернулся в нормальный мир. В шатре воняло палеными тряпками и стоял густой сизый дым.
Я поморщился:
– Вы бы хоть полог откинули. Чем навоняли так?
Гради-ил, отмахиваясь от наползающего дыма рукой, прохрипел:
– Милорд, вы на себя посмотрите.
Я взглянул и изумился. На месте полотняной рубашки были обгорелые тлеющие лоскуты.
– Вы зачем меня поджигали, ироды? Я вам как любящий отец, как первый сын, как верный муж, нежный жених, мудрый учитель и брат, можно сказать, в одном лице. Кормчий, ведущий наш корабль по бурным волнам жизни… – Я замолчал, не в силах еще придумать себе эпитеты.
– Милорд, ничего из того, что вы сказали, я не понял, – продолжая разгонять ладонью противный дым, ответил Гради-ил. – Но вы сидели думали и вдруг начали дымиться, а потом на вас загорелась рубаха. Ганга сказала вас не трогать, мы и не трогали, а открывать полог не решились. Вдруг кто-то заглянул бы, а вы горите.
– Да? – Я вспомнил слова про дым и огонь и стал стягивать с себя обгорелые останки. Достал новую рубаху и переоделся. – Проветрите здесь и не выходите из шатра. Я по делам отлучусь. – Посмотрел подозрительно на Сулейму. – И присматривайте за ней, чтобы она опять на столб не полезла или еще чего не учудила.
– А вы куда? – Конечно, это спросила Су. Самая непоседливая из моих спутников.
– На кудыкину гору.
– А зачем? – донеслось мне в спину.
Мой город рос как на дрожжах. Башни высились над стенами, на них были подготовлены площадки для артиллерии. Только самих минометов еще не было.
Внутри все было обустроено. Если стены и башни вызывали трепет высотой, крепостью и четкими контурами серого гранита, то внутри все было сделано из розового и белого мрамора. И кибуцьеры трудились над парком за стенами. Женщины, очень красивые орчанки, люди, эльфары, дворфы, пара демониц – эти-то как тут оказались? – в коротких хитонах несли на плечах сосуды с водой и кокетливо бросали на меня взгляды. Воду брали из фонтанов, расположенных в уютных уголках моего града на горе. Эх, красотища-то какая!
Задерживаться здесь я не стал. Выпустил из сумки троицу, непонятно кем ставшую, и те, очутившись на свободе, тут же затянули псалмы. Я махнул рукой: пусть делают что хотят, лишь бы не развлекались.
Пожелал очутиться у подножия горы Рока и оказался там.
У меня захватило дух. Вот это была гора! Планета, а не гора. Здесь можно было разместить десять гор Беоты. Я постоял и понял: Рок специально тратит часть благодати на поддержание благоговения попавших сюда. Следующий прыжок, и я появился возле одной из дыр. Интересно, Рок меня видит или чувствует? Или ему не до того? Надо торопиться, встреча с грозным противником меня не прельщала.
– Ёда! – позвал я проходчика. – Мастер Ёда!
Через несколько томительных минут появился чумазый Головадвауха.
– Говори побыстрей, а то времени нет, – пробурчал он, недовольно посмотрев на меня. – Гора огромная, долго идти будем. Каждая ридка дорога.
– Вот об этом я пришел поговорить. Дружище, что вам нужно, чтобы вы побыстрее шли наверх?
– Как что? Этерниум, конечно. Чем его больше, тем быстрее мы идем.
– Понятно. А сейчас вы как идете?
– Видящий, что за вопросы? Мы идем на аннигиляции породы, это в двадцать раз медленнее. – Он что-то сообразил. – Постой… Ты хочешь дать нам этерниум?
– Да, хочу. Но вас увидит хозяин этой Медной горы. Не боитесь?
– А чего нам бояться? Он сам нас пригласил, мы отрабатываем твой долг. Мы в своем праве. Кроме того, здесь меди нет, одна пустая порода. – Коротышка презрительно скривился. – Так что там по энергии? – Его глазки заблестели.
– Сегодня к вечеру. – Хотя какой тут, к демонам, вечер. Тут всегда утро. – В общем, будет вам энергия сегодня, правда, недолго, и вас навестит разгневанный хозяин. Только я требую выполнить одно условие.
Он подозрительно посмотрел на меня:
– Какое еще условие?
– Вы скажете хозяину, что вас сюда перенесла богиня Беота.
Мастер почесался:
– Всего-то?
– Да.
– Сделаем. Еще есть что сказать? У тебя бывают неожиданные предложения в конце разговора.
Я задумался.
– А погромче шуметь вы можете?
– Как погромче?
– Ну чтобы хозяин горы обратил на вас внимание.
– Можем. – И, словно Гобсек в предвкушении барыша, потер руки. – Но это тебе будет стоить немного этерниума.
– Сколько это немного?
– Ну скажем, в два раза больше, чем ты дал на ремонт прушек, – нагло ответил Ёда.
Я скептически на него посмотрел:
– Мастер, если я дам тебе в два раза больше энергии, то ты останешься мне должен… скажем, еще пару работ для меня. Предлагаю в два раза меньше. Согласись, это хорошая сделка.
– Не соглашусь, – насупился Головадвауха. – Лучше я с тобой торговаться не буду. Иначе домой мы уедем с ручными прушками и еще благодарить тебя будем, что штаны нам оставил. Предлагаю остановиться на том количестве, что дал нам на ремонт техники.
– Заметано, – улыбнулся я. – Но про ручные прушки подумай, ты их можешь всучить дома недотепам.
Ёда оживился:
– Давай.
– Должны будете.
– Тогда не надо! – возмутился Ёда. – Давай этерниум, грабитель. – И тихо пробормотал, но я услышал: – Должны, видите ли, ему будем. Что за мир! Видеть его не могу. – И, ворча о несправедливости, удалился.
«Так, первый шаг сделан, – удовлетворенно подумал я. – Теперь надо все точно рассчитать и подключиться, когда начнется поиск виноватого. Виновного, конечно, найдут из числа моих спутников. Тут даже гадать не надо. Но не сам я. Рок что-то приготовил для меня более изощренное».
Инферно. Браслет Курамы
Прокс почувствовал огромное облегчение. Сомнения, терзавшие его только что и путавшие мысли, мгновенно исчезли. Он оглянулся и увидел сплошную стену. Ворот не было. Он посмотрел на муть тумана, что простирался вокруг.
– Так, значит, я в браслете… Хитрый механизм заклятия заключил мое сознание внутрь браслета, и мне нужно будет снова пройти путь и выбраться.
Алеш вспомнил все.
Себя. И то, как старейшины дали ему браслет и он надел его на руку, а затем упал, сломленный невыносимой болью. Чья-то злая воля насильно выдернула его сознание из тела и заключила в магический артефакт.
Но для чего? Что он должен совершить, чтобы выбраться. И какой конец пути спасения? Он выбор сделал, и, видимо, чтобы спастись, нужно будет пойти до конца.
«Вряд ли будет так просто, – подумал Прокс. – Но я постараюсь. Ради Аврелии. Ради Кромы. Ради их общего счастья. Я сделаю все возможное, чтобы выбраться».
Алеш упрямо поглядел на дорогу, что лежала перед ним, видимая небольшим кусочком в тумане, и решительно зашагал дальше. Он понимал: раз есть дорога, то она куда-то его выведет, как вывела в первый раз к воротам. Поэтому сходить в сторону и брести по каменистой пустоши он не стал.
Дорога была пустынна. В голову не лезли лишние мысли и не мешали. Монотонно отмеряя лигу за лигой, Прокс шел к неведомой цели. Здесь не было времени, как в обычном мире. Не было светила, которое бы отмеряло время своим ходом от рассвета до заката, и расстояние, преодоленное им, Алеш не измерял. А зачем? Он шел к цели, и это было главным.
Постепенно дорога стала расширяться, и Алеш дошел до каменного колодца в центре небольшой площади. На краю стояло бронзовое ведро, позеленевшее от времени, а к самому колодцу был прикован очень худой человек. Он сидел, прислонившись спиной к камням, и, казалось, спал или умер. Но Алеш видел, что тот жив. Его грудная клетка и плечи тяжело вздымались при каждом редком вздохе, показывая ребра, обтянутые тонкой высохшей кожей. На Прокса человек не обратил никакого внимания.
Алешу вдруг захотелось пить. Он подошел к колодцу и заглянул. Внизу, лагах в пятнадцати, находилось зеркало воды. Прокс скинул ведро, и оно с шумом упало. Зачерпнув воды, стал поднимать.
– Друг… дай… напиться… – услышал он хриплый шепот.
Взглянув вниз, он увидел, что человек силился поднять и удержать голову. Но это давалось ему с трудом, она качалась из стороны в сторону и наконец упала тому вновь на грудь.
– Сейчас, – проговорил Прокс. – Только ведро достану.
– Друг, я умираю, дай сначала мне, – жалобно попросил прикованный к камням пленник.
Прокс не ответил, достал ведро, присел и приставил ко рту человека край ведра.
– Только пей маленькими глотками, – предупредил он.
Но человек, не слушая его, давясь и постанывая, стал жадно пить. Проливал на грудь воду, давился, кашлял, но с непередаваемой жадностью пил, пил и пил. Затем обхватил ведро руками, с невероятной для высохшего тела силой вырвал его из рук Прокса и допил до конца.
– Куда же в тебя лезет? – засмеялся Алеш и в следующее мгновение был сбит с ног сильным ударом руки страдальца.
Алеш упал и попытался подняться. Но человек приказал:
– Лежи, смертный, или хуже будет!
Алеш с удивлением наблюдал, как менялся пленник, он раздался в плечах, вырвал цепь из одного кольца, вмурованного в каменную кладку стены колодца, потом другую. Разогнул железные обручи, обхватившие его руки, и встал. Это был уже не полумертвый заморыш, каким его увидел в первый раз Прокс, а сильный, румяный, со злыми глазами и грязными космами волос на голове человек. Он небрежно оттолкнул ведро ногой и подошел к Проксу. Ничего не говоря, поднял его за шиворот куртки и бросил у стены. Надел обручи на руки и снова их загнул. Звенья цепи прикрепил к кольцам и зажал их пальцами как пластилин, без всякого видимого усилия. Прокс молчал, он понимал, что говорить с этим силачом бессмысленно.
Убедившись, что Прокс прикован основательно, бывший узник также молча развернулся и сделал шаг, чтобы уйти. Но передумал и остановился. Оглянулся и с усмешкой посмотрел на Алеша.
– Что, так и не спросишь, почему я с тобой так поступил, смертный? – спросил он.
Алеш сплюнул ему под ноги и отвернулся.
– Гордый, значит, – засмеялся силач. – Ну-ну, лежи и гордись своей глупостью. Лет так тысячу. Через пару часов наступит жажда, и мучения твои будут бесконечны, глупец.