– Погоди, смотри, что будет, – прошептал он.
Вскоре раздался крик ужаса, и Рохля с выпученными глазами выскочил из пещеры. Он несся, не глядя по сторонам, следом выполз огромный паук с зеленым брюшком и ярко-синей спиной.
– Матушка-паучиха! – в страхе прошептал Авангур и стал пятиться.
Но Прокса что-то заставило застыть на месте. Он ухватил руку соискателя и присел, заставив сесть Авангура.
– Не шевелись! – одними губами произнес он.
Рохля проскочил мимо них и налетел на Мёбуса. Истошно закричал, так как прилип к паутине и силился отодрать свои руки. И чем больше он бился, тем сильнее прилипал. Вскоре он попытался оттолкнуться ногой, и она прилипла тоже. Паучиха не спеша неумолимо приближалась к жертве. Она деловито ощупала передними лапами орущего Рохлю и, выпустив паутину, стала его опутывать.
Прокс почувствовал, что ему становится дурно. Он вскочил и, дернув за руку Авангура, которую так и не выпустил, приказал:
– Бежим!
Тот замешкался и почти упал от рывка, но затем припустил следом за Проксом.
Они проскочили рядом с паучихой, но та не обратила на них внимания.
Оба, радостные от осознания, что беда прошла мимо, вбежали в пещеру, и Прокс тут же резко затормозил. Авангур пробежал мимо и упал, пытаясь остановить разбег. Покатился, споткнувшись, и ногами влип в сеть.
Алеш растерянно разглядывал паутину, которая перегораживала пещеру от стены до стены. Теперь он понял, почему паучиха пропустила их. Она знала, что им некуда деваться.
Он поглядел на Авангура, который забился в сетях, и грозно прикрикнул:
– Не шевелись!
Тот замер.
– Алеш, брат, спаси! – взмолился соискатель. – Я помог тебе. Вспомни! Не бросай меня!
– Не хнычь, подумать надо, – отозвался Алеш. – Паучиха какое-то время будет занята Рохлей, времени у нас пусть немного, но есть.
Бросать Авангура он не хотел. Но и что теперь делать, он не знал. Алеш стал оглядываться в поисках того, что ему могло бы помочь. Он сам не понимал, что ищет и как можно освободить товарища из липкого плена. Вокруг него было три кокона, что открыли глаза и стали за ним следить. Прокс пошел вдоль паутины, внимательно ее разглядывая. Ведь должен быть способ ее преодолеть. Не может быть такого, чтобы путь всех соискателей заканчивался здесь. У Творца был какой-то определенный замысел, и его надо разгадать.
«Ищи, Алеш, ищи», – подстегнул он себя. Он поднял взгляд вверх, выше своей головы, и прищурился. Там паутина не блестела. Он осторожно ткнул ее пальцем, и она, как обычная паутина, легко снялась. Он повел рукой вдоль нее на этом уровне и снимал ее, как веником снимают паутину в углах сильно запущенного помещения.
Осторожно прошелся рукой до блестящей от липкого клея границы на уровне своей груди и понял: вот оно, спасение. Нужно разбежаться и перепрыгнуть преграду. Но оставался Авангур, который с надеждой смотрел на него.
– Брат, не бросай меня, – повторил он свою просьбу, – я еще тысячу лет заточения не выдержу.
Прокс присел рядом:
– Что-нибудь придумаем, Авангур.
Он поднялся, подхватил того под мышки и потянул. Паутина натянулась, но не рвалась. Алеш стал отходить и, упираясь пятками, изо всех сил тянул Авангура. Ноги того, облепленные липкой нитью путины, не отрывались. А сама паутина была необыкновенно прочна. Она вытягивалась, выгибалась, но не рвалась. Уставший Прокс, отдуваясь, отпустил соискателя.
– Подожди, – сказал он.
Достал из сумки на животе пригоршню воды и осторожно выпил двумя глотками. Сил прибавилось. Он вновь подхватил Авангура и услышал шелестение за своей спиной. От охватившего его испуга он резко обернулся, и его волосы встали дыбом. В трех лагах от него стояла паучиха и потирала лапу о лапу. Затем резко вытянула их и попыталась его схватить. Прокс отпрянул. Он отпустил закричавшего Авангура и отскочил подальше. Паучиха подошла к соискателю и стала ощупывать того.
– Нет! Нет! Не надо-о! – заплакал в отчаянии Авангур.
Прокс сжал кулаки. Он был бессилен помочь товарищу и с гневом смотрел на огромную тварь. А затем за его спиной суматошно забились крылья. Он взмыл вверх, к потолку, и оттуда спикировал пауку на спину. Тело твари было покрыто множеством шерстинок. Два маленьких глаза смотрели вверх, а два больших – вперед. Прокс ухватился за выступ на голове и правой рукой стал наносить удары по глазам. Паучиха присела на передние лапы, подняв зад туловища, и стала выстреливать липкие нити паутины.
«Мне бы нож», – подумал Прокс, и его рука стала как костяной наконечник. Размахнувшись как следует, он всадил его в глаз огромному пауку.
Паучиха выпустила продолжавшего орать соискателя и стала пятиться. Прокс, размахнувшись, вогнал руку в другой глаз и чуть было не свалился со спины паучихи. Та взбрыкнула, как необъезженная лошадь, и, быстро перебирая лапами, поползла задом наперед.
Алеш, чтобы не упасть, взмахнул крыльями, взлетел с ее спины и, подлетев к Авангуру, ухватил того за руки, которыми он прикрывал лицо. Опять взмыл вверх и потащил за собой бьющегося в истерике соискателя.
Паучиха, освободившись от наездника, остановилась. Оставшимися двумя большущими глазами уставилась на летающую дичь и болтающуюся в ее руках другую жертву, попавшуюся в сеть паутины. Пока она смотрела, Прокс из последних сил дернул Авангура, и одна нога того освободилась.
Заметив, что дичь пытается удрать, паучиха прыгнула вперед. Она лапами разорвала свои сети, и Авангур, вырвавшись из рук Алеша, взмахнув ногами, с громким воплем, полным страха и отчаяния, полетел за паутину.
Матушка паучиха остановилась и принялась деловито заделывать дыры в паутине. На беглецов она больше не обращала внимания.
– Прошли. О боги всемогущие! Мы прошли! – отползая на четвереньках подальше от паутины, непрестанно повторял Авангур.
У выхода из пещеры Прокс устало присел.
Планета Сивилла. Степь
Вот и случилось то, чего я так не хотел или откладывал на потом. Старый хрыч воспользовался ситуацией и объявил нас с Гангой мужем и женой. Но, честно признаться, я даже испытал облегчение. Наконец-то мне не надо принимать это сложное решение – жениться или не жениться. Все было решено за меня и Гангу в ту самую минуту, когда ее дед объявил нас мужем и женой. Ну а за словами пошли дела.
Весь вчерашний день в ставке готовились к грандиозной свадьбе. Лагерь преобразился. Шатры укрыли коврами, у реки резали скот, дымили десятки котлов. Невесту отделили, как полагается по обычаям орков, в девичий шатер. И будет она там наряжена в их одежды из тонкой кожи, бусы из речного жемчуга, золотые серьги-кольца. Ее ко мне подведут босой, как знак покорности жены. А то, что она потом, как та троллиха, что я видел в орочьем лагере, будет лупить мужа, уже никого не будет волновать. Затем проведут обряд благословения предками, и мы выслушаем откровение обкуренных шаманов. Все, кроме молодых, будут жрать мясо и пить гайрат. Пройдет турнир воинов, где мне нужно будет показать свою удаль, а ночью под улюлюканье орков и скабрезные советы орчанок, как нужно ублажать мужа, нас отведут в новый шатер, который уже стоит в отдалении.
Все это мне рассказал старый шаман после того, как меня позвали к хану.
Великий правитель пустыни сидел один, невозмутимый, как каменный Будда, и, когда я вошел, нагло и шумно, лицом вперед, даже не посмотрел на меня. Его телохранители усадили меня на почетное место и вышли.
«Уже хорошо, – подумал я. – Значит, уважают».
Сам же в это время продумывал способы умерщвления правой руки. И не мог выбрать. Посадить на кол. Отрезать голову. Сварить в кипятке. Содрать шкуру… Моей фантазии не хватало. Мне все время казалось, что этого будет мало для такого негодяя, каким оказался Быр Карам. Мы сидели молча и чего-то ждали. Вошел Быр Карам и как ни в чем не бывало уселся на свое место.
– Молчит? – спросил он хана.
Тот ожил, искоса посмотрел на меня и усмехнулся.
– Придумывает тебе казнь, Быр. Даже не знаю, что он может придумать. Он же демонов ест.
Я с подозрением посмотрел на парочку. Что-то слишком они веселые. Это настораживает. Но как хан прочитал мои мысли?
– Они у тебя на лице написаны, Разрушитель, – ответил на мой незаданный вопрос великий хан и замолчал.
Я упрямо поджал губы. Все равно подстерегу и убью гада.
Дождались старого шамана. Он вошел и, кряхтя, сел.
– Вижу, малыш еще не убил Быра, – сказал он. – Даже странно. Поумнел, что ли?
Я продолжал молчать. Пусть поиздеваются. Мое время еще придет. Хан хмыкнул:
– Он и не был дураком. А вот за жизнь Быра опасаться нужно. Молод, горяч еще. Слушай, родич, – обратился он ко мне, и я, не скрывая удивления, посмотрел на хана.
«Родич?» – подумал я.
– Да, Разрушитель, мы с моим братом, – он кивнул в сторону шамана, – приняли тебя в свою семью. А для этого ты должен был выйти из рода Гремучих Змей и взять в жены Гангу. Но так как ты сам на это не согласился бы, а мы не могли раскрыть преждевременно свои замыслы, пришлось тебя лишить рода и одновременно принять в нашу семью. Семья великого хана неприкосновенна. Ты помог нам, мы помогли тебе. Вопросы к Караму у тебя есть?
Я взглянул на советника хана и отрицательно покачал головой:
– Нет. Пусть живет. Я только не понял, чем вы мне помогли?
– Наглец! – Быр Карам не удержался и даже поперхнулся от досады.
Старый шаман пожевал тонкими, как ниточка, губами, из-под которых торчали стертые клыки.
– Не догадываешься? – спросил он.
Я понял, что они поняли, что я их понял. А что тут понимать? Это был поединок Худжгарха и Рока. Рок выставил шамана. Худжгарх – меня. Рок сделал свой ход первым и вывел меня из игры, отлучив от рода. Хан сделал свой ход и принял в семью с условием женитьбы и поставил игрока вновь на поле сражения, спасая этим всех моих спутников и себя. А дальше кто кого. Или я шамана – и тогда орки на этом этапе пойдут за Худжгархом, или шаман меня – и тогда они пойдут за Роком.