Егор Красильников
Спал Красильников беспокойно: ворочался, стонал, изредка что-то невнятно бормотал и матерился. Сонная тьма нет-нет да и рассеивалась в полутонах наплывающих сновидений, и тогда перед его взором выползали сцены грядущего апокалипсиса. Волны вспенивались, взлетали вверх, превращаясь в водяные горы и погребая под собой океанские лайнеры, земля дрожала, дыбилась, сбрасывая со своего покрова налет человеческой цивилизации, столь опрометчиво кичившейся своей мощью. Пожары от вылившейся на поверхность лавы сметали все на своем пути, образующиеся огненные вихри испепеляли еще оставшиеся леса и немногочисленные, уцелевшие после чудовищных землетрясений селения. Во время этих сновидений с губ Егора срывались всхлипывания, и казалось, будто он плачет, затем сон снова наливался чернотой. Всхлипы сменялись стонами безмерно уставшего и истерзанного болью человека.
Проснулся Егор от топота чужих ног и мгновенно поднялся с пола. В глаза бросился не замеченный раньше камень. Егор подхватил его и в три прыжка подскочил к двери. Прижавшись к стене, он поднял над головой свое оружие и замер. Дверь начала медленно открываться…
Старший прапорщик Ефимов
Колонна сбросила ход. Везший нас «Урал», съехав на обочину, зашуршал гравием. Скрипнули тормоза, и мы остановились. Удар по кузову – как сигнал к десантированию.
– Пошел, пошел! – подбодрил нас голос высунувшегося из кабины майора Федина, и наша сборная группа, подхватив рюкзаки, рванула к заднему борту. Двери распахнулись, и мы, один за другим, начали спрыгивать на землю.
– Ни пуха! – донеслось из-за спины.
– К черту! – С удовольствием послав фэшника, я коснулся земли подошвами ботинок и побежал вслед за уже скрывающимися в зелени контрактниками. Сзади усиленно топал ботинками ротный. А колонна уже взревела моторами. Наш «Урал» рявкнул, выпустил из выхлопной трубы столб черного дыма и, со смаком буксанув по гравию, рванул с места. Два грузовика и сопровождающий их БТР-восьмидесятка продолжили свой путь дальше, а мы поспешили углубиться в лес, чтобы, найдя подходящее местечко, сесть и в спокойной обстановке обсудить наши дальнейшие планы, как то: маршрут движения и прочее, прочее, прочее…
Егор Красильников
Егор напрягся. Сейчас, еще секунду, еще чуточку, еще чуть-чуть. Резкий удар по голове входящего, и бежать, бежать, бежать! Бежать сломя голову. Бежать! И не имеет значения куда. Лишь бы подальше от этого проклятого места. Разве что задержаться на секунду, чтобы наклониться и подхватить выроненное боевиком оружие…
Дверь распахнулась шире, и поднятая в замахе рука дрогнула – держа миску, наполненную дымящимся мясом, на пороге стоял мальчишка лет двенадцати, может, чуть старше.
Заскрежетав зубами от бессилия, Красильников уронил камень на пол. Глухой удар по камням пола, и «оружие пролетариата», откатившись чуть в сторону, застыло в неподвижности.
– О, я вижу, ты уже освободился! – злобно ощерился стоявший за спиной мальчишки Заурбек. – Мы его пришли накормить, а он вознамерился бежать! А-ай-ай! Нехорошо и глупо!
Кулак Умарова врезался в живот пленника, заставив того со стоном согнуться и повалиться на пол. И тут же стоявший рядом с ним мальчик, захохотав, ударил лежащего пленника в лицо ногой, за что удостоился свирепого взгляда Заурбека – бить и истязать пленника и дальше не входило в его планы. Отстранив мальчишку, главарь банды шагнул к Егору и опустился подле него на корточки.
– Ты заставляешь меня нервничать. А ты знаешь, как я поступаю с теми, кто заставляет меня тратить нервные клетки? Не знаешь? Значит, тебе пока повезло. Сейчас я лишь приму дополнительные меры предосторожности, а в следующий раз… – голос главаря сорвался на зловещий шепот, – я вырежу твои яйца и заставлю их съесть. Что, не веришь?
Егор почувствовал в этих словах не просто угрозу, точнее, угрозы в них как бы и не было – простая декларация намерений, почти констатация совершенного. По спине скользнул лед. Он буркнул что-то нечленораздельное – кровь из сломанного носа лилась в гортань, мешая внятно произносить слова.
– Зря не веришь, – по-своему истолковав это мычание, посетовал Умаров. – Чтобы получить от тебя требуемое, они не нужны. – И, повернувшись к мальчишке, приказал: – Рустам, покорми его.
Егор закашлялся и попытался сесть.
– Ешь! – сунул ему под нос тарелку с остывающим мясом малолетний боевичок.
Егор судорожно сглотнул – трое суток не евшему пленнику даже сквозь текущую из носа кровь запах предлагаемого кушанья показался восхитительным.
– Не делай глупостей, и все будет хорошо, – пообещал Заурбек, подал Красильникову половинку хлебной лепешки и, развернувшись, вышел на улицу.
– Лечо! – На окрик с противоположной стороны поляны появился худосочный светловолосый боевик и быстрым шагом приблизился к окликнувшему его главарю. – Свяжешь пленника и останешься на его охране. Скажешь малышу: пусть найдет Ибрагима тебе на смену. За пленника будете отвечать головой!
– Не беспокойся! – Лечо слегка склонил голову и поспешил к открытой настежь двери.
Егор ел. Ел быстро, ел без ложки – руками, спешно, обжигаясь и давясь. Мясо молодого бычка, напополам с собственной, все еще текущей из носа кровью…
– Животное! – презрительно бросил мальчуган, но Красильников только поморщился, и то скорее от стрельнувшей в нос боли, чем от слов своего кормильца-обидчика. Какое ему было дело до этого мальчишки? Никакого. Какое ему вообще было дело до всех мальчишек мира, если даже поспешное утоление голода – всего лишь способ на секунду отвлечься от гнетущих сознание мыслей?
Егор насыщался. Ему не удалось бежать, и теперь предстояло оставаться в плену, а значит, силы ему еще должны понадобиться…
Старший прапорщик Ефимов
Разглядывание карты окончилось неутешительным выводом: либо придется идти и по ночам, либо бежать днем. Идти в ночи не хотелось, но бежать не хотелось еще больше. Тем более что всем прекрасно известно, чем чревато слишком поспешное передвижение.
– До ноля часов топаем, – еще разок взглянул на карту ротный, – затем ложимся спать, в пять часов – подъем, легкий перекус, и в путь. Двигаемся до двенадцати дня. Час на отдых. В общем, дальше по муке[3]. Возражения, предложения? – Он окинул нас взглядом – меня и Виталика, остальные, расползшись по окружающей местности, охраняли наше импровизированное совещание. – Пожелания?
Пожеланий не было.
– Сергей, ты идешь первым.
Я кивнул, тем более что и без того собирался предложить собственную кандидатуру.
Егор Красильников
Безвыходность ситуации пугала, но отчаяния не было.
«Не доберутся, нет. Руки коротки!» – твердил Егор и сам себе не верил. Страх за своих близких пронзал мозг и острыми иглами заползал в сердце. Который день Красильников оставался пленником Заурбека Умарова. Который день его руки и ноги были связаны. Сейчас, после неудачной попытки бежать, к его охране относились более серьезно. Теперь Егор мог немного размять затекающие члены лишь в моменты, когда ему приносили пищу или когда он сам стуками в стену вызывал кого-либо из охранников. Надо отдать должное – кормили его хорошо, да и на мелкие просьбы отзывались хоть и без лишней суетливости, но вполне оперативно. Заурбек держал данное слово – побоев и издевательств больше не было. Но время шло. День следовал за днем. Скоро должны были появиться обещанные фотографии.
Красильников искал выход и не находил. Всюду был тупик – даже если бы произошло чудо и он смог бежать. Бежать, но что, если у банды действительно хватит умения и связей, чтобы добраться до его семьи? Что, что тогда? Егор ел, много думал и… не предпринимал никаких попыток действия. До какой-то степени ему даже стала понятна логика ведомых на казнь людей – тех, что казнили сотнями. Сотни человек расстреливались одним десятком убийц! Десяток становился палачом сотен. Сотен, которые с легкостью могли бы затоптать этот пусть и вооруженный десяток, но!!! Гонимые на убой люди покорно шли, шли, как скот, шли потому, что у них еще теплилась надежда! Ведь никому, абсолютно никому не хотелось умирать первым, бросаясь на ведущую к оврагу охрану. Возможно, им думалось, что у извергов кончатся патроны, возможно, они надеялись, что появится некто, способный отменить бессмысленное, как всем казалось, убийство. Но люди гибли один за другим, а когда приходило понимание, что это все-таки конец, чуда не будет, мышцы уже сковывал холодный, безрассудный, леденящий душу страх. Да и не было больше тех сотен, способных задавить, сокрушить бесчувственных палачей… Каждый умирает в одиночку. Каждый сам по себе. В конце концов, что ему чьи-то тайны? Да и кто узнает? Хотя все еще может случиться, надежда теплилась – не всегда же Умарову будет сопутствовать везение? Когда-то оно все равно должно закончиться, сам себя утешал Егор и, представив сцену возращения домой, почувствовал, как на душе стало немного легче.
Старший прапорщик Ефимов
Пока начало темнеть, мы успели отшагать чуть больше квадрата. Солнце коснулось горизонта, и без того длинные тени вытянулись в бесконечность. И вдруг единым махом свет погас, словно в полутемной комнате выключили лампочку – это небольшое облачко наползло из-за горизонта, накрыв своим темным «пуховичком» нырнувшее за край светило. Когда же оно протащилось выше к зениту, солнце уже окончательно скрылось за неровной кромкой соседнего хребта. Вечерело, окружающее пространство еще не потонуло в бесконечной черноте, но вечерняя серость уже стремительно меняла свой окрас на цвет ночи. На небе появились звезды, призраком выполз бледно-желтоватый серп месяца. Но его узкая, истаявшая полоса не давала почти никакой надежды на дополнительную подсветку.
Под ногой жалобно хрустнула ветка. Мысленно ругнувшись, я замедлил шаг. Позади тоже хрустнуло, на ветку наступил кто-то из идущих следом. Я пошел медленнее. Над головой, в безоблачном небе сверкала далекая Полярная звезда. Решив не заморачиваться с компасом, я шел так, что она все время оставалась от меня слева, чуть впереди. По моим прикидкам, должно получаться, что я веду группу по азимуту 70–80 градусов. Впрочем, я мог бы себе позволить и большую погрешность – прогал между двумя селениями достаточн