Рейс 573
В первый момент Эрик и сам не понял, что произошло. Ему бросилась в глаза вилка. Окровавленная вилка в руке Фатимы, падающей в его объятия.
— Боже, я убила его…
Лидия невольно отшатнулась.
Фатима лишь беззвучно всхлипывала, но от Эрика не ускользнуло значение ее слов. Опустив бортпроводницу на пол, он разжал ее пальцы, вытащив из них оружие, и молча прошел в рубку. Лидия опустилась на колени рядом с Фатимой.
Карим лежал посреди кабины, зажав рукой рану на шее. Ковер под ним был в пятнах крови. Дрожа всем телом и с вилкой наготове, Эрик нагнулся и потрогал капитана за плечо. Тот поднял голову, глядя куда-то мимо Эрика.
— Прости меня. — В глазах Карима блестели слезы. — У меня не было выбора.
Эрик затрясся от ярости:
— Не было выбора? Карим, ты сошел с ума?
Эрик не узнал своего голоса, вдруг ставшего низким и необыкновенно звучным.
— Моя семья, — выдохнул Карим. — Они угрожали убить мою семью…
Эрик не понимал, о чем тот говорит. Он слышал слова, но их смысл не доходил до его сознания.
— Кто, Карим?
Из груди Карима вырвался хрип. Потом он закашлялся и снова уронил голову.
Эрик взглянул на его рану и быстро поднялся. Потом открыл висевшую на стене аптечку и вытащил бинт. Рана производила отталкивающее впечатление, однако вряд ли представляла опасность для жизни.
— Так кто, Карим? — повторил вопрос Эрик.
— Прости…
Слушая невнятное бормотание Карима, Эрик вдруг заметил, что впервые за сегодняшний день видит капитана таким спокойным. Как будто тот испытал невероятное облегчение.
— Это я уже слышал, — сказал Эрик, обматывая бинтом шею Карима. Тот тихо застонал. — Как ты понимаешь, теперь я беру управление самолетом на себя и попробую его посадить.
— Прости, прости… — повторял Карим.
Но Эрик не имел сил его простить. В одном из шкафов он обнаружил ремень, которым и связал руки Карима за спиной. В проходе снова показалась Лидия:
— Все в порядке?
Вопрос звучал идиотски, но Эрик понял, что имела в виду бортпроводница.
— Все хорошо, — кивнул он. — Проследи, чтобы кто-нибудь позаботился о Фатиме, и приходи сюда. Дверь запереть не забудь.
Лишь только она вышла, Эрик нагнулся к самому лицу Карима:
— Так кто угрожал убить твою семью?
— Я не знаю. Они заложники.
— Твоя жена и дети?
— Да. — На некоторое время речь Карима снова стала бессвязной. — Я не знаю, где они… Ты должен их слушать, Эрик. Держи курс на Вашингтон, иначе моя семья погибнет.
Обречь на смерть четыре сотни с лишним человек, включая себя, чтобы спасти семью Карима? Без сомнения, капитан бредил.
— Никогда, — ответил Кариму Эрик. — Никогда.
Он решительно занял место первого пилота.
Они находились неподалеку от Вашингтона. Если где и просить посадки, то только здесь.
Последнюю мысль Карим высказал вслух, прежде чем потерять сознание:
— Она говорила про рейс TU-ноль-ноль-три.
Эрик его почти не слушал:
— Что кто говорил?
Карим не ответил. Оглянувшись, Эрик увидел, что столкнулся с новой проблемой.
Большой проблемой.
— Это не может быть правдой, — прошептал Эрик.
В дверь позвонила Лидия. Эрик впустил ее и строго-настрого наказал не сводить глаз с Карима.
— Когда мы сядем? — спросила она.
— Топливо может закончиться в любую минуту, — ответил Эрик и стал готовить экстренный вызов.
— Mayday, mayday,[9] говорит штурман Эрик Рехт. — Слова сами пришли на язык, стоило ему только нажать кнопку магнитофона.
В динамике послышался голос вашингтонского авиадиспетчера:
— Эрик Рехт, у нас приказ не давать вашему рейсу посадки.
— Я знаю. Но капитан Сасси смещен с должности первого пилота.
— Где сейчас капитан Сасси?
Эрик запнулся:
— Он серьезно ранен и лежит на полу в рубке.
В динамике стало тихо. Эрик снова включил сигнал.
— Я передам вашу информацию в высшие инстанции, — сказал диспетчер. — До получения разрешения на посадку запрет на пересечение воздушной границы Соединенных Штатов остается в силе.
— Но послушайте! Топливо почти закончилось. Нам немедленно нужно сесть!
— Ждите вызова.
Голос в динамике пропал.
Эрик постарался взять себя в руки. В ожидании звонка диспетчера он решил сделать объявление пассажирам:
— Говорит штурман Эрик Рехт. В силу объективных причин наш рейс существенно запаздывает к месту назначения, однако в ближайшее время мы должны приземлиться. Поэтому я прошу вас вернуться на свои места и пристегнуть ремни безопасности.
Сколько у нас еще времени?
Самолет с пустыми баками может пролететь значительное расстояние, но Эрик не хотел доводить ситуацию до крайности. Приземление с неработающим двигателем обычно заканчивается катастрофой. Идти на снижение надо немедленно. Любой вариант лучше аварийной посадки.
В этот момент заверещал динамик.
— Штурман Рехт, вас вызывает Эндрю Хоффман.
Это был тот самый человек, который разговаривал с Каримом. Эрик принял вызов.
— Насколько я понимаю, Карим Сасси больше не контролирует воздушное судно?
— Это так.
— Вы сейчас один в рубке?
— Нет. Со мной бортпроводница Лидия и Карим Сасси, который лежит без сознания.
— И больше никого нет?
— Совершенно верно.
Голос в динамике пропал, но Эрик уже понял, что желаемого ответа он не получит.
— Штурман Рехт, я повторяю вопрос: есть ли в рубке кто-нибудь, кроме женщины по имени Лидия и Карима Сасси?
— Ответ: «нет».
В чем, собственно, дело?
— Каким образом вы вошли в рубку?
Эрик прикрыл глаза. У него не было времени на допрос.
— Другой стюардессе, Фатиме, которая находилась в кабине вместе с Каримом Сасси, удалось его обезвредить и открыть мне дверь.
— А кроме вас, никто не пытался проникнуть в рубку?
Черт! Эрик начинал опасаться за свой рассудок.
— Еще один человек. Он вел себя угрожающе и требовал впустить его в кабину. Он обещал мне помощь. Однако, во-первых, я не представлял себе, как смогу открыть дверь. А во-вторых, я не знаю этого человека.
— Я понял вас, — отозвался Эндрю Хоффман. — И где он сейчас?
— Лежит перед дверью в кабину.
— Лежит на полу?
— Послушайте, топливо на исходе, я должен…
— Вы ничего не должны, штурман Рехт, — оборвал его громоподобный голос из динамика, — кроме как сохранять спокойствие и выполнять наши приказы. Почему этот человек лежит на полу? Он ранен?
— Я ударил его. Был вынужден, — ответил Эрик.
— Простите, вы ударили его?
— Да, сэр.
— И вы утверждаете, что в настоящее время управляете воздушным судном? Что стюардесса Фатима вывела из строя Карима Сасси и открыла вам дверь?
Это было невозможно. Впервые в жизни Эрик почувствовал, как его охватывает панический страх.
— Но послушайте, я…
— Штурман Рехт, у меня нет оснований в чем-либо вас подозревать. Однако, судя по тому, что вы сейчас сообщили, не допущенный в рубку сотрудник американской службы безопасности лежит на полу без сознания. Как я могу быть уверен, что в остальном на борту все в порядке?
Сотрудник американской службы безопасности?
Эрик тряхнул головой:
— Я не знал, что он говорит правду, и не стал рисковать.
Стрелка прибора, показывающего уровень топлива, приближалась к нулю. Но у Эрика не было необходимости следить за ней. Когда топливо закончится, мотор заглохнет.
— Я поясню свою позицию, — сказал Эндрю Хоффман. — Откуда мне знать, что Карим Сасси не взял на этот раз в заложники вас и не заставляет вас говорить мне то, что вы сейчас говорите?
На это Эрику возразить было нечего. Голос в динамике продолжал:
— Как вы сами понимаете, на основании вашего сообщения мы не можем отменить свое решение относительно посадки. Вам следует искать ее за пределами американской территории.
— Вы понимаете, что это значит? — взревел Эрик. — Топливо почти закончилось, я не успею отвести судно…
— Вы не сядете на американской земле. Вы меня поняли, штурман Рехт? — проговорил Эндрю Хоффман, не меняя интонации.
— Но у меня нет выбора! — Эрик сам не заметил, как слово в слово повторил последнюю фразу Карима.
На несколько секунд в рубке стало тихо.
— Сожалею, но у нас тоже, — произнес наконец Эндрю Хоффман и тут же исчез.
Эрику понадобилось несколько секунд, чтобы осознать только что услышанное, после чего он достал мобильник, который уже работал, поскольку самолет терял высоту, и позвонил единственному человеку, который, он был уверен, захочет его выслушать.
— Папа, это я. Сложилась неприятная ситуация…
66
Стокгольм, 23:20
Лишь в нескольких окнах полицейского участка еще горел свет. Ночь выдалась холодной. Эден Лунделль поняла, что должна надеть куртку.
Собственно, покурить можно было и не выходя на улицу, но Эден позвонили на мобильный, а связь в здании вдруг ухудшилась. Такое случалось и раньше, и всегда некстати. Эден не раз выражала недовольство по этому поводу.
Ситуация накалилась до предела. Эрик Рехт занял место Карима и с ничтожным запасом топлива продолжал кружить вблизи американской воздушной границы. Однако разрешения на посадку все еще не было.
Эден молнией выскочила за дверь. Через пятнадцать секунд она завершила разговор и повернулась, чтобы идти в участок, успев за это время зажечь сигарету.
Сначала она услышала его голос:
— Эден.
Этого не могло быть. Словно земля вдруг провалилась под ногами. Впервые после начала операции Эден на несколько секунд забыла и о заложниках, и о самолете.
Голос прозвучал совсем рядом. Эден подавила желание немедленно повернуться. Вместо этого она уронила сигарету и наступила на нее. Лишь убедившись, что красноватый огонек погас, Эден посмотрела на окликнувшего ее мужчину.
— Я думала, мы договорились больше не видеться. — Она едва слышала свой голос за громкими ударами сердца.
— Я не помню о таком договоре, — ответил он.
Последний раз они виделись много лет назад, но Эден ничего не забыла, как будто все случилось вчера.
Они молча стояли на тротуаре Польхемсгатан, напротив главного входа в здание полицейского участка. Вокруг было тихо, ни ветерка, но в душе Эден бушевала буря. Одна за другой в памяти всплывали картины прошлого. Они появлялись и исчезали, как звезды на небе.
— Мы все ждали, что ты объявишься.
— Напрасно.
Его темно-карие глаза смотрели серьезно. Мужчина был выше Эден, и ей хотелось, чтобы он стоял не так близко от нее, чтобы разница в росте не так бросалась в глаза. Он расстегнул две верхние пуговицы на рубахе, так что на шее была видна золотая цепь. Та самая, которую получил его дед, погибший за свой народ и новую страну.
Слишком поздно. Эден устала, у нее не осталось сил на любовное свидание.
— Не надо.
Эден вдруг сделалась слабой и хрупкой. Она повернулась и пошла к стеклянным дверям полицейского участка. Мужчина что-то сказал, но в это время у нее зазвонил мобильник. Высветившийся на дисплее номер вмиг вернул ее к реальности.
— Да.
Голос Брюса Джонсона снова придал ей силы. Услышав его, Эден больше не чувствовала себя беззащитной и одинокой.
— Насколько я понимаю, Эрик Рехт уже выходил с вами на связь, — заявил Брюс, словно продолжая прерванный разговор.
— Да.
Эден затаила дыхание.
— Простите, но мы вынуждены придерживаться прежней стратегии, — сказал Брюс. — На этом настаивает начальство. Мы не хотим рисковать. У нас имеется достоверная информация, что командир экипажа направит самолет на Капитолий независимо от того, будут ли удовлетворены требования. А Эрик Рехт не смог убедить нас в том, что он контролирует воздушное судно.
Эден слушала и, по мере того как до ее сознания доходили слова Брюса, понимала одно: их план под угрозой, у них отнимают единственную возможность предотвратить катастрофу. Но Эден не имела права сдаваться, хотя бы ради Алекса.
— Это невозможно, — пролепетала она в трубку. — Я не понимаю вас.
— К сожалению, это единственный приемлемый для нас вариант, — холодно ответил Брюс.
— Но ведь вы на нашей стороне! — Эден отчаянно цеплялась за последнюю надежду. — Ведь вы тоже считаете это безумием! — (Брюс молчал.) — Кто принял это решение? Кому звонить?
Что он должен был на это ответить? Никому, разумеется. Решение принял командующий военными силами США, то есть президент. С тем же успехом она могла бы позвонить Господу Богу. Самолет будет сбит. Стоит убить четыре сотни человек, чтобы сохранить жизни тысячам. По крайней мере, по американской логике.
— Я перезвоню вам позже, когда буду знать больше, — сказал Брюс.
Он перезвонит позже.
Позже.
Но никакого «позже» не будет!
Заложники погибнут, террористы сделают то, что задумали. Неужели американцы этого не понимают? Сбив самолет, они становятся соучастниками преступления. Они выполнят за Карима его миссию.
Уже у дверей Эден набрала номер человека, который должен был узнать эту новость первым. Алекса. Боже, что с ним будет?
Мы еще не знаем, чем все закончится.
Эфраим подождал, пока Эден не завершит разговор, и направился к ней:
— Я еще вернусь.
Она повернула голову:
— В этом нет необходимости.
— Я так не думаю.
Он ушел. Эден стояла, одной рукой опершись на дверную раму, а в другой сжимая телефон, и смотрела ему вслед.
Боль была почти физической. Как будто кто-то вырвал у нее из груди сердце и швырнул на тротуар вместе с клапанами, артериями, обрывками мышц и прочим.
Эден пыталась думать о Микаэле, человеке, которого так долго любила и которого только что так просто предала. Но лицо Микаэля все время ускользало, и на его месте проступали черты Эфраима, мужчины, с которым она встречалась когда-то в знойном Тель-Авиве.
Эфраима, с которым они лежали в постели, держась за руки.
С какой легкостью он тогда нарушил все ее жизненные планы, вытащил Эден из стеклянной банки, в которую она себя посадила. И куда сейчас подевалась ее хваленая непробиваемость? Направляясь к себе в кабинет, Эден заливалась слезами, как никогда за всю свою взрослую жизнь.
Итак, самолет будет сбит, все пассажиры погибнут. Правительство США выбрало самый неправдоподобный из вариантов, и пути к отступлению закрыты. Эден только что получила официальное уведомление. И то, что у Эрика все получилось, не имеет никакого значения. Нужны доказательства, а их нет.
Фредрика Бергман звонила своему шефу в министерство якобы из лучших побуждений. Ни один из пассажиров не должен погибнуть. Если самолет не сядет, наступит конец света. Но на самом деле ее волновала судьба одного-единственного человека: сына Алекса.
— Мы все перепробовали, — сказал ее шеф, который только что беседовал с министром юстиции. — Премьер лично звонил в Белый дом и выражал свою озабоченность, но они отказываются сотрудничать. Пока они не удостоверятся, что Эрик Рехт полностью контролирует ситуацию на борту, они будут держать самолет за границей своего воздушного пространства.
— Но какие доказательства им нужны? — недоумевала Фредрика. — Фотографии? Может Эрик послать им свои фотографии?
— Не поможет, — вздохнул шеф. — Они решат, что это подделка.
Вернулась Эден, вся пропахшая сигаретным дымом. На мгновение Фредрике показалось, что за несколько минут отсутствия та постарела лет на пятнадцать, похоже, даже плакала.
Фредрика опустила глаза. Она не хотела ничего знать. С нее достаточно тех тайн, что уже есть.
После переговоров в правительстве и звонков американцам наступило затишье.
Появился Алекс с безжизненно-серым, как пепел, лицом.
— Что мы еще можем сделать? — спросила Эден.
Риторический вопрос. Она хотела, чтобы коллеги предложили какое-нибудь новое решение, разработали более действенную стратегию. Ничего этого у них не было, но атмосфера бездействия становилась невыносимой.
— Он должен привести его в чувство, — сказал Алекс.
— Кого?
— Того американца, которого ударил. Он единственный, кто сможет убедить Пентагон, что самолет больше не контролируется террористами.
— Но этот человек без сознания. Именно поэтому все мы и оказались в ловушке.
Алекс покачал головой:
— Если только Эрик его не убил — а судя по всему, это не так, — его можно и нужно разбудить.
— Но как? — Фредрика озвучила вопрос, который крутился в голове каждого.
— Не знаю! — Алекс всплеснул руками. — Надо позвонить какому-нибудь врачу, спросить у него.
Первым опомнился Себастьян:
— Я немедленно займусь этим.
Он выскочил из кабинета.
Ситуация накалилась, как никогда. Тем не менее Фредрике казалось, что время остановилось.
В этот момент зазвонил телефон, Эден взяла трубку. Из Розенбада сообщили, что Эрик нарушил воздушное пространство США.