Я «слушал» через ту воду, что так удачно расплескал по всему двору, что впиталась в землю и теперь расползлась вообще по всей округе, что осталась на подошвах обуви прошедшихся по двору Князей и «гостей столицы». Даже у Императора пара капелек на туфли заползти успело. Понятно, что всё это «счастье» не на долго. И заметят, и избавятся, и полную «дезинфекцию» проведут — не дураки же за безопасность Императора отвечают, как и за прочую «информационную безопасность». Но это будет потом. А вот прямо сейчас, у меня есть полный доступ ко всем происходящим разговорам — только «слушай»!
— Вот ведь, Борис Иванович, — слышал я голос одного из послов, разговаривающих с Императором в соседнем зале. — Никак не можешь ты без наебалова! Не в плюс, так в минус. Хоть где-нибудь, да обмануть.
— То есть, в то, что я сам не знал, ты не веришь? — ответил своему собеседнику Император.
— Не верю, — с таким же, как и прежде мягким доброжелательным весельем в голосе, продолжил тот. — Не отпустил бы ты начинающего Артефактора так спокойно на поединок, если бы не знал. Вот ни за что не отпустил бы! Никто бы не отпустил. И был бы прав. А ты отпустил — значит знал.
— Скажем, я верил, — дипломатично ответил Император. — Ведь, не только же удачей одной Юра Ратников одного за другим валит. Этот Диего у него — четвёртый. Причём, данная информация ни от кого не скрывалась. И я, вы все свидетели, специально её озвучил нашим гостям ДО боя. Кто им виноват, что они слушают не внимательно?
— И что теперь? — посерьёзнел голос Императорского собеседника. — Будешь искать замену? А успеешь? Сроки-то…
— Нет. Не буду, — ответил Император так же серьёзно. — Этот бой ничего принципиально не меняет. Всё в силе.
— А Артефакт, который у тебя на плече даже сейчас сидит? Не меняет?
— Нет, не меняет. Юре до настоящего Артефактора ещё учиться и учиться. В будущем, в перспективе — да, с него пылинки сдувать надо будет и караул Богатырский возле его спальни выставлять, что б не украли. Но не сейчас. Хотя, сложностей, то, что он вот так вот публично открылся, да ещё и при послах, добавит…
В то же самое время, в другой части помещения.
— Два Гения в одной Семье, Пётр Андреевич? Случайность, или…?
— Завидуй молча, Тимофей Германович, — раздался в ответ довольный рокот отца.
— Тоже, что ли, к Кобаяси посвататься? Не знаешь, у Ямато ещё дочерей или внучек на выданье нет?
— Дочерей точно нет, — отозвался отец. — Он, как на своей горе заперся, так ни с кем общаться не желает. Почитай, восьмидесятый год уже там сидит…
— Ну, то, что он тебя не принимает, ещё не значит, что вообще ни с кем не общается. Я вот слышал, что островок его вполне себе населённый, и он там не на голых камнях спит, небом укрывается…
— Ну, попытай счастья, коли такой осведомлённый…
Чуть дальше, судя по всему, пара Князей, обсуждали произошедшее между собой. Голоса были незнакомые, поэтому понять, кто именно, было проблематично.
— Такой же позёр, как и отец, — проворчал один.
— Да нет, — усмехнулся второй. — Этот, пожалуй, даже высокомернее будет: меч-то он девчонке оставил — мол, даже в серьёз противника не воспринимает.
— И быстрее-то он Воздушника, и голой-то рукой он «покров» Баталодора пробивает…
— И на «коронки» профессионального бретёра ему плевать…
— И любые атаки-то он игнорирует, даже не уворачиваясь…
— А вместо того, чтобы просто убить: в кровавую кашу растёр…
— И в канализацию спустил… Не слишком ли? Не перебор ли? Нет, я понимаю, что если отец его где-то прятал до шестнадцати и на одну боёвку, как пса бойцового на кровь, натаскивал, что тот ни истории, ни вежества не знает, ни кто есть кто при дворе, то теперь, когда скрывать это уже невозможно стало, то надо заявлять о себе, как можно громче, но всё равно: так откровенно глумиться-то зачем?
— А может, это не Долгорукого инициатива? А опять какие-то политические игры Молниеносного? Так-то посол не столько щенка Долгорукого оскорбил, сколько его самого. Мог он ему пару слов перед боем шепнуть? Или отцу его? — и сам же ответил. — Мог. Вполне мог — с переодеванием этим.
— Ну, ты ж знаешь, что Борис по-простому, без интриги, даже в туалет не ходит…
— Не гоже так об Императоре отзываться, да при гостях, — попенял ему собеседник. — Какой ни есть, а он свой. И уж всяко лучше, чем Шальная…
— Тфу на тебя! Не поминай лихо, пока оно тихо! Тфу-тфу-тфу! Ещё б дерева где найти, что б постучать… — судя по голосу, того, кто это сказал, аж передёрнуло от упоминания этого прозвища. После чего разговор прервался, а я перенёс внимание дальше.
В другой части шушукались иностранные «гости». Вот уж кого я реально послушать бы хотел, да толку-то? Языкам не обучен, как незабвенный Чапаев в анекдоте говорил. Не разобрать мне пока, о чём они там балакают. Не на английском ведь даже. А обидно.
Хотя, эти вот двое, вроде бы, как раз, на нём самом беседуют. Что-то понять можно даже с моим знанием.
— … Ты так считаешь? — говорил один.
— А как иначе считать? Сколько у этого Бо́риса ещё таких Долгоруких припрятано? Проверять и проверять! Заметь, он и этому только Оруженосца хотел дать. И дал бы, если бы Хавьер не влез, пытаясь сорвать Договор этим оскорблением… Да и Оруженосца… уверен, если бы этот «Юра» в прямом эфире на TV Педро Альвареса не убил, то и Пажа бы не было. Прятался бы за значком Миньёна такой вот монстр! Но этот — засветился, а сколько у него тех, кто не засвечен?
— Ты параноик.
— Если бы! Уверен: у этих русских ещё и Богатыри неучтённые где-то прячутся! Вспомнишь ещё моё слово… Так что, Договор — это наиболее политически правильный сейчас ход. Нам не с руки с ними воевать в открытую…
Разговор оборвался, так как к ним подошёл ещё кто-то, и язык общения сменился на немецкий, в котором я вовсе ни-бе-ни-ме.
Я перенёс фокус внимания в другую часть зала, где голоса были заметно моложе и оживлённее.
— Была невестой одного Гения, ушла к другому. Каково это, а, Княжна? — не узнал я голос говорившей девушки, но обращалась она явно к Мари.
— Я изначально была невестой Юрия, — ответила с достоинством и… почти не скрытым превосходством та.
— А Матвей Петрович? — не успокоилась первая.
— Это были какие-то схемы наших отцов и Императора. Не более, — решительно отмела Мария.
— То есть…
— То есть, Юрия никто не выгонял из Семьи. Пётр Андреевич его просто спрятал на время от глаз Света. На время, необходимое, чтобы развиться. И нашу помолвку никто не разрывал. А Матвей… объявление о помолвке с ним было нужно только, чтобы не закрывать проект какого-то их важного завода, не более. Объявление о помолвке — не помолвка.
— То есть, ты знала, что это Юрий Петрович настоящий Гений поколения, а не Матвей?
— Мы росли вместе. Как я могла не знать? — завершила разговор Мари.
Чуть дальше другой женский голос упоминал имя Диего.
— … Это ж не кто иной был, как Диего Кардона! Известный бретёр, пятый сын Южно-Американского Гранда Альфонсо Кардоны! Насколько я знаю, на его счету уже больше десяти поединков, в которых он побеждал за счёт своей невероятной скорости и коронной технике «добле пикадура», то есть, «двойное жало», которым он умудрялся пробивать даже Стихийный покров Одарённых Земли! Все его бои занимали не больше десяти секунд… Сигнал к началу, несколько рывков и у его противника две дырки: одна во лбу, другая в сердце, а тут!..
Хм? Странно. Меня этот Воздушник, как его — Диего, вроде, в лоб не бил… Или я не заметил этого просто? Грудь и горло-то он мне конкретно расковырял: кофта и футболка в лохмотья в этих местах превратилась. А вот, что в лоб… не помню.
Или не пробил просто? От того и внимание на горло своей «коронки» перенёс? Как бы узнать-то?
Хм, точно! Зеркало нужно. Просто на свой лоб посмотреть — если бил, а я залечил, не задумываясь, то пятно розовое на лбу будет. Рваное такое, с «паутинкой», живописное… Жаль, времени сейчас нет, чтобы посмотреть. Очень уж разговоры интересные… пока вода не высохла.
— Минута двадцать восемь секунд, — прозвучал спокойный и, как всегда рассудительный голос Василисы Стародубской. — И клочки этого Диего по всему двору. Думать надо, на кого пасть разевать. Долгорукие славятся своей злопамятностью… и длинными руками.
— Если бы не барьер, то и нас бы забрызгало, представь только! Этой гадостью! Фе!!..
— Если бы не барьер, полквартала бы снесло, — поправила её Стародубская. — И нас вместе с ним. Нам было бы не до «Фе!». Самих в такие же кусочки, как и Диего, порвало бы.
— Ну уж прям? Я, всё-таки, Гридень Земли! Мой покров так просто не сомнёшь!
— Скажи это тому, кто покров Ратника голым кулаком пробил и двенадцать Богатырей своей площадной техникой присесть заставил.
— Ну, это, конечно, да… Теперь точно звание Гения владельца поменяет.
— Владельца — да, но не фамилию, — с намёком и значением произнесла Василиса.
— Бли-и-ин… — с явным расстройством протянула её собеседница.
Моё внимание скользнуло чуть-чуть правее, туда, где слышались голоса парней.
— Не, ну ты видел, видел⁈ А? Да ну на…
— Не ругайся, — перебил, если судить по голосам, Захара Максим.
— Не, ну ты видел, видел⁉
— Видел.
— А ты знал? Знал, что Юрка настолько крут⁈ Это ж, я даже не знаю, какой Ранг-то? Точно не Гридень… и, наверное, даже не Вой.
— Знал, конечно, — уверенно отозвался Макс. — На экзамене же он против Холмского Дмитрия Даниловича стоял, с Петром Андреевичем плечом к плечу. И взгляда не опускал. Да и Пётр Андреевич его за спину не отодвигал.
— Холмского⁈ Богатыря⁈ Он супротив Богатыря выстоял⁈
— Ну, — слегка смутился Макс. — Они же не дрались. Готовы были сцепиться, но не дрались же…
— Во даёт! Надо будет у Юрки обязательно поучиться потом. Потренироваться вместе. Может, и поспарринговаться удастся, если он согласится, конечно…
— А не боишься, что и тебя потом совочком с брусчатки собирать будут?