Спорить с человеком, носящим на лацкане пиджака значок Одарённого Стихии Воды четвёртой Ступени овладения Даром — очень стрёмно. Поверьте, вы не захотите себе такой опыт! Дежурный на КПП главного входа Академии его точно не хотел, когда в половине шестого утра перед ним нарисовался я.
В дорогом штатском костюме, в расстёгнутой куртке, не прикрывающей тот самый значок… и стилет в ножнах на поясе. Собирающийся выйти в город и ни хрена не понимающий по-немецки.
Последнее, конечно, довольно большое преувеличение — кое-какие азы я уже успел выучить. Но, в целом, было, практически, правдой. А ещё я совершенно не желал понимать фразу: «Nein! Sie dürfen nicht rausgehen!». Совершенно. Ну вот совсем. Напрочь.
Лицо моё было спокойным, решительным, слегка мрачным, а ноги ровно шагали вперёд. Прямо на этого самого дежурного, который потел и пятился под таким напором. Потел и пятился, выставив вперёд прямую руку с направленными в небо пальцами, повторяя мне одно и то же раз аза разом, словно у него пластинку заклинило. Потел и пятился…
Пока не упёрся спиной в предусмотрительно закрытую его помощником дверь проходной. Только тогда он не выдержал и отодвинулся в сторону, чтобы не быть раздавленным молчаливым катком по имени «Долгорукий». Или танком. Видимо, он понадеялся на запертую дверь. На то, что она меня заставит остановиться, так как она не живая и отступать не умеет… ну, он так думал. Думал, что она заперта.
Вот только Одарённого Стихии Воды остановить какими-то там банальными замком и засовом… не реально. И тут даже не в том дело, что я могу выбить её, вынести вместе с куском стены или даже всей стеной одной единственной техникой, не напрягаясь, нет. Дело в том, что вода есть в воздухе. И она легко конденсируется, повинуясь моим желаниям. Конденсируется даже там, где мои глаза не могут её увидеть. То есть, и внутри замка тоже. И внутри КПП за запертой на засов дверью. И мне совершено ничего не мешает воспользоваться этой сконденсированной водой, чтобы заставить механизм замка двигаться в нужном мне направлении. Точно так же, как и отодвигаться засов.
В результате, без каких-либо однозначно агрессивных действий, вроде взрывов и разрушения стен, я просто подошёл к двери, и она передо мной предупредительно открылась сама. Под взглядом окончательно офигевшего и растерявшегося дежурного.
Точно так же открылись и все остальные двери и турникеты, преграждавшие мне путь к свободе. Так что, я просто и спокойно прошёл КПП насквозь, не встретив никакого толкового сопротивления. Угрожать-то оружием мне бесполезно… да и для здоровья вредно. Нормальных немецких слов я не слушаю. Двери сами собой открываются. Руками меня трогать, пытаясь остановить, задержать или скрутить — ещё вредней и опасней для здоровья, чем оружием угрожать…
Уверен, дежурный или его помощник, согласно своим инструкциям, само собой, позвонили и сообщили о моём визите и поведении, куда надо. И там даже, совершенно обязательно должен был находиться какой-нибудь дежурный Одарённый из руководства или Преподавательского состава Академии, способный меня остановить. Уверен, что так и было.
Вот только напомню: время — 5:30 утра! И КПП находится совсем не в двух шагах от административного здания. Оно в центре территории, а КПП — на самом краю. Этот дежурный Одарённый физически не успел бы отреагировать на звонок и вовремя добраться до места происшествия, ведь сразу за КПП я спокойно сел в уже ждущую меня машину, которая тут же и уехала.
Откуда машина? Так я же упоминал: Алина постаралась. Личная машина с личным водителем, хорошо понимающим русский язык.
Итого: пока все прочухивались, я нагло, нахально и спокойно прошёл через главное КПП, сел в машину и уехал.
Естественно, машину мою отследили. Естественно, в течение нескольких минут уже все заинтересованные лица и компетентные органы были поставлены в известность о случившемся, и о том, куда именно привезла меня эта машина.
Так я и не скрывался! Я открыто приехал на свою студию и начал работать.
И думай, что хочешь!
Вот, как начальство должно было поступить в такой ситуации?..
Глава 42
Начальство поступило совершенно логично.
Не было ни машин спецназа, ни полицейских мигалок, ни штурма здания, ни ярких мундиров Германского Гвардейского корпуса. Ничего из этого не было. Вообще никакого привлечения внимания и насильственных действий в моём отношении.
Вместо этого, в студию спокойно и мирно, где-то к одиннадцати утра, то есть, почти через пять с половиной часов после моего триумфального прохождения КПП, зашли три человека в штатском, подъехавшие к зданию на чёрной, дорогой, но не кричащей о себе излишним шиком и роскошью машине с, вроде бы, даже обычными, а не «красивыми» или «специальными» номерами.
Три человека. Двоих я знал. Третьего — видел впервые. Но, строго говоря, было достаточно и двух первых: ведь это были Ректор Академии и граф Сатурмин — Богатырь, являющийся Куратором нашей «обменной» группы в этой поездке. Куратор, назначенный Государем, и имевший всю возможную полноту полномочий, принятых от него.
Я ранее не успел с ним достаточно плотно пообщаться — по причине того, что был занят несколько более важным, на мой взгляд, делом — выживанием. Видел его только непосредственно во время назначения (на Балу в Зимнем) и уже в самолёте, доставившем нас всех в Берлин. В Академии он ещё дважды собирал нас, обменных студентов, для общих инструктажей: после приезда, перед заселением в общежития — зачитывал нам списки распределения по группам и курсам; а так же, вечером, накануне приветственного бала — доводил регламент мероприятия, требования по форме одежды и правила поведения.
О нем самом я знал немного: Ранг — Богатырь, воинское звание — вроде бы, полковник, Почётный Член Петроградской Академии Наук с какой-то учёной степенью по «естественным наукам». При этом, в армии не служит, близким родственником никому из Глав Княжеских Семей не приходится, в Дружине не состоит. Вроде бы, ещё у него есть своё не слишком большое имение в Самарском Княжестве.
Весьма интересный, кстати, лично для меня человек — так как не вкладывается в мою уже сложившуюся и устоявшуюся картину социального устройства Одарённых в Российской Империи, в которой существовали только Княжеские Семьи, их Дружины и Гвардия. Граф Сатурмин Василий Григорьевич же являлся достаточно ярким исключением, ясно показывавшим, что такая картина неверна и неполна. А значит, нуждается в дополнении и уточнении.
Три человека прибыли в мою студию (ну, пусть, не совсем мою, а Алиной для меня арендованную, но в конкретно нынешнем моменте, серьёзно это ничего не меняет) тихо, спокойно, без шума и помпы.
Проблем на входе у них, естественно, не возникло — пропустили их без всяких вопросов и возражений. Да, иначе-то и быть не могло — там же, на ресепшене, не самоубийцы сидят, чтобы ТАКИХ людей останавливать или задерживать.
Далее, гости поднялись ко мне на этаж, «убедили» местную администрацию предоставить им переговорное помещение и позвать туда меня. Или пригласить — не уверен в точности формулировки их запроса, мне о том не докладывали. Достаточно было просто посмотреть на бледное лицо администратора, на холодную испариной на его лбу, на мелко подрагивающие руки и трясущуюся челюсть, чтобы не пытать того дополнительными расспросами.
Что ж, раз люди потратили своё время и вежливо пришли ко мне, то и мне не зазорно сходить к ним. Тем более, что чего-то подобного я изначально и ожидал. Даже можно сказать: надеялся на такое развитие событий. Так что, сюрпризом этот визит для меня не стал.
— Здравствуйте, господа, — поприветствовал я собравшихся в комнате людей, войдя. Уверенность уверенностью, понты понтами, а вежливость стоит того, чтобы её проявить. Всё ж, взрослые уважаемые люди (к коим я и себя отношу) — не малолетки дурные какие, чтобы с ходу хамить и выёживаться.
— Здравствуй, Юр, — первым ответил мне Граф Сатурмин. Остальные двое только молча кивнули. Сочтём пока, что это не было хамством, товарищи просто уступили инициативу в разговоре тому, кто за меня формально отвечает. — А почему ты не на занятиях? — тут же, без паузы и рассусоливаний с хождениями вокруг да около, прямо спросил Василий Григорьевич. Но, надо признать, не было наезда в его тоне. Пожалуй, в этом вопросе даже некая мягкая доброжелательность была. Хотя, мне этим и не стоило обольщаться.
— Потому что у меня были более интересные дела, — так же мягко и доброжелательно ответил я. Честно и безо всякой издёвки.
— Что может быть важнее учёбы и получения новых знаний? — «удивился» он, приподняв свои черные брови.
Под переговорное помещение администратор студии выделил свой собственный рабочий кабинет. Комнатка была небольшая, с одним окном, выходящим на Вольгастер Штрассе — тихую зелёную улочку, пролегающую между дворами двух высоких старых шестиэтажных домов. Из мебели тут присутствовали офисный стол с какими-то бумагами на нём, несколько шкафов с книгами, пластинками и дисками на полках, высокий сейф для документов, офисное кресло за столом и пара стульев у стены возле входа, тумбочка и какие-то коробки возле неё. Хотя, коробки, наверное, к мебели относить не стоит.
Администратор большим начальником не являлся, совещаний не проводил, от того и не был оборудован его кабинет соответствующим образом. Не было здесь ставшего уже привычным и набившего оскомину «Т»-образного стола с рядами кресел вдоль «ножки».
Ректор расположился в единственном кресле за столом. Незнакомый мне человек — на одном из двух стульев возле двери. Ближайшем к выходу. А Граф Сатурмин, ничуть не стесняясь и не обламываясь, присел прямо на край стола.
Мне, при такой конфигурации, сидячего места как-то и не осталось. Не идти же под бок к незнакомцу?
Хотя, стоять в центре комнаты, как нашкодивший школьник, было тоже не самым комфортным и переговорно правильным решением. Поэтому, я, чуть подумав и оглядевшись, сместился в сторону и, сдвинув с тумбочки какие-то журналы на рядом стоящие коробки, присел на тумбочку. Что заметно изменило общую конфигурацию: теперь я не был в центре и не стоял. Мы все сидели. И расположились слегка неправильным, но кружком, а значит… стали как бы равны. Мелочь вроде, а настрой и базовую переговорную позицию очень сильно меняет.