ересного.
– Точно, ничего, – согласился Лёшка.
Он повернул в сторону центра и быстро пошел прочь. Но не удержался и оглянулся, отойдя на полсотни шагов. Тот полицейский наотмашь колотил вошедших в раж людей, оттаскивая одного за другим от вяло копошащегося лысого. Остальные полицаи посмеивались, показывая на коллегу руками. Где-то вдалеке послышался вой сирен – приближалась «Скорая».
Безумие какое-то. Три дня словно провалились в небытие. Будто в черную дыру засосало. В городе чёрт-те что происходит. Какая-то кампания по уничтожению людей, верящих в Цифру. Или это демарш против лысых? Бред какой-то.
А ведь он три дня не был в универе. Пропуски придется оплатить – ничего, деньги теперь есть. Но отработки и пересдачи никто не отменял. Не проблема, он справится, это раз плюнуть.
Четыре ампулы «синдина»! Просто поверить в это невозможно.
Слишком мало? Тогда почему ты не взял с собой инъектор? Там же еще шесть ампул.
Опять этот бесцеремонный новый решительный Лёшка внутри.
Потому и не взял, что наглый голос внутри головы пока не захватил власть. Он лишь ворчит, выражает недовольство.
Ключевое слово – «пока». Если так пойдет дальше, то от прежнего Лёшки довольно быстро ничего не останется.
И еще не забывай о бабушке. Кто о ней позаботится?
Кому она нужна? Выжившая из ума старуха!
Лёшка остановился и изо всех сил ударил кулаками по бетонной стене уносящегося ввысь жилого дома. Рукам стало больно, в голове немного прояснилось.
В носу хлюпало, и Лёшка понял, что плачет. Рыдает, заливая куртку крокодиловыми слезами.
Поздно!
Чёрт, но почему же из головы никак не уходит образ заряженного «синдином» инъектора?!
А то ты не знаешь. Этот образ теперь с тобой навсегда.
– Пацан, чего на холоде торчишь? Заходи.
Прямо перед Лёшкой стоял, пошатываясь и источая душный запах дешевого табака и спиртового перегара, мужичок. Он появился здесь, словно из-под земли вырос. Глаза мужичка бегали из стороны в сторону, как два плавающих в мелкой волне яблока, но явно никак не могли поймать Лёшку в фокус. Он вообще с трудом держался на ногах, будучи, что называется, мертвецки пьян.
– Куда заходить? – Лёшка задал вопрос, появившийся первым в голове.
Он вообще плохо понял, о чем говорит пьяный мужик. Голова, казалось, трещит по всем швам, неприятная слабость в ногах становилась всё сильней, а руки ощутимо дрожали. Словно у дряхлого старика.
Сравнение со стариком снова разбудило воспоминания о бабушке. Завтра, обязательно – завтра, сказал Лёшка сам себе. Хотелось сделать вид, что ничего особенного не происходит, что завтра на самом деле наступит светлое будущее, а бабушка выздоровеет. Только верилось во всё это с трудом.
– Как куда?! – удивился мужик. Его качнуло, и он едва не свалился на тротуар, в последний момент ухватившись за решетку соседнего окна. – В «Медведей», конечно.
Удивление мужика было настолько искренним, что Лёшка непроизвольно заозирался, ища взглядом медведей. Не нашел. Но обнаружил дверь, прячущуюся в яме цокольного этажа, над которой скромно, небольшими блекло-красными буквами было выведено: «Бар «Три медведя».
Ага, вот откуда вынырнул мужик. И в самом деле, из-под земли.
Лёшка дернул плечами и сказал:
– Спасибо.
Мужик остался на улице. Может, он уже завершил свое посещение бара и отправился домой. А Лёшка открыл дверь, над которой звякнули три металлических колокольчика, и вошел в сумрак душного, прокуренного полуподвала.
Людей в баре было немного. Человек пятнадцать, от силы – двадцать. Народ в основном разношерстный и колоритный: бритые наголо, сплошь покрытые разноцветными и объемными татуировками; здоровенные мужики с бородами до колен (некоторые из них тоже лысые); муторного вида трансеры. Лёшка на фоне этой публики смотрелся здесь, пожалуй, не менее экзотично, чем они – в городе.
Лёшка почувствовал себя неуютно. Зачем он зашел сюда? Разве он хочет есть? Пожалуй, да – хочет. Только теперь Лёшка понял, что не просто хочет есть, он хочет жрать – сейчас же и много. И надо как-то унять дрожь в руках.
Перед глазами в каком-то дьявольском мареве возник образ инъектора с «синдином». Нет, не так, не нужно. «Хотя здесь наверняка можно разжиться дозой если не «синдина», то какой-нибудь другой наркоты», – подумал Лёшка. А учитывая обилие бритоголовых в татуировках, то и «синдин» тут водился с очень большой вероятностью. Но предложат его не всем.
– Чего желаете? – с намеренным пренебрежением спросил бармен.
– Еды какой-нибудь… – ответил Лёшка, не обращая внимания на тон.
– Какой?
– Вкусной. Чем вы тут кормите?
– Вот, «берлога». Натуральное мясо.
Бармен повернул к Лёшке панель коммуникатора, на которой было изображено нечто коричневое, политое соусом и исходящее тающим салом. В животе заурчало, а рот тут же наполнился слюной. Руки стали дрожать сильней.
Как-то сомнительно насчет натурального мяса в этой подворотне, но…
– Две таких.
– И?
Бармен ждал продолжения заказа.
– И литр воды.
Бармен разочарованно поджал губы.
– И стакан водки, – добавил Лёшка. Если нельзя «синдин», то отчего не попробовать заменить его алкоголем. Он слышал, помогает.
Бармен назвал сумму. Дорого до неприличия, но не настолько, как в фешенебельных ресторанах. Хотя, откуда Лёшке знать, какие цены в фешенебельных.
После первой «берлоги» и полулитра воды немного полегчало. Но до конца не отпустило. И тогда Лёшка решился – набрав полную грудь воздуха, поднял стакан с водкой и большими быстрыми глотками опустошил его. Стакан! Водки!
Он ожидал, что после такого подвига все взгляды в заведении будут устремлены на него. Чуть ли не аплодисментов и звуков фанфар ждал. Но на него никто не смотрел, вообще в баре ничего не изменилось. Всем было глубоко наплевать, что и в каком количестве пил Лёшка. Тем более, судя по стоящим перед бородатыми мужиками кружкам, размах в двести пятьдесят водки здесь мало кого мог удивить.
Стало стыдно.
В горле пекло, а перед глазами медленно начинало плыть. Не так, чтобы очень сильно, но предметы сделались мягче и вроде бы подвижней. Лёшка чувствовал, как тело медленно расслабляется, а головная боль, всё еще сверлящая темя, уходит куда-то на задний план.
Вторую «берлогу» он доел с трудом, хотя сначала казалось, что мог бы съесть и настоящего медведя.
Лёшка ковырял вилкой остатки еды в тарелке и разглядывал посетителей бара. Странный, надо сказать, бар. Непонятное шествие, закончившееся избиением лысого мужика (вероятно, не только его одного), проходило совсем рядом, в нескольких кварталах отсюда. А здесь лысые… да что там лысые: совершенно явные ломщики или тритоны – кто их разберет – сидели как ни в чем не бывало. Они не боялись? Какая-то извращенная, безумная смелость? Или они уверены, что здесь им ничего не грозит?
Странное место, очень странное. Вон, девушка за столиком сидит, под мутным, почти не пропускающим свет оконцем. Симпатичная. Постарше, наверное, Лёшки. Он это не по морщинам или чему-то вроде того понял, нет. По выражению лица, по глазам. Было в её глазах что-то такое… что-то взрослое. Взгляд цепкий, целеустремленный. Прическа выдает её с потрохами – голова девушки брита наголо за исключением висков. Два пучка волос – справа и слева – заплетены в тугие тонкие косички, которые на затылке стянуты в куцего вида хвост. Всё темя и лоб девушки украшали замысловатые разноцветные татуировки с четким геометрическим орнаментом. Но дело не только в прическе: она, абсолютно никого не стесняясь, что-то быстро набирала на клавиатуре стоящего на столике перед ней «раллера».
– Эй! – позвал Лёшка бармена. Водка явно брала свое, движения Лёшки сделались размашистыми, а смелости добавилось.
Бармен подошел к Лёшке, который не стал садиться за столик, а остался возле пустующей барной стойки. Он молчал, лишь вопросительно вздернул бровями.
– А чего у вас тут – спокойно?
Бармен пожал плечами и усмехнулся. Он понимал, что парень изрядно пьян.
– По-разному бывает.
– Я про вот эти. – Лёшка махнул рукой в неопределенном направлении, имея в виду улицу. – Про беспорядки спрашиваю? К вам не заходили?
– Нет. С чего бы? – Бармен выглядел удивленным. – Мы же их не приглашали.
Лёшка покивал, обдумывая услышанное. Мысли клеились одна к другой плохо. Что-то не так было в ответе бармена, но поплывшее Лёшкино сознание уже не могло уловить сути. Ну и черт с ним.
– Водки еще дай, – попросил Лёшка.
Бармен покачал головой.
– Я заплачу, – заверил его Лёшка.
– Нет. Тебе хватит уже. – Он вытащил откуда-то из-под стойки высокий стакан и начал его протирать вдруг оказавшимся в руках полотенцем. Механические, закрепленные на уровне рефлексов движения. Он сразу превратился в классического киношного бармена. Только на стакан он не смотрел, его взгляд уходил куда-то за Лёшкину спину. – Домой не дойдешь.
Лёшка повернулся туда, куда смотрел бармен, и встретился глазами с татуированной девушкой. Девица тут же отвела взгляд и снова уткнулась в экран.
– Тебе ведь нужно домой?
Лёшка покорно кивал. Конечно, ему нужно домой. Ему хоть куда-нибудь нужно, чтобы прилечь и поспать.
Голова больше не болела. Потому что он её не чувствовал. Он вообще больше ничего не чувствовал, только жуткое желание уснуть.
Как вышел из бара «Три медведя», Лёшка не помнил. На самом деле, проснувшись следующим утром, он вообще не был уверен, что бар и все, что там происходило, было на самом деле. Только существование девушки со странной прической и татуировками не вызывало сомнения.
23
Окружающий мир проявился внезапно, будто кто-то включил телевизор, по которому показывали реальность. Обычную, можно даже сказать – обыденную, реальность.
Микмак не помнил, какие события пропустил. Так же не получалось вспомнить, сколько прошло времени с тех пор, как он отключился. «Балалайки» не было, глазной наноэкран отказывался воспроизводить что-либо, кроме значка с перечеркнутым треугольником чипа. Может, полетел наноэкран? Микмак не испытывал уверенности, но вроде бы «балалайки» у него нет уже не первый день.