«Что он себе позволяет? Не слишком ли зарвался наглец Тео?»
– Теодор, ты свободен, – сказал Ник.
Бигглс перевел взгляд на Моратти. На мгновение на его лице отобразилось замешательство – не ожидал, похоже, что его выпрут из «тихого места». Потом он улыбнулся и поднялся из кресла.
– С Кольского полуострова только что стартовала ракета, – сообщил он, задержавшись на секунду в дверях.
– В «Центре подготовки» пятьдесят трупов, – сообщил Циммерман. – Они не умерли, но… трупы.
Машинист, похоже, не слышал последних слов Бигглса, он был полностью поглощен мыслями о неудачном взломе сети Станции.
– Какие трупы?
Моратти, напротив, раздумывал об информации, выданной Тео. Он набирал номер начальника отдела информации, но тот позвонил на «балалайку» президента сам. Ничего произнести он не успел, так как Моратти опередил его:
– Почему я узнаю о запуске ракеты с тринадцатого полигона не от вас?
– Я именно по этому поводу и просил соединить меня с вами. – Тон начальника отдела информации был озабоченным. – Пресс-служба «Науком» сообщила, что запуск связан с необходимостью ремонта некоторых спутников корпорации.
– Автоматическая станция?
– Нет, полет пилотируемый.
– Хорошо, держите меня в курсе. Что там у вас с трупами? – последний вопрос адресовался к Циммерману.
– Было подключено пятьдесят тритонов. Все они мертвы.
– Причина смерти?
– Я не знаю…
Черт бы его побрал, этого Циммермана! Он ничего не знает. Судя по всему, сегодня от него никакого толка не будет. Нужно его отпустить, пускай придет в себя. И порядок в своем ведомстве пускай наведет.
– Идите, Мельхиор, разберитесь со всем. Когда что-нибудь прояснится, доложите.
Циммерман нервно кивнул и, прихватив недоеденное яблоко, убрался прочь из кабинета.
А Нику стоит заняться своими проблемами. Как там сказал машинист – они нас как будто ждали? Странно, но у Моратти с некоторых пор тоже появилось подобное ощущение. Словно его действия известны всем заранее, а от него только и ждут, когда он сделает что-нибудь, чтобы выставить себя на посмешище. Сначала ракеты с ядерными боеголовками, теперь этот взлом, к которому весь Цюрих готовился почти год. Столько сил и средств, и всё впустую.
Предположение было только одно – кто-то сливает информацию. Кому? Мертвому? Скорее всего, кто еще может так пристально интересоваться делами Николаса Моратти?
Не важно, кому сливают данные, важнее найти того, кто это делает. И удушить ублюдка.
Хотя нет – удушить всегда успеется. Лучше понаблюдать, скормить ему дезу и посмеяться потом последним самому.
Только кто это может быть? Кто зарылся, словно крот, в недра СБА, в его, Ника Моратти, вотчину?
В курсе почти всех последних планов был Тео. Он не только многое знал, но и сам являлся автором немалого числа операций. Слишком большого. Не зря ли он так доверился Бигглсу?
Служба внутренней безопасности неоднократно проверяла подноготную Тео по запросу президента. До Катастрофы жил в Берне, был мелким предпринимателем официально и столь же мелким бандитом – неофициально. В Цюрих попал с первой волной эмигрантов из Европейского Исламского Союза, до того, как границу закрыли. Закрыли вынужденно, несмотря на протесты Баварского Султана – разрушенный Анклав просто не смог бы переварить такой поток беженцев, захлебнулся бы насмерть.
Тогда пришлось применить оружие. Неоднократно, не брезгуя даже тяжелыми «ревунами». Жертв было много, однако иначе поступить было просто нельзя: Моратти спасал Анклав. И спас.
Но вот Бигглс со свойственной ему пронырливостью всё же успел попасть в Цюрих. И не только попал, но и вполне успешно обосновался здесь, сколотив команду, которая взялась крышевать строителей. Строили тогда много, и сейчас стройка продолжается полным ходом. А потом он понял, что работать под крылом СБА намного выгодней, и подрядился на поиск тритонов и дилеров, взявшихся продавать на улицах Цюриха запрещенный «синдин». Его никто не просил, он сам решил помочь родной службе безопасности. И через полтора года стал правой рукой Николаса Моратти.
«Слишком уж резко он сменил род дейтельности и слишком гладко у него всё получилось, – подумал Ник. – Нигде не зацепишься. Собирать очередное досье на Теодора не имеет смысла. Уже собирали. Да и не до того сейчас – нужно думать, что говорить европейцам и что делать со своими, цюрихскими верхолазами».
Моратти понимал, что в этот раз попался в собственный капкан. Ничего, и не из такого выбирались.
Он вызвал секретаря.
– Шлоссе, подготовьте, пожалуйста, полный список корпораций, принимавших участие в космической программе. Да, с перечнем имен и контактов.
28
Ствол автомата изрыгал потоки пламени снова и снова. Каменная крошка сыпалась со всех сторон, больно кусая незащищенные участки кожи. Микмак несколько раз выстрелил в ответ, но безнадежность этой затеи была ясна с самого начала – он не мог даже носа высунуть из-за каменного выступа, за который свалился, когда лейтенант оттолкнул его с линии огня.
Он что-то кричал старому еврею, возрастом, казалось, сравнимому с самой Староновой синагогой. Микмак не понимал собственных слов, он орал машинально, что обычно говорят в таких случаях: что-то типа «Уйдите!» или «Лежать, не поднимать головы!». Но раввин не слушал. Собственно, он его и не слышал – грохот стоял такой, что в ушах медленно, но верно нарастал монотонный гул, перебивающий все остальные звуки. Слуховые рецепторы почти истощили свой запас прочности и решили временно отдохнуть. Еврей продолжал настойчиво ползти в сторону Микмака, залегшего в неудобной позе за изгрызенной пулями колонной. Какого чёрта ему нужно, сидел бы себе и не отсвечивал.
Микмак бросил взгляд туда, откуда полз раввин. Тесные темные катакомбы старой синагоги были густо забрызганы кровью. Туристов Микмак не увидел, только чью-то руку, явно уже неживую, торчащую из-под горы осыпавшейся штукатурки. Что они вообще здесь делали, эти туристы?
Время от времени Микмак вскидывал автомат и пускал в полумрак, то и дело расцветающий смертельным цветком огня, ответную очередь. Вряд ли пули могли найти цель, Микмак стрелял, чтобы не дать противнику приблизиться.
И еще он пытался перевернуться, принять какую-то более удобную позу, чтобы можно было хотя бы двигаться относительно свободно. Да уж, упал он очень неудачно.
А раввин продолжал ползти. До Микмака ему оставалось еще метров пять или шесть – приличное расстояние, учитывая сложившиеся на сегодня в синагоге обстоятельства. Губы еврея постоянно двигались, он не то жевал что-то, не то бормотал. Молился, наверное. Правильно делал – сейчас молиться самое время.
Под задницей неприятно хрустнуло, Микмак рухнул на пару десятков сантиметров вниз, больно приложившись о каменную крошку позвоночником. Кевлайкра могла защитить от проникающего ранения – не на такой, как здесь, дистанции, конечно, но давление камня особенно не задерживала. Этих сантиметров хватило: Микмаку, наконец, удалось вынуть застрявшую в разломанной колонне ногу и перевернуться.
Он осторожно выглянул. Ни зги не видно. Темно и дымно. Пороховой дым клубился, придавая объем солнечным лучам, бьющим из маленьких оконцев и всевозможных щелей. Выглядело красиво, черт возьми. Но безумно мешало видеть противника. Вообще закрывало весь обзор.
«Балалайка», снабженная военным комплексом, оценила ситуацию и переключила вид в режим тепловизора. Прямо в лицо Микмаку смотрел ярко-красный, разогретый до пары сотен градусов ствол автомата.
– Ах, ты… – начал Микмак, падая, но дымный сумрак снова расцвел огненным цветком.
Последнее, что осталось в памяти, это короткая, но какая-то странная боль чуть выше лба и прикосновение неожиданно мозолистой руки раввина. Дополз-таки старый еврей.
Дальше всё накрыла темнота.
А потом – Микмак не знал, сколько прошло времени – он обнаружил себя стоящим над распростертым телом бойца. Тело было мускулистое и мертвое. Совершенно точно мертвое, живые так не лежат – с лицом, повернутым на без малого сто восемьдесят градусов назад. Лица видно не было, его скрывала тонкая бесформенная маска из какой-то эластичной ткани. Скорее всего, подумал тогда Микмак, излучение наноскопов она не пропускает.
Было тихо. Он всё еще находился внутри Староновой синагоги. А перед ним лежал труп одного из бойцов, появившихся здесь вдруг и положивших весь взвод Микмака. И группу туристов, которых неизвестно кто пустил в зону, вплотную примыкающую к месту боевых действий.
Метрах в трех обнаружились еще два тела. У всех, так же, как было у первого с вывернутой головой, прострелена шея.
Свой автомат Микмак не нашел. Но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что стреляли в бойцов практически в упор и не из автоматического оружия. Скорее всего из «дыродела». Только, кто? Раввин, что ли?
Бородатый еврей сидел там, где его в последний раз видел Микмак. Глаза закрыты, он с усердием бормотал непонятные слова.
Чем это он их, словом, что ли? Микмак невольно усмехнулся. Нет, старик на роль убийцы головорезов не подходил.
«Дыродел» он обнаружил у себя за поясом. Немного подумал, ничего не понимая, потом тщательно отер вороненый металл о какую-то тряпку, валявшуюся под ногами, и вложил пистолет в ладонь одного из бойцов.
Форма похожа на баварскую, но какая-то нестандартная. Просто похожа. И никаких знаков различия, кроме маленьких желтокрылых бабочек, вышитых у каждого на правом плече.
Микмак ходил по разрушенной синагоге, пытаясь найти кого-нибудь живого. Или какое-нибудь объяснение произошедшему. Он ничего не соображал, голова чумная, будто огрели чем-то тяжелым.
Вспомнился удар по лбу; Микмак потер волосы, там была небольшая ссадина и мелкие, засохшие на волосах капельки крови. Больно не было, только немного чесалось.
Снаружи послышался шум. Похоже, кто-то разговаривал. Судя по отрывистости фраз и резкому шуршанию камня под подошвами, прибывшее подкрепление занимало позицию. Микмак ничего не понимал – в ушах всё еще стоял гул.