— На твоей очень далекой родине, насколько мне известно, тризну с застольем учиняют в любом случае, начиная от рождения двухголового теленка и заканчивая кончиной прадедушки, объевшегося жаркого из дрохо, — рассеянно заметил да Кадена. — Впрочем, если для веселья тебе потребен покойник, там в телеге лежит один, не особенно протухший. Сообразно традициям можешь его закопать, возложить на костер или же подвесить на дереве.
— Тьфу, пропасть, ну в самый раз к ночи разговор, — буркнул один из егерей. Варвар, нимало не смутившись, поддержал:
— Спалить, пожалуй, — он грузно опустился на бревно по соседству с Айлэ Монброн и плюхнул сочно булькнувший мех на колени Делле. — Усопший при жизни обожал всякие огненные забавы. Хлебом не корми, дай чего-нибудь поджечь, да чтобы непременно с шумом и треском.
— Сие чревато, — подал голос Ариен, проворно откупоривая бурдюк. — Иные маги древности, если верить легендам, умели надолго отделять свой дух от бренной телесной оболочки, дабы продлевать свой век и странствовать в незримом. Ежели здесь у нас именно такой случай, то нехорошо было бы подвергнуть сожжению живого человека. — Сладкий мускат полился в подставленные посудины. — Кроме того, до́лжно быть осторожным вдвойне при погребении мага. Разобщение сущностей может привести к тем более скверным последствиям, чем большей колдовской силой обладал покойник…
— Проще говоря, тут все полыхнет на триста лиг в округе. И настанет мир в Забытых Лесах. Ай, хорошо будет, да, Рейе? — хохотнул Конан. Просто одетый, с кривобокой оловянной кружкой в руке, в отсветах кострового пламени, он в этот миг меньше всего походил на особу королевской крови — и все же этот седеющий гигант источал могучую силу, он казался непобедимым и вечным, как лес, шумевший вокруг. — Ну выпьем, что ли, за это самое…
— За то, чтоб полыхнуло? — уточнил Рейенир. — За такой мир в Забытых Лесах?
— Нет, — Конан посерьезнел. — Просто за мир в Рабирах. За мир между Рабирами и Аквилонией. За это ты согласен выпить по кружечке?
Оловянные кружки столкнулись с громким лязгом. Рейенир, немного не допив, плеснул вином на землю и в пламя костра. То же сделал Конан, чуть помедлив.
— Лесным Хранителям, — сказал да Кадена.
— Древним богам, — кивнул киммериец.
Какое-то время никто не произносил ни слова. Иламна, катая между ладонями пустую кружку, задумчиво наблюдала за пляской огня. Егеря таращились на короля Аквилонии с неприкрытым то ли изумлением, то ли обожанием. Еще бы, подумала Айлэ, такого Конана им видеть не доводилось. Такого Конана видел разве что Рейе в стародавние времена, да еще, наверное, одноглазый маг — во времена еще более давние.
В лесу протяжно закричала ночная птица, заставив Айлэ вздрогнуть. Делле встряхнул бурдюк.
— Кстати о воссоединении сущностей, сиречь о воскрешении, — начал он. — Ваше величество, дозволительно ли узнать, какие указания оставил, э-э… месьор Хасти касательно своего состояния, буде нам удастся…
— Дозволительно, — благодушно рыкнул Конан, — только излагай короче. Пока ты доберешься до конца вопроса, я забуду, что было в начале. Если ты так же разговариваешь с девицами, то состаришься, не познав женщины. Хочешь знать, как мы будем его воскрешать? Понятия не имею.
— То есть как? — опешил Ариен. Иламна выпрямилась, отставив в сторону кружку, и внимательно посмотрела на Конана.
— А вот так, — продолжал варвар. — Он только сказал, чтобы мы не вздумали принимать его смерть всерьез, он, мол, только спит. И потребовал довезти тело до его магической школы. А затем, мерзавец эдакий, просто взял да перестал дышать. Кто знает, может, надо его трижды обнести вокруг собственного дома посолонь или, скажем, макнуть в колодец во дворе… Иламна, а что вообще такое эта пресловутая школа, куда мы так рвемся по наущению одноглазого мошенника? Там кто-нибудь живет? Ученики, прислуга? Может быть, стража?
— «Сломанный меч» — просто большая усадьба над озером, — Иламна аккуратно приподняла крышку с кипящего котла, принюхалась и вроде осталась довольна. — Дом наставника, странноприимные дома для учеников, службы и все остальное, — она призадумалась. — В самом деле, что сталось с тамошней челядью? Учеников Эллар распустил еще в начале лета, сам отправился погостить в Кордаву, но кто-то наверняка остался приглядывать за поместьем… Если они пережили Грозу, то могут отнестись к чужакам не слишком дружелюбно.
— Надеюсь, они не откажут мирным путникам в ночлеге, — хмыкнул владыка Трона Льва. — А то моя секира их вежливо попросит… Ба, да что толку гадать! Доберемся и увидим сами. Хасти при всех своих недостатках никогда не был глупцом. Если уж он что-то делает, то делает правильно.
— Гм, — громко сказала Айлэ. Киммериец бросил на нее насмешливый взгляд:
— Ну, разве что пару раз ошибался. Не так уж много за те пять десятков лет, что я его знаю. Эй, ученик колдуна, заснул? Разливай по новой, у твоего короля пересохло в горле…
Выпили по второй. Один из егерей, кряжистый усач в чине десятника, с багровым пятном от старого ожога на левой щеке, смущенно кашлянув, пробормотал:
— Ваше величество, дозвольте у наших проводников спросить… Давно меня любопытство гложет…
— Так спроси, коли гложет. Чего мнешься, как девка? Стесняешься, что ль, кого? — гаркнул Конан. — Говори, не жмись!
— Месьор Кадена… Госпожа Иламна… Тут такое дело… Когда мы только в Рунеле появились, его светлость герцог Просперо разъезды отправлял по окрестностям. Вроде как на разведку. Ребята в нашей сотне бывалые, видали всякое, плохое и хорошее поровну, но тут кое-кто по сю пору в себя не пришел, посмотревши, как в ваших лесных деревнях живут. Так у нас с парнями давеча спор загорелся… Как это у вас выходит, вот мы чего в толк не возьмем?
— Не понял, — озадаченно шевельнул бровями да Кадена. — Что выходит?
— Ну вот возьмем хоть любое ваше селение, — оживился десятник. — Что ни дом — загляденье. Всякое бревнышко ровно изнутри светится, будто только вчера выскоблено, ан ведь не один десяток лет этим домам! А резьба какая наведена! Чисто, красиво, убранство богатое, скотина при каждом хозяйстве… И хоть раз бы нашли хибару-развалюху или там огород, бурьяном заросший, — нету их, хоть плачь! Иные особо искали, хотели знать, может, хоть кто-то из ваших да бедствует — нет, никого… Многих зависть да злоба взяла, а я просто удивляюсь, что откуда берется…
— Ах вот ты о чем… — медленно процедил Рейе, каменея лицом. — Понимаю… И откуда оружие дорогое, интересно тебе знать, поди? Самоцветы, золотишко? Пошарили ведь ваши парни по сундукам, не удержались?
Иламна, брезгливо кривя губы, стремительно встала и в два шага растворилась в ночи.
— Вы поймите верно, — насупился усач. — Я грабить настрого запрещал, а мое слово парни уважают. Я…
— Альмарик, — холодно перебил Эйкар-младший, — сходи-ка проверь лошадей. Про гульские поселения я тебе сам расскажу… попозже.
— Нет, Кламен, погоди его отсылать, — взмахом руки Конан остановил побагровевшего десятника, неуклюже поднявшегося с места. — И ты, благородный месьор Кадена, умерь свой гнев. Вопрос как вопрос, не со зла ведь, а по непосредственности характера… Ваших деревень я, правда, не видал, зато людских насмотрелся вдосталь — во всех краях на восемь сторон света, так что его понять можно. Что, десятник, и впрямь так хорошо живут в Рабирах?
— У нашего старосты в Розноге домишко против ихних за сарай разве что сойдет, — буркнул воин. — Про остальных я молчу. А здесь каждый…
— Пожалуй, мне тоже интересно, — непринужденно заявил Конан, откидываясь спиной на стоящий торчком валун. — Ну-ка, Альмарик, садись. Рейе, в самом деле, мы знакомы уже… сколько? Ого, два десятка лет без малого, и ни разу я от тебя не слышал, каково житье в ваших Забытых Лесах. Неужели так хорошо? В чем же секрет? Ариен, бездельник, наши кубки пусты.
Рейенир едва заметно покачал головой. Впрочем, упрямое выражение на его лице немного смягчилось, и протянутый кубок он взял, предварив свой рассказ добрым глотком мускатного вина.
— Да нет никакого секрета. Вернее, секрет в нас самих, и вам он ничем не поможет. Нас не слишком много, и мы довольствуемся малым. Обычно в гульской семье рождается один, редко два ребенка, и после определенного возраста наши женщины утрачивают способность к деторождению. Таким образом, население Забытых Лесов почти не растет, зато отпущенная нам жизнь измеряется веками, и до самой смерти гуль сохраняет телесное здоровье и ясность мысли. Дверги копят несчитанные сокровища в норах, люди стремятся затоптать своего ближнего, чтобы самому урвать побольше за отпущенный им природой краткий срок, — ну а Забытые Леса, как встарь, сонно ведут счет проносящимся над ними столетиям… Скажи, десятник — кажется, твое имя Альмарик? — так вот, Альмарик, представь, что у тебя впереди триста лет полнокровной обеспеченной жизни. Как ты ими распорядишься?
Егерь аж зажмурился, наморщил лоб, пытаясь представить такую прорву времени:
— Три-иста? Ух, поди ж ты… Обеспеченной, значит… Вот ведь, задача… Ну, детишек в люди выведу… Потом внуков… Хозяйство подниму, понятное дело, поле, скотина, как без них… Службу брошу к демонам свинячьим, на кой мне служба, коли жизнь долгая да спокойная… Дом выстрою большой, всей семьей жить…
— …И наведешь на нем великолепную резьбу, — с грустной иронией закончил да Кадена. — Вот ты сам себе и ответил. Мы не воюем, не содержим войска, не лезем в политику, лес обеспечивает нас всем необходимым. Земля на Полудне родит дважды в год, и нам известно, как сделать так, чтобы почва не истощалась, а выстроенный дом простоял без гнили и просадки пятьсот лет. Мы мало торгуем, не платим налогов — кому платить, зачем? Князю? Носитель Венца не нуждается в ином золоте… Что еще? Ах да, о золоте. В горах Рабиров есть золотые и самоцветные рудники, и хотя они почти истощены за тысячелетия, нам пока хватает. Ведь драгоценные украшения для нас не содержимое сундуков, как, скажем, для подгорных жителей, и не средство скорой наживы, как для людей. Мы приумножаем красоту ради самой красоты. Верно, молодые гули в своей жадной нетерпеливости похожи на недолговечных людей — но когда впереди почти что бессмертие, понимаешь, что очень немногое в этом мире стоит твоего спокойствия.