– А как же Илюха узнал?
– Соседи протрепались.
– Хреново, – протянул Рэд. – Я-то думал, до Перми с вами дойдем.
– Вот и дойдешь, как думал, – решительно объявил Капитан. – И нечего тут.
– А отмель? А Дикие?
– А отмель – взорвать на фиг! Я давно хотел. Надоело из-за Илюхиных заморочек каждый раз оглобли поворачивать. Назимка уже и взрывчатку должен был приготовить. Вас я ссажу в Челнах, и пароход там же оставлю. Если все получится – вернусь, и дальше пойдем. Ты как? В деле?
Рэд не колебался и уточняющих вопросов не задавал. Просто кивнул.
– Своим говорил?
– Нет еще. В Казани скажу, если все нормально будет. Я пока-то молчу – не знаю, срослось у Назимки со взрывчаткой, или нет.
– А может, еще и Диких – на отмели – взрывом прихватим? – предложил Рэд. – Наверняка ведь, как движок услышат – слетятся, что твои мухи на дерьмо.
– Точняк, – обрадовался Капитан. – Взрывчатку заложим заранее, да пойдем себе, как ни в чем не бывало. Ух, и расшвыряет гадов!
Рэд довольно кивнул. А обалдевший от такой кровожадности Кирилл никак не мог решить, всерьез ли было сейчас все это произнесено, или командиры, как водилось у адаптов, странно «шутили», когда пароход вдруг качнуло.
Покачнувшийся вместе с палубой, едва не упавший Кирилл задел плечом стенку каюты. Закрепленное на стене – в противопожарных, очевидно, целях, – конусообразное металлическое ведро сорвалось с крепления и загрохотало по доскам.
Командиры обернулись. Приросший к месту Кирилл почувствовал, что багровеет.
– А ну, ползи сюда!
Делать было нечего. Кирилл вышел на палубу. Глядя в лицо Рэда, пожалел, что не захватил с собой спасательный круг.
– Уши не оплавились еще? Давно греешь?
– Я случайно…
– Кабы не случайно, ты б у меня уже за борт вылетел! Что слыхал, повтори.
Кирилл, вздохнув, воспроизвел подслушанный разговор.
– Во шпарит, – восхитился Капитан. – Прям слово в слово!
Рэда уникальная память «бункерного» никогда не впечатляла.
– Протреплешься – рыбам скормлю, – серьезно пообещал он.
Внешне они с Капитаном были очень разными. Моряк – высокий, выше Рэда и старше лет на пять, но худощавый и жилистый. Усы и бороду он не брил, нижнюю часть лица покрывала белая щетина. Однако чем-то парни были неуловимо похожи. Наверное, необходимость принимать решения за других накладывала общий отпечаток, добавляла требовательности голосу и твердости – взгляду. Кажется, швырять Кирилла за борт никто из них пока не собирался.
Кирилл приободрился.
– А можно задать вопрос?
– У них, в Бункере, так положено, – разъяснил недоуменному взгляду Капитана Рэд. – Сразу – никогда не спросят, сперва сопли пожуют. Валяй.
– Я… – Кирилл запнулся. – Я правильно расслышал, что вы собираетесь взорвать эту отмель вместе с находящимися на ней людьми? Это – не шутка?
– Не с людьми, а с Дикими, – недовольно поправил Капитан. – Откуда там люди?
– Но ведь… – Кирилл смешался.
Капитан смотрел на него с нескрываемым удивлением. Перевел вопросительный взгляд на Рэда.
– Бункерный, – как будто это все объясняло, развел руками тот.
Капитан неопределенно пожал плечами. Снова уставился в водную даль. Рэд облокотился о перила рядом. Увлеченный слушанием разговора, Кирилл и не заметил, как далеко пароход отошел от берега.
ПНВ он сегодня не надевал – ночь выдалась лунной. Находясь на дороге, лунному свету адапты, в отличие от Кирилла, не радовались – «не бойцы, а мишени ходячие» – но на пароходе опасаться было нечего.
Река вокруг посверкивала, отражая блики. Везде, куда ни глянешь, серебрилась вода. Где-то далеко она сливалась с горизонтом. А прочее тонуло в темноте, берегов Кирилл не видел.
От открывшегося простора захватило дух. Это было так… так… широко, так свободно! Даже голова закружилась. Чтобы не упасть, Кирилл крепко вцепился в поручень.
– В первый раз, что ли? – Капитан покосился на него.
– Угу, – ответил Рэд.
А Кирилл, когда снова сумел дышать, восхищенно выдохнул:
– Да…
Похоже было, что за этот выдох Капитан многое ему простил. Даже, может быть, принадлежность к Бункеру. Он извлек откуда-то фляжку. Посоветовал:
– Хлебни. Когда душа разворачивается, надо. И мы заодно. Наливай, Сталкер.
Рэд уверенно прошел в каюту и вернулся с тремя кружками. Налил понемногу в каждую.
– За нашу реку, – сказал Капитан.
Они чокнулись, и Кирилл выпил.
Жидкость из фляжки обожгла рот и горло, он закашлялся. Вернул кружку и отошел в сторону. Привалился к поручню, глядя на реку.
По организму разливалось блаженное тепло. И было необъяснимо хорошо. И странно. Оттого, что можно вовсе ничего не делать – просто смотреть, и от этого так хорошо. Ветер стих, но от воды тянуло свежестью, приятно холодило обожженное лицо. Командиры негромко переговаривались, но Кирилл их уже не слушал. Он внезапно понял, что имел в виду Капитан, когда сказал «душа разворачивается». Даже о предстоящем взрыве на время забыл.
А потом, должно быть, прямо стоя начал задремывать – потому что Рэд взял его за плечо и без лишних слов повел на баржу.
Здесь шум мотора был уже не так слышен. Ярко горел огонь в очаге. Вокруг него тесно, плечом к плечу, расселись адапты. Изумленный Кирилл понял, что слышит музыку и пение. Незнакомый парень из экипажа играл на гитаре, он же солировал в сипловатом хоре. А Любовь Леонидовна говорила, что адапты не в состоянии воспринимать музыку… Каких только глупостей она ни говорила.
Весь отряд был в сборе. И экипаж, должно быть, тоже. В руках они держали кружки. Кирилл заметил Лару, которая сидела, прислонившись к парню в тельняшке. Тот обнимал девушку за плечи. Кириллу Ларин сосед сразу и категорически не понравился.
– О, бункерный, – приветливо заметила Лара. Кирилл подошел к костру один – Рэд вернулся на пароход. – Садись с нами.
Она подвинулась, освобождая место, и от этого еще теснее прижалась к парню. Тот с удовольствием перехватил объятия.
– Спасибо. – Кирилл внезапно осознал, что застал один из тех редких моментов, когда адапты ничем не заняты.
Не тренируются, не чистят оружие, не осматривают телегу. Они просто отдыхают, а не разошлись по спальням и палаткам, повинуясь категоричной команде «Отбой». Перед ними не стоит цель набраться сил к завтрашней ночи – одна тяжелей другой – потому что и завтра, и послезавтра наконец-то никуда не пойдут. Они – на барже, которая движется сама, что может быть лучше? И общее состояние, вместо привычного деловито-собранного – благодушно-расслабленное. А Ларино приглашение означает, что и Кириллу предлагают разделить заслуженный отдых.
И он разрывался между желанием остаться и жгучим нежеланием видеть, как парень в тельняшке поглаживает Ларин локоть. Отчего-то ему это было ужасно неприятно. Хотя, казалось бы, что тут такого? Наверняка они с Ларой – старые приятели, давно не виделись. Джек вон, сидя на скамейке верхом, обхватил девчонку из экипажа обеими руками, улыбается и шепчет что-то ей на ухо. И это зрелище Кирилла совершенно не возмущает… Он сел рядом с Ларой. Еще и для того, чтобы доказать себе – ему совершенно все равно, кто тут кого обнимает. Ему приятно, что тоже позвали, и хочется послушать песни.
– Пиво будешь? – С другой стороны от Кирилла оказался один из моряков, тощий долговязый парень. Между ступней у него стояла канистра.
– Буду. – Легкая эйфория от выпитого с командирами прошла, и хотелось снова ее почувствовать.
Кирилл лениво подумал, что система запретов, выстроенная Любовь Леонидовной, рушится на глазах. Для полноты картины не хватает только закурить и выругаться.
Моряк наполнил кружку. Пиво оказалось горьким и невкусным, но зато не обжигало – не то что напиток из капитанской фляжки.
– А ты в натуре с Бункера?
– В натуре, – вздохнул Кирилл.
Следующим пунктом обычно шло: «А вы там все такие белые? (такие дохлые? такие лохматые?)». Но моряка беспокоило другое.
– Везет тебе, что взяли! А я уж просился-просился у Сталкера, чтобы тоже пойти – сказал, отвали. Сказал, и так полный комплект. А у меня Дикие сестру утащили два года назад.
Кирилл проглотил вопрос «зачем?» Его успели просветить, для чего Дикие воруют женщин.
– Вы ведь дальше в Екат пойдете, – продолжил парень. – Этих гадов по дороге полно. Я и думаю – может, сумею про сестру разузнать… Я чего хочу-то?
Однако Кирилл перестал слушать, чего хочет моряк. Он вдруг понял недавнее недоумение Капитана.
Для этих ребят Дикие – не люди, – внезапно осознал Кирилл. Они – враги. С ними воюют столько, сколько себя помнят, и бесполезно взывать к человеколюбию, рассказывая, что когда-то каждый из Диких был трогательным, беспомощным малышом. В ком тут будить воспеваемый Сергеем Евгеньевичем и Любовью Леонидовной гуманизм?
В этом вот парне, у которого Дикие утащили сестру? В Рэде, который хоронил убитых товарищей? В Капитане, у которого пытаются отнять душу – пароход и реку?!
– Не слушаешь меня, – упрекнул сосед.
– Прости, – покаялся Кирилл, – отвлекся.
Он давно заметил, что такие слова, как «извини», «будь добр», «спасибо» адаптов крайне смущают. Наверное, потому что в их среде почти не употребляются. Моряк не был исключением.
– Да ладно, че ты сразу, – насупился он. – Налить еще?
Повернулся к Кириллу, заглядывая в кружку. И тот, содрогнувшись, увидел на лице парня длинный уродливый шрам – через бровь и уголок глаза на скулу. Глаз из-за шрама был полуприкрыт, но, кажется, цел.
Такие следы появлялись отнюдь не из-за неловких падений. Давно, еще в детстве, гнавшийся за Кириллом Олег упал и разбил подбородок, осталась отметина, и Любовь Леонидовна, назидательно указывая на нее, поминала воспитанникам ту историю долгие годы.
Сосед Кирилла вряд ли упал на стадионе. Такие шрамы носили те, кто с самого рождения воевал с Дикими. И Рэд, и Люк, и Джек, и даже девочки. Шрамы самые разнообразные – пулевые, ножевые, умело зашитые и сросшиеся абы как.