– А ну, разденься! – вместо ответа неожиданно строго приказал Джек. – Давно сушняк долбит?
– С полчаса…
– Снимай футболку!
Кирилл снял, недоумевая. Таким тоном Джек не говорил при нем ни с кем и никогда.
– Болит где-нибудь? – Разведчик, сдвинув брови, рассматривал спину и плечи Кирилла. – Кожа болит?
– Нет. С чего ты взял?
– С того, что сушняк на ровном месте – первый знак, что сгорел!
Кирилл похолодел. О симптоматике солнечных ожогов, в числе которых фигурировала сухость во рту, разумеется, знал. Но связать изученную когда-то отвлеченную теорию с тем, что происходило сейчас, не догадался.
Джек закончил осмотр.
– Пшел… Вроде не видать ничего. Может, и отпустит – если не сильно зацепило, так бывает. Тогда поколбасит маленько, и все… Только ты больше не пей! Если пожегся, то, как волдыри полезут, начнешь потеть – хуже будет. Во – видал? – И сунул флягу себе под голову.
После этого, сочтя, очевидно, инструктаж законченным, растянулся на спальнике и закрыл глаза.
Кирилл завис. Безучастность адаптов как к собственной, так и к чужой боли его все еще удивляла.
– А… мне что делать?
– Штаны снимать и бегать, – не открывая глаз, с зевком посоветовал Джек. Паника была недолгой – адапт быстро вернулся к привычному тону. – Лежи-терпи, пока дым из задницы не повалит, каких тебе еще-то дел? А я подрыхну. Через полчаса ты либо орать начнешь, как резаный, – и тогда уж весь день насмарку – либо отпустит. Если отпустит, то пропотеешь, как в бане, тем и кончится. А воду трогать чтоб не смел! Почую, что к фляжке тянешься – грабли начисто отшибу. Вкурил?
Кирилл вздохнул. Пить хотелось невыносимо.
Джек скоро захрапел, – делал он это, как делал все и всегда, с различимым даже на слух удовольствием – а Кирилл мучился от жажды.
Он пытался считать секунды, чтобы отмерить обещанные Джеком полчаса, но на шестой минуте сбился. Понял, что считать не может. И не может думать вообще ни о чем, кроме глотка воды!
Поймал себя на том, что с жадностью примеривается к лежащей под головой у Джека фляге. Если схватить ее – и быстро выдернуть? Скрутить крышку, сделать хотя бы глоток… Может быть, и успеет до того, как Джек вскочит и «отшибет грабли». В том, что непременно вскочит и «отшибет», Кирилл не сомневался. Но жажда была сильнее страха перед побоями и сильнее голоса разума. Умом он понимал, что Джек хорошо знает, о чем говорит, что от питья будет только хуже… Но никогда в жизни не испытывал такой страшной жажды. Как только закрывал глаза, представлялась беззаботно льющаяся из-под крана вода Бункера. Мелодично журчащий, ледяной до ломоты в зубах родник в лесу. Необъятное водное пространство, которое увидел, выйдя на палубу парохода…
Кирилл осторожно подобрался к спящему Джеку.
Разведчик в одних трусах растянулся на спальнике. Укрываться не стал, в дрезине было жарко. Может быть, еще и поэтому так сильно хочется пить, попробовал успокоить совесть Кирилл, вовсе не из-за солнца… Как же флягу-то выдернуть?
Джек безмятежно храпел. Кирилл нерешительно примеривался. А тем временем стало совсем светло, и отчетливо проступили на коже адапта темные разводы – следы давних ожогов.
Они затейливым узором покрывали Джека целиком: широкую грудь, плечи, живот, даже кисти и пальцы. А на левой руке адапта белела повязка, и в середине ее проступило пятно засохшей крови.
Кирилл вспомнил сегодняшнее спокойное и даже небрежное мужество Джека. Представил, что должен испытывать человек, из которого наживо, без анестезирующих уколов, неумелыми руками вытаскивают пулю.
И не полез за фляжкой. Стало стыдно это делать.
Он усилием воли спрятал за спину тянущиеся к воде руки. Заполз обратно на спальник. И снова принялся считать, заставляя себя беззвучно проговаривать каждую цифру. Счет давался с трудом. Но на семнадцатой минуте вдруг стало легче. Кирилл, с недоверием прислушавшись к себе, понял, что жажда отступила.
Вскоре он почувствовал страшную слабость. В глазах потемнело, руки с ногами плохо слушались. Кирилл вспотел. Собрав последние силы, сумел вытащить из рюкзака сухую майку, хотел дождаться конца переживаемого кризиса и переодеться – но не дождался. На двадцать третьей минуте заснул.
Следующий на пути обитаемый город – Каргат не предвещал ничего опасного. Бойцы уже научились быстро разгонять дрезину – нужно было спрыгнуть и толкать ее изо всех сил, так получалось быстрее, чем под воздействием рычагов. Поселок собирались проскочить ранним вечером, с налета, когда Дикие будут сидеть по домам.
Но им не повезло. В самом конце пути – уже после того как миновали центр поселка и приближались к окраине – дрезина почему-то сбилась с маршрута. Вместо того чтобы ехать прямо, внезапно повернула направо. И, не сбавляя скорости, понеслась совсем не туда, куда было нужно.
– Тормози! – заорал наблюдающий за дорогой Кирилл.
Адапты остановили разогнавшуюся платформу.
– Это че? – Рэд тяжело дышал.
– Не знаю… – Кирилл тоже едва переводил дыхание. Он спрыгнул на рельсы, помогая адаптам толкать дрезину в обратном направлении. – Она сама!
До сих пор у него не было необходимости изучать схемы устройства железнодорожных путей. Платформа безмятежно катилась в правильном направлении, и предположить, что ход ее внезапно может измениться, Кириллу в голову не приходило. О существовании на путях так называемых «стрелок» никто из отряда не знал. Сейчас везение им изменило: пятнадцать лет назад стрелку на путях перевели. И дрезина бодрым ходом направилась вглубь враждебного города.
Рэдрик, Джек и вылезший из кокона палатки Кирилл выталкивали платформу обратно. Ответвление, на которое их вынесло, шло под уклоном вниз. Толкать дрезину пришлось на подъем. Железная махина еле двигалась.
– Дикие! – заметил Рэд. – Гранату!
– Есть.
Джек, подпустив врагов поближе, швырнул гранату. Бойцы выгадали несколько минут спокойствия. После чего уцелевшие продолжили наступление. Кирилл знал, что гранат у них больше нет.
Джек дал по врагам очередь из автомата, Рэд и Кирилл толкали дрезину. Набирать скорость платформа отказывалась. Им стоило огромного труда удержать железную махину на рельсах и обеспечить хоть какое-то движение вперед.
Джек отбивался, как мог. Метался из стороны в сторону, не позволяя врагам приблизиться.
Кирилл зажмурился и толкал. Отчаянно, до темноты в глазах. Он сосредоточился только на этом – толкать! Толкать, во что бы то ни стало! На воткнувшийся в лодыжку сюрикен коротко выругался. Было больно, но не отвлекся ни на секунду. Продолжил толкать, с ужасом догадываясь, что переставлять платформу на правильный путь придется вручную. К счастью, Рэд и без объяснений, на которые не было ни сил, ни дыхания, это понял.
– Бункерный, на прицел! Жека, сюда! Взяли!
Они вдвоем – перехвативший автомат Кирилл удерживал Диких на расстоянии – переставили повозку.
– Пошла!
По стуку колес отступающий спиной вперед Кирилл понял, что дрезина тронулась.
– Запрыгивай!
Рэд помог ему перевалиться через борт.
По счастью, других переведенных стрелок в городе не оказалось. От погони удалось уйти.
Раненую ногу Кирилл забинтовал – серьезного увечья сюрикен не нанес. Гораздо больше беспокоило то, что скоро снова, как вчера, захотелось пить.
Он украдкой отхлебнул из фляжки – двигавший рычаг Джек сидел спиной, Кирилл был уверен, что его уловок не видят. Но, едва прикоснувшись к горлышку, услышал:
– Бункерный! Ты че – опять?
Толкавший рычаг с противоположной стороны Рэд насторожился.
– Что еще за «опять»?
– Да его вчера сушняк долбил, – неохотно объяснил Джек. – Утром, когда спать легли. Маленько припекло – но потом, вроде, отпустило, я уж тебе не стал говорить.
– Штанину задери! – приказал Рэд.
Он, не оставляя рычаг, хмуро следил за Кириллом. Тот скривился и засучил брючину. Размотал бинт.
– Сгорел, – констатировал Джек. И длинно выругался. Чтобы поставить диагноз, разведчику хватило единственного взгляда. – Кабы вчера не зацепило – может, сегодня и обошлось бы. А так, получается, два раза подряд – ударная доза. В открытую рану, да он еще штанину разодрал, пока звездочку вытаскивал. По-взрослому цепануло, видишь? – Джек кивнул на рану командиру.
Кирилл напряженно себя рассматривал. Кожа на лодыжке действительно покраснела. Но пока не сильно и вроде бы не опасно – после тренировок или спаррингов покраснениям случалось выглядеть куда серьезнее.
– У тебя ведь тоже открытая рана, – напомнил Джеку он. – И ничего. Может, и со мной обойдется?
Разведчик фыркнул.
– Сравнил тоже – хрен со спичкой! Ты мою шкуру видал? Нам со Сталкером, чтобы закатное солнце проняло, надо под ним час голышом пробегать.
– Не надейся, – хмуро поддержал Рэд, – не обойдется. – Как и Джеку, ему хватило единственного взгляда на рану. – Допрыгались, блин! Приплыли тапочки к обрыву. Так… – Он сосредоточенно почесал повязкой лоб. – И не сообразишь сразу-то. Хрен вас, бункерных, поймет, как вас вытаскивать… Мазь от ожогов есть? И колеса от температуры?
– Есть.
– Тормозим, – решил Рэд. – Скоро выть начнешь, далеко не уедем.
Копаясь в рюкзаке в поисках аптечки, Кирилл почувствовал слабость. Даже покачнулся. Пока еще легкую слабость, не чета той, что накрывала вчера, совсем не опасную. Гораздо сильнее мучила жажда… Но пить в присутствии адаптов он не рискнул. Вытащил аптечку, из нее – Ларины медикаменты. Достал мазь от ожогов и жаропонижающий порошок.
– Порошки жри, – велел Рэд. – сразу два вбабахай. И мазь давай сюда.
Он быстрыми, умелыми движениями – Кирилл старался не корчиться от щекотки – принялся втирать в ногу мазь.
И в этот момент пришла боль.
Сначала заболела кожа вокруг раны. В первые минуты – несильно, даже приятно, как в бане после веника. Потом начала чесаться вся лодыжка. А рана – болеть. Через несколько минут – болеть невыносимо. Кирилл застонал.
Адапты отвели его в поставленную наскоро палатку. Заставили раздеться догола. Рэд сунул в руки свернутое жгутом полотенце.