– Моя дочь, Татьяна, – представил соседку ногинский глава. – А это другие наши бойцы – Егор, Алексей…
«Бойцов» Кирилл не запомнил. Ему все еще было неловко. На счастье, Максим Дмитриевич отвлек разговором – принялся расспрашивать, как дела в Бункере, как там Сергей Евгеньевич, Вадим Александрович, Любовь Леонидовна… Он всех знал по именам и, кажется, о бункерных делах был неплохо осведомлен и без гостя.
– Вы у нас бывали? – вежливо поинтересовался Кирилл.
– Бывал, а как же. Давно, правда. Тебя и других ребят совсем малышами помню.
Кирилл заметил, что Рэд при этих словах бросил на Максима Дмитриевича любопытный взгляд, однако вопросов задавать не стал.
Прочие адапты бункерными событиями не интересовались, болтали о своем. Кирилл слышал не все, понимал еще меньше, но, отвечая Максиму Дмитриевичу, к разговорам по соседству тоже старался прислушиваться. Он не хотел и дальше быть дураком и посмешищем. Как бы ни претило, научиться говорить на одном языке с адаптами придется. А посему, нужно как можно быстрее накопить достаточный словарный запас – по счастью, язык у новых знакомых примитивный.
– …В Киржач заезжать будете?
– А смысл? Дневать все равно не пустят, у нас, вон, скверны полная телега… – кивок в сторону Лары, и тут же прилетевшая в ответ на странное заявление кость из ее тарелки.
– Спасибо, лапушка. Дай те бог здоровья. – Это Джек поймал кость на лету.
– … Да че там делать, в Киржаче? Взять с них нечего, кроме яблок.
– У них еще лимоны, – напомнила Татьяна. – Сейчас уже должны быть.
– Да, лимоны – витамин С, – подхватила Лара, – они всем нужны. Если хотя бы до Вязников дотащим, загнать нормально можно будет.
– Охота вам с Олеськой на дороге ждать? «Витамин С», – поддразнил Джек.
– Ничего, подождем. Не развалимся.
– Да че вам те лимоны, небось, монахов поглядеть охота, – продолжал дразнить Джек. – Чем они таким от нормальных мужиков отличаются? Не надейтесь, не покажут. Дальше ворот не пустят.
– Дурак, – фыркнула Лара. Но по-прежнему улыбалась, было видно, что не сердится. Она вообще много и с удовольствием улыбалась, отчего на щеках появлялись ласковые ямочки. – За десяток лимонов, если нормально довезем, в Вязниках свинью с поросенком сторговать можно.
– Свинья с поросенком – дело, – уважительно протянул кто-то.
– Да куда ее, свинью? – снова вмешался Джек. – С собой в телеге тащить? А на день в палатку складывать – к вам с Олеськой под бок?
– На обратном пути забрать. Генератора-то не будет уже, в Нижнем отдадим.
– А этого, лохматого – далеко везете?
Кирилл рассказывал Максиму Дмитриевичу о том, что последний опыт – на хлопке – у Вадима с Еленой вышел удачным, и, если дальше так пойдет, скоро можно будет засевать поля, ничем их от солнца не укрывая. Но тут услышал, что разговор адаптов стих, все косятся на него – того самого «лохматого», и порадовался неяркому свету в помещении. Не очень должно быть видно, как покраснел.
– Вот что, ребята… Извини, Кирилл, перебью тебя.
Максим Дмитриевич встал.
– Вам уже, наверное, много напутственных слов сказали. Но я – от лица нашей, так сказать, общины, – все же добавлю. – Ногинский глава откашлялся. – Удачи вам, ребята. Рэд – молодец. Смелый, решительный – настоящий мужчина. Герман может тобой гордиться, сынок.
– У нас все такие, – отводя глаза, пробормотал Рэд.
– Не перебивай. И ты, Кирилл, умница. Я слушаю тебя – и вижу, сколь многое ты перенял от Сергея, Вадима, других людей. Они – истинные ученые. Одержимые наукой, знаниями, уверенные, что нет предела человеческим возможностям! Пока человек может мыслить и творить, он существует. То, что случилось, развело вас по разные стороны. Рэд не обладает твоей эрудицией, ты – его навыками. Мы, взрослые, очень перед вами виноваты. Довели планету до такого состояния, что мир перевернулся…
– Пап, ну ты опять? – досадливо вмешалась Татьяна. – Ты-то тут при чем – «мы виноваты»? Ты – не президент и не министр! Обычный зубной врач, всю жизнь детишек лечил, вот в этой самой поликлинике! – Она постучала по стене за спиной. А Кирилл, покопавшись в памяти, припомнил, что такое «поликлиника». – Как ты мог на что-то влиять?
– Мог, Танечка, – вздохнул Максим Дмитриевич. – Все мы, взрослые, так или иначе, на что-то могли влиять. Могли, да не захотели. Не вмешивались, не протестовали, не пытались разобраться. Думали, что и без нас обойдется, а наша хата – с краю. Наше дело – детишек лечить… А расплачиваетесь вы.
Татьяна сердито молчала, но по лицу было видно, что отцовское самоуничижение не одобряет.
– И так уж выходит, что груз теперь – на ваших плечах, – продолжил Максим Дмитриевич. – Только вы сами и можете спасти свое будущее. Спасти человеческую расу, как таковую! Суметь продолжить себя в своих детях… У которых, когда подрастут, будет хватать времени и на учебу, и на физический труд. Нынешняя ситуация, в которой одни занимаются только наукой и не в состоянии перемещаться по поверхности, а другие – только войной и крестьянством, не притрагиваясь к книжкам – я считаю, в корне неправильная. Вы сейчас друг на друга смотрите так, будто с разных планет прилетели. – Мужчина перевел грустный взгляд с Кирилла на Рэда и обратно. – Вот что, мальчики. Вы, конечно, друг другу не нравитесь. Иначе и быть не может – слишком разные… Но просто запомните то, что я сейчас скажу. Сила вы – только вместе! И вот за это мы сейчас выпьем. – Максим Дмитриевич поднял стакан.
Речь – для Кирилла, по крайней мере – оборвалась неожиданно. В Бункере взрослые, ударившись в философию, могли рассуждать часами. И кстати, мысли в этом направлении Сергея Евгеньевича совпадали с теми, что Кирилл услышал сейчас. А вот Вадим с Еленой считали по-другому.
– Сергей Евгеньевич, не сравнивайте, пожалуйста, – недовольно хмурясь, возражала обычно Елена, – наших ребят и этих дикарей! Сколько на них Любовь Леонидовна жаловалась – ленивые, неусидчивые, ни малейшей тяги к знаниям! Чуть дай им волю – наши за планшеты хватаются, а эти на стадион несутся, в «игры» свои безумные играть. Если человек не хочет интеллектуально расти, это желание ему не привьешь, поймите! Люди неравны по природе своей, по уровню возможностей и способностей.
– То есть, ты считаешь, что все воспитанники Германа интеллектуально ниже наших? – сердился Сергей Евгеньевич. – Все шестьдесят человек?
– Я считаю, что если бы они были равны с нашими малышами и действительно хотели учиться, то ходили бы за Любовью Леонидовной, как хвостики, и в рот бы ей заглядывали! А этих, сколько ни корми, все в лес смотрят. Вы видели, как они себя ведут, оставшись без присмотра? Это же, простите, бандерлоги какие-то! Хорошо, что хотя бы Германа слушаются. Если б его не боялись – все бы здесь вверх дном перевернули, и за партой вы их не удержали бы, ни за какие коврижки.
– Да и сам Герман, прямо скажем, не Эйнштейн, – саркастически добавлял Вадим. – Было, как говорится, у отца три сына: двое умных, а третий – хоккеист… Вот он их и воспитал – по своему, что называется, образу и подобию.
– Вадик, – огорчался Сергей Евгеньевич, – Леночка! Ну как вам не стыдно! Будто не знаете, в каких условиях им всем, вместе с Германом, приходится жить, как тяжело они трудятся, насколько они…
И далее следовал давно приевшийся рассказ о нелегком труде адаптов.
– Разумеется, мы знаем, – со скучающим видом кивала Елена Викторовна. – Но это, простите, только лишнее доказательство тому, что каждый должен заниматься своим делом. Сопоставимым, так сказать, с уровнем способностей. Не надо учить кухарок управлять государством. Это, как показала история, дурно заканчивается.
Кирилл, которому изредка удавалось подслушать дискуссии взрослых – делал он это только в отсутствие Любови Леонидовны и ровно до того момента, пока она не появлялась – воспитательница была категорически против участия «малышей» во взрослых дебатах, – разделял, скорее, мнение Вадима и Елены. Сергей Евгеньевич, точку зрения которого Кирилл привык уважать, тоже, безусловно, в чем-то был прав – но ставить на одну доску их с друзьями и полуграмотных адаптов… В тот момент самому одаренному ребенку из группы «Солнышко» в голову не могло прийти, что когда-нибудь он будет жадно ловить каждое, произнесенное «бандерлогами» слово.
Максим Дмитриевич прав – с адаптами они и впрямь, будто с разных планет. Он понимает едва ли половину того, о чем говорят между собой спутники. И вот интересно, кстати – адаптам вообще известно, что все они живут на планете Земля? И что во вселенной есть другие планеты – а также звездные скопления, планетоиды, астероиды, и еще масса всего?
Кирилл покосился на соседей – на Лару, потом на Джека. Очень вовремя – те поднимали стаканы. Он, спохватившись, взял свой.
Стаканы со звоном ударились друг о друга. Все выпили, и Кирилл тоже – едва не поперхнувшись. Шепотом спросил у Лары, морщась и ставя стакан на стол:
– Что это?
– Сидр, – удивилась та. – Вкусный, чего кривишься?
– Я никогда раньше не пробовал алкоголь, – вспомнив, что означает «сидр», признался Кирилл.
– Да ты че?! – Джек охнул и схватился за сердце. – Ну все, звездец тебе теперь. Через минуту под стол рухнешь. Держись за лавку крепче!
Кирилл машинально схватился за лавку. Потом покосился на Лару, и по ее попыткам сдержать смех понял, что над ним издеваются. Разжал руки.
– Сам держись, – буркнул он.
В пререканиях с Олегом такая тактика обычно срабатывала.
Джек открыл было рот – явно не планировал оставлять жертву в покое, – но тут, по счастью, Татьяна принялась дергать отца за рукав.
– Пап, ну хватит, что ли? Официальная часть закончена? Ребятам вставать рано, а мы еще потанцевать хотели.
Максим Дмитриевич сделал строгое лицо.
– До одиннадцати! Не дольше! Пожалейте гостей.
– Да не дольше, не дольше… Наро-од! – бодро окликнула Татьяна. – Сдвигай столы! Тащи музыку!
Поднялся веселый кавардак, и стало ясно, чего все так ждали и почему с таким нетерпением переглядывались.