Через шесть месяцев Катрина поднималась по лестнице из выставочного зала в офис. В одной руке у нее была корзина с колбасой, в другой – битком набитая сумка. Она с одобрением посмотрела на темноволосую голову Сэлли, склонившуюся над пишущей машинкой. Сэлли работала у них уже месяц и с лихвой окупала свою зарплату. Все окупали свою зарплату. Джимми Дэвис, новый менеджер выставочного зала, семь продавцов, Марсия, их новый секретарь по приему посетителей, – все лезли из кожи вон. Дело процветало.
Сэлли подняла голову и посмотрела на нагруженную сумками Катрину.
– Успела, значит?
– Перед самым закрытием. – Катрина взглянула на часы. – Уже почти шесть. Заканчиваешь?
Сэлли встала и потянулась за чехлом от машинки.
– Уже закончила. Я только хотела перед уходом проверить счета.
Вдруг сверху послышался душераздирающий вопль:
– Мать твою!
Сэлли аж подскочила. Она вспыхнула и поглядела в потолок.
– Что за х…ня! – прорычал голос. Катрина с ужасом посмотрела наверх. Сэлли смущенно произнесла:
– Он только что прошел туда.
– С ним кто-нибудь есть?
– Никого.
Покачав головой, Катрина поспешила на второй этаж.
– До завтра, Сэлли, – бросила она через плечо. Наверху продолжали материться:
– Что за черт! – прорычал Тодд.
Он стоял посреди комнаты, с красным от злобы лицом. Вдоль стен кабинета было расставлено несколько чашек, перевернутых набок, а пол был усеян мячами для гольфа. В тот момент, когда Катрина вошла, он замахивался клюшкой.
– Идиотская игра! Она меня бесит.
– Тебя слышно по всему зданию. Ты напугал Сэлли до смерти.
– Пусть слышит, черт возьми!
– Ругаться вовсе не обязательно.
– Все ругаются.
– Но не такими словами.
Его глаза засветились, когда он посмотрел на нее – Какими словами?
– Сам знаешь какими.
– Ха! – усмехнулся он. – Я разозлился, только и всего. Все матерятся, когда сердятся.
– Не думаю. Я, например, не матерюсь.
– Значит, ты материшься про себя.
– Никогда.
Он облокотился на клюшку.
– Как же ты тогда ругаешься? – спросил он с вызовом.
Она покраснела.
– Не знаю. Проклятье. Черт побери. И все такое. К чертовой матери.
– К чертовой матери! – Он расхохотался. – Ну и кретином же я буду выглядеть, если буду орать на все здание: «К чертовой матери!»
– Все лучше, чем мат, – настаивала Катрина, еле сдерживая улыбку.
Тодд отложил клюшку и подошел к ней. Он нежно убрал прядь волос со лба Катрины и поцеловал в кончик носа.
– Хорошо. Я принимаю замечание.
– Никто не вынуждает тебя ругаться. Это просто привычка. Ты можешь перестать, если захочешь. С такой силой воли ты всего можешь добиться.
Он улыбнулся и потрепал ее по щеке.
– Ты действительно так думаешь?
– Да.
– Хорошо.
– Бросишь ругаться?
– Постараюсь. – Он снова поцеловал кончик ее носа. – Слушай, – сказал он. – Я, пожалуй, уберу в комнате, пока ты готовишь ужин. Что у нас сегодня?
– Курица по-киевски, если не возражаешь.
– Курица по-киевски – это звучит вкусно. Она повернулась и прошла на кухню.
Тодд нагнулся и начал подбирать мячи. Но его взгляд поневоле задержался на клюшке. Поколебавшись с минуту, он взял клюшку, как учил его тренер в гольф-клубе, – левая рука поверх правой, большие пальцы вниз по направлению клюшки. Согнув колени, он принял удобную стойку. Тодд посмотрел на чашку у противоположной стены и мысленно начертил прямую линию на ковре, по которой должен был полететь шар. Он занял твердую позицию.
– Теперь будет не так уж и сложно, – пробормотал он, задержал дыхание и твердо ударил по мячу. Сердце его забилось.
«Ну, теперь уж точно в десяточку», – подумал Тодд, но триумф не состоялся. Мяч ударился о край чашки и откатился обратно к его ногам.
– Мать твою! – проворчал он про себя.
– Ты слышала, что говорят? У каждой пятой пары трудности с деторождением, – осторожно произнес он. – Мы и есть пятая пара, только и всего. Будем пытаться.
Он приподнял ее подбородок и поглядел ей в глаза.
– Я выдержу, а ты?
Катрина улыбнулась ему, но в глазах ее была печаль.
Он задумался, испытывает ли она то же ощущение, что и он, ведь теперь их сексуальная жизнь перестала приносить им наслаждение.
– Черт возьми! – подумал он. – Какое уж тут наслаждение, если она так это переживает. У меня, как подумаю об этом, все мускулы напрягаются, кроме одного.
Он сжал ее руку.
– В конце концов мы всегда можем усыновить ребенка.
– Может быть, – пожала она плечами в сомнении. – Посмотрим, как пойдет дело.
Он знал, как пойдет дело. Ничего хорошего. Он это понял в первый момент, когда она сказала:
– Дорогой, через месяц мне уже тридцать лет. Не пора ли всерьез подумать о потомстве? – Он это понял уже после первой ее встречи с гинекологом. После советов врача о том, какие дни месяца наиболее благоприятны. Уже тогда… Теперь, если даже ему удавалось достичь эрекции, то не всегда удавалось ее поддержать. С этого все и началось. Казалось, что она подсчитывает каждый его толчок, рассчитывает его по времени, как будто готовит отчет своему врачу.
– Раньше было не так, – жаловался он. – Ты должна испытывать наслаждение.
– Я и испытываю. Если я не извиваюсь и не кричу, то это еще не значит, что я не испытываю наслаждения. Я была с тобой, хотела тебя. Не так ли?
– Вроде бы так.
– Чего же тогда тебе еще? Спроси сам у доктора Кларка, если мне не веришь. Если я с тобой нежна, то это значит, что мне нравится быть с тобой. Вовсе не обязательно каждый раз испытывать оргазм. Ты это отлично знаешь.
– Я знаю.
– Со мной все в порядке. Это с тобой что-то. Не знаю, что с тобой происходит в последнее время. Ты только и думаешь, что о деньгах и о сексе.
– В том-то и дело. Это вещи взаимосвязанные. Я хорошо зарабатываю, значит, у нас есть повод это отпраздновать.
Дело продвигалось. С банком он расплатился. Можно бы и расслабиться, но теперь Катрина наводила на него тоску. Вечно не одно, так другое. Но волноваться было не в его характере. Если есть проблема, значит, надо ее как-то решать. Только и всего. Но вот только как? Она просто устала. Она больше не должна работать в офисе…
Вдруг память его вернулась к событиям шестилетней давности. Он вспомнил ту девушку, которая сейчас стала его женой.
– Я люблю работать, – сказала она ему при первой их встрече.
Она работала, напряженно работала, первые несколько лет. Но по мере того, как дело росло, менялась и их жизнь.
– Ты не должна так много работать, – говорил он ей. – Печатать может Сэлли, Барбара – вести бухгалтерский учет. Для чего же тогда мы их нанимаем?
Он хотел как лучше. Он всегда шел ей на уступки. Раз в неделю они обедали с Софи и Глорией. По воскресеньям, в то время как он проводил время в гольф-клубе, Катрина с подругами играла в теннис. Она читала, слушала музыку, обставляла квартиру. И все равно у нее оставалась масса времени.
– Я вернусь через минуту, – сказал он.
– Хорошо, босс. Тебе помочь с этим? Герберт кивнул на картонную коробку.
– Не надо. Лучше помой машину.
Он все никак не мог привыкнуть к тому, что теперь у него был шофер. Вообще-то Герберт был не шофер. Герберт оставался Гербертом – лучшим механиком, когда-либо работавшим в «Тодд Моторз». Дело было в том, что Герберт, десять лет возясь с машинами, заработал себе язву двенадцатиперстной кишки, и врачи рекомендовали ему выйти на пенсию.
– Да я сойду с ума от скуки, если буду все время торчать дома, – пожаловался он Тодду. – Может быть, я в чем-нибудь пригожусь тебе, если буду работать в гараже.
Тодд усмехнулся, взбираясь по лестнице. Он посмотрел в картонную коробку.
– Молчи. Говорить буду я.
Маленький толстый щенок моргал своими светло-коричневыми глазками и жалобно скулил.
– Катрина! – прокричал Тодд, открыв дверь. – Ты в порядке? А то у нас гость.
– Но ты же сказал, что сегодня вечером мы идем… – Голос ее оборвался, когда она вышла в прихожую. Она посмотрела сначала на Тодда, а потом на коробку в его руках.
– Какой гость?
– Он здесь. С днем рождения!
Вопрос, которого он ждал, она задала только через полчаса. Все эти полчаса она ворковала над щенком, тискала его, возилась с ним и назвала его Маком, потому что у ее тетки была собака с таким именем. Затем она сказала:
– Тодди, щенок, конечно, славный, но, видишь ли… – Она сделала паузу и обвела комнату печальным взглядом. – Собакам нужен простор. Здесь его держать, конечно…
– Об этом я уже подумал. Оставь ему блюдце молока. Пойдем, я тебе кое-что покажу…
Через полчаса она рассеянно ходила по дому в Хэмпстеде, переходя из одной пустой комнаты в другую и снова возвращаясь к входной двери.
– Эти комнаты, в принципе, можно отделать, они будут смотреться, – сказала она. – Но уж больно они их запустили, до неприличия.
– Я знаю, но сам дом очень добротный. Я его вчера осматривал.
Сад был буйно заросшим.
– Пол-акра, – объявил он, распахивая двери террасы. – Я думаю, Маку этого вполне хватит для полного счастья.
Она посмотрела на него.
– Дорогой, место замечательное, но мы не можем себе позволить…
– Можем, – усмехнулся он. – Все уже улажено, дело за деньгами. А это уже не твоя забота. У меня есть мой бизнес. А ты начинай потихоньку, чем раньше, тем лучше. Мак не всегда останется маленьким щенком.
– Да возьми ты, наконец, отпуск! Так я ему и сказал, – говорил Сэм Катрине. – В первый год он так и не пошел. Ладно, подумал я, он слишком занят – покупает мою фирму и все такое. В конце концов, куш солидный, стоит того. На следующий год он, как я слышал, женился. Ну уж теперь-то, подумал я, в отпуск поедет как минимум на Багамы!
Катрина рассмеялась.
– Свадебное путешествие! Вечером мы пошли в ресторан. Вот и все свадебное путешествие. А на следующий день уже явились на работу и работали как всегда. Какие уж тут Багамы!