Мы прошли Уиддон-Парк и вышли на старую дорогу из Чагфорда в Крэнбрук – мы так хорошо ее знали. Но теперь мы шли там, где прошли другие – причем недавно. Судя по глубоким следам, здесь прошло немало солдат. Я знал, что нам осталось три дня, и все же боялся, что нас схватят солдаты. Подняв глаза, я увидел старую крепость – развалины были засыпаны снегом. Мне казалось, что оттуда уже следят за нами, и дрожал я уже не только от холода. Я понимал, что мы оказались как на ладони: две фигуры в темной одежде посреди бескрайних снегов.
Уильям заметил мое беспокойство.
– Что тебя беспокоит?
– Если встретим солдат, я не буду знать, что им сказать.
Через несколько минут на перекрестке мы увидели солдат. На них были металлические нагрудники, такие же пластины защищали спины. На головах у них были круглые шлемы. Вооружены солдаты были длинными пиками. Приблизившись, мы увидели, что к перекрестку подтягиваются и другие группы.
– Похоже, все они – сторонники парламента, – сказал я, переводя дух.
– Если бы это были люди короля, они не вели бы себя так свободно.
Солдаты не выглядели особо устрашающе, как люди, которые знают, что жизнь их зависит от предстоящего сражения. Но и дружелюбными я бы их не назвал.
Мы прошли мимо.
Прямо перед Крэнбруком дорога сворачивала направо, а потом спускалась в небольшую долину, где стояла мельница. Здесь дорога была расчищена. По обе стороны мы видели груды снега, засыпанные сучьями и сухими листьями. Каменная ограда поросла дроком. Старую мельницу укрывали от непогоды могучие дубы и буки. Возле небольшого брода через ручей мы увидели группу людей, а справа – невысокую стену на месте каменного амбара, где мы провели первую ночь после событий в Скорхилле. Старый дом давно разрушился и был перестроен новыми хозяевами. С другой стороны дороги находился двор, окруженный несколькими новыми амбарами. Подойдя к ручью, мы увидели во дворе несколько десятков человек.
Мы пошли дальше.
По веткам старых дубов прыгали три грача, внимательно наблюдая за нами. Я вспомнил птицу на мертвеце в поле близ Хонитона много лет назад. Может быть, один из этих грачей когда-нибудь спланирует и на мой труп.
Нет, у меня еще целых три дня.
Дверь мельницы открылась. Появился высокий человек, который сразу привлек наше внимание. Одет он был почти так же, как его солдаты, но по поведению сразу чувствовалось, что это командир. Боковым зрением я заметил, как двое солдат, держа перед собой длинные пики, вышли со двора, блокируя нам путь.
– Куда идете? – спросил один.
– В Эксетер через Дансфорд, – уверенно ответил Уильям, поворачиваясь так, чтобы его слышали все окружившие нас солдаты. – Если хотите, можем показать вам пропуск, подписанный мировым судьей.
Солдат вопросительно взглянул на подошедшего командира, потом перевел взгляд на Уильяма.
– Ты как-то странно говоришь. – Он посмотрел на меня. – И зачем вы идете этой дорогой?
– Мы родились здесь, в Крэнбруке, – ответил я, пока Уильям искал в суме наш пропуск. – Это наш обычный путь.
Я повернулся, чтобы рассмотреть командира, который стоял у меня за спиной. Ему было около тридцати, темноволосый, чисто выбритый, с удивительно глубоко посаженными глазами.
– Кто это, Тозер?
– Они утверждают, что местные, капитан Беринг. Но говорят они как-то странно.
– И куда вы идете? – спросил капитан, беря у Уильяма документ.
Уильям всегда отвечал очень быстро, и я даже не пытался его опередить. Но сейчас красноречие ему изменило.
– Мы идем… в церковь.
Явная ложь тяжелым камнем упала в снег.
Капитан повернулся к другому солдату.
– Позови мельника, – приказал он, не сводя с нас глаз. – Он скажет, местные они или нет.
Капитан принялся тщательно изучать документ. Помолчав немного, он посмотрел Уильяму прямо в глаза:
– Зачем вы идете в Дансфорд? Скажите правду – иначе мы не сможем вас пропустить.
Уильям вытащил из моей сумы пару резцов.
– Мы каменщики, резчики по камню. Мы закончили работу в доме мистера Парлебона – там были кое-какие повреждения. А теперь мы направляемся в Дансфорд, к ректору. Он сообщил мистеру Парлебону, что ему нужны наши услуги.
Появились две солдат с длинными пищалями, похожими на те, что мы видели в доме мастера Ходжа в Мортоне. Наверное, именно такие пищали мистрис Парлебон называла мушкетами. Солдаты вели старого человека в рабочей одежде. На его голове клочками торчали седые волосы. Он смотрел на нас водянистыми голубыми глазами.
– Мельник Уайт, – сказал капитан Беринг. – Ты знаешь этих людей?
Старик покачал головой.
– Никогда прежде их не видел – никогда в жизни.
Он сплюнул в снег.
– Они утверждают, что родились здесь, в Крэнбруке.
– Не могу припомнить их лиц. Да и имен их не знаю.
Капитан жестом отпустил мельника.
– Мы ищем двух мужчин, путешествующих вместе. Один из них носит бороду. Прошлой ночью патруль остановил их на дороге к северу от Боуви. У них были пистолеты. Они начали стрелять и убили нашего человека. Обоим удалось скрыться, но один был ранен – он вскрикнул от боли, когда патруль стал стрелять.
Капитан Беринг посмотрел мне прямо в глаза.
– Вы знаете, где могут быть эти люди?
Я покачал головой.
Капитан подошел к Уильяму.
– У роялистов, бегущих на север из Боуви, только одна дорога. Верно?
Уильям ничего не ответил.
Капитан снова повернулся ко мне.
– Если вы отсюда, то должны знать ответ.
Он снова обратился к Уильяму.
– Разве не странно, что мировой судья выписал пропуск простым каменщикам?
Я лихорадочно соображал, что сказать, пытаясь сохранить спокойствие. Я хотел сказать, что умер лорд поместья и нам предстоит сделать надгробие, но сразу же понял: мы не знаем, кому сейчас принадлежит поместье.
Уильям неожиданно бросился в сторону и побежал через двор. Солдат, стоявший рядом со мной, тут же наставил на меня пику, а другой нацелил мушкет мне в грудь.
– Стой, где стоишь! – рявкнул капитан Беринг и отдел приказ своим солдатам.
Я смотрел, как мой брат бежит мимо новых амбаров по заснеженному полю. Он бежал по снегу, вниз по склону холма.
Раздался мощный взрыв, потом еще один. Грачи взлетели с деревьев. Два оглушающих мушкетных выстрела последовали один за другим, потом еще два. Несколько солдат упали на колени и принялись стрелять. Выстрелы, выстрелы… Дым поднимался над их мушкетами, и я уже не видел Уильяма.
– Прекратить огонь! – скомандовал капитан Беринг.
Я всматривался в заснеженное поле. Никого не было видно. Десяток солдат прямо по снегу двинулись к неподвижной темной фигуре.
– Позвольте мне подойти к нему! – взмолился я.
– Запереть его! – приказал капитан солдатам. Даже не посмотрев на меня, он направился к полю.
– Дайте мне поговорить с братом! – закричал я, но трое солдат схватили меня и поволокли по двору.
Обернувшись, я увидел, как солдаты волочат Уильяма по снегу. Я слышал, как он кричит от боли, словно его режут ржавым ножом.
– Уильям! – кричал я. – Уильям! Покойся с Богом, Уильям!
Меня втолкнули в темный амбар возле мельничного пруда и швырнули на земляной пол.
Кричать и плакать я хотел с самого начала чумы. Теперь же у меня не осталось сил на крик. Я снова и снова шептал имя моего брата. Я чувствовал себя Лазарем – рыдал, не надеясь на помощь, а лишь от горя и ярости на этот мир.
На дворе поднялась какая-то суета: люди ходили туда и сюда, раздавались крики и ржание лошадей. Но Уильяма я не видел.
Я упал на колени. Слезы заливали мне лицо.
Прошел почти час. Я услышал, как отодвигают засов. Дверь распахнулась. Свет ослепил меня, несмотря на то что уже смеркалось. Мне приказали подняться на ноги и повели через двор к старому дому. Меня втолкнули в холл. Хотя я вырос в этом доме, но почти не узнавал его. Новый хозяин сделал камин. У камина стоял стол. Капитан Беринг сидел за столом и рассматривал какие-то бумаги. В комнате находилось еще трое вооруженных людей.
И тут я увидел Уильяма.
Он был еле жив. Голова, правая рука и левая нога у него были перевязаны. Он полулежал в кресле с открытым ртом и пристально смотрел в окно. Рубашка его была покрыта кровью, борода тоже. Кровь сочилась из-под повязки на голове.
– Почему ты побежал? – спросил я.
Уильям с трудом поднял руку, но ничего не сказал.
– Не разговаривать с пленником, – рявкнул капитан Беринг. – Не открывать рот, пока не спросят. Как тебя зовут?
Я повернулся к нему.
– Джон из Реймента.
– Этот человек – твой брат?
– Да, и я горжусь этим.
– Почему ты называешь его другим именем?
– Из-за его бороды. А меня назвали в честь Реймента, потому что это мой дом.
– Твой брат – предатель народа этой страны. В воротнике его плаща было зашито предательское письмо! Он признался, что знает его содержание. Он застрелил нашего солдата прошлой ночью…
– Он не мог! Он был со мной!
– И где вы были?
– В хижине рудокопов, на пустоши.
– Значит, он добрался туда после преступления. Сегодня он сопротивлялся аресту. В его суме мы нашли монеты с изображением и девизом Папы Римского. У него было распятие и четки, а это противозаконно.
– Это моя сума. Если он виновен, значит, и я тоже!
– Ты тоже шпион католиков?
– Меня учили креститься при произнесении имени Господа. И я молюсь, чтобы Он смилостивился над всеми нами. Ваше протестантство все извратило. Все думают только о себе, а не об общем благе.
– Мы все думаем об общем благе. И об искоренении католических суеверий и свержении Антихриста – ибо это служит общему благу.
Я покачал головой и рассмеялся столь смелому утверждению.
– Откуда вы знаете?
Беринг посмотрел на меня, помолчал, потом сказал:
– Тебе повезло. Вешать католиков – не мое дело. Но долг обязывает меня вешать солдат-роялистов, их подручных, шпионов и гонцов. Документ из плаща твоего брата не оставляет сомнений. А своим признанием он подписал себе приговор.