— Держи, это куриный бульон. Пей до дна. — Он протянул стаканчик и поднял крышку ноута, развернув его так, чтобы на экран не падал свет от окна. — Тебе хорошо видно?
— Подвинь еще немного. Вот так, ага. — Теплый картон приятно согревал руки. Я сделала первый глоток. Вкусно, хотя лучше бы это был кофе со сладким сиропом.
С экрана на меня смотрел незнакомый мужик — лет пятидесяти-шестидесяти, с большими залысинами и сильно скошенным подбородком. Глазки у него были маленькими и цепкими, а приподнятые уголки рта придавали лицу непередаваемо гнусное выражение.
— Видела его когда-нибудь? — Глеб щелкнул мышкой и открыл следующую фотографию. Тот же мужик стоял вполоборота, с прижатым к уху черным айфоном.
Я помотала головой.
— Нет, не знаю такого. А должна?
— Это Борис Прилепченко, он в восьмидесятых был директором вашего «Нижне-Волчанского завода». Когда началась перестройка, быстро сообразил, куда ветер дует, и сумел его приватизировать. И ладно бы что-то дельное начал производить. Так всех сократил, распродал оборудование и сдал цеха в аренду. Там потом шесть лет спортивные костюмы шили. Это на заводе, где при союзе делали микроскопы на экспорт. В конце девяностых Прилепченко права на завод потерял. Что было дальше, знаешь?
— Знаю, читала в газете. — Я наклонилась поближе к ноутбуку, вглядываясь в крысиные глазки бывшего директора. — Новый владелец мухлевал с налогами, его хотели арестовать, он сбежал за границу. Но перед этим успел продать завод тебе, только сделку объявили недействительной.
— Правильно. Теперь Прилепченко строит из себя жертву беспредела, хотя сам получил завод, можно сказать, путем того же рейдерского захвата, только не у частного лица, а у государства. Сейчас завод обеспечивает треть рабочих мест в твоем городе. Если он достанется Прилепченко, тот снова все развалит, и город захлестнет волна безработицы и нищеты.
— А если достанется тебе, то наступит в Нижне-Волчанске Золотой Век и общее благорастворение? — хмыкнула я. Глеб как-то не походил на прекраснодушного мецената, готового на свои деньги высаживать яблоневые сады и строить театры оперы и балета.
Но он ответил серьезно, проигнорировав насмешку.
— Да, именно так. Я планирую открыть производство ночных прицелов и тепловизоров. У меня обширная сеть знакомств в этой сфере, рынок сбыта обеспечен. Нижне-Волчанск останется в безусловном выигрыше. А это… — Глеб открыл следующую вкладку. — Тамраз Агазатян, тоже мой конкурент. Как выяснилось, в свое время он инвестировал в завод крупную сумму, а наш беглый олигарх его кинул.
Тамраз Агазатян выглядел поприятней предыдущего претендента — сильно в возрасте, но крепкий. Бритый налысо, с аккуратно подстриженной бородой и черными густыми бровями. Взгляд тяжелый, на лбу две горизонтальных морщины, словно ножом по воску провели. Чем-то он походил на самого Глеба, но не внешне… От лица на фотографии исходили те же волны спокойной силы и… как бы выразиться… контролируемой угрозы.
— Кто-то из них двоих стоит за вчерашним покушением. Скорее всего Прилепченко, Агазатян предпочитает работать со своими земляками. Саша… — Глеб сделал паузу, положил ладонь на мои пальцы и слегка их сдавил. — Ты же умная девочка, видишь, что происходит. Побудь пока здесь, тебе опасно находиться в городе.
Мне нравилось ощущать прикосновение его большой руки с грубой шероховатой кожей. Больше того, мне хотелось податься вперед, уткнуться носом в черный свитер и может быть даже расплакаться, чтобы Глеб гладил меня по голове и шептал: «Не надо, не плачь, я смогу тебя защитить от всего на свете». Но я не могла поверить, что Глеб Николаевич внезапно проникся особым расположением к своей заложнице и теперь переживает за ее судьбу. Был бы он хорошим человеком, мы бы даже не познакомились. Но как же приятно чувствовать его пальцы, бережно поглаживающие мою ладонь…
— Глеб Николаевич, мы три дня как знакомы. Не надо вот этого всего… — Я постаралась убрать из голоса малейший намек на эмоции. Не уверена, что получилось, но руку Глеб убрал. Сжал пальцы в кулак, распрямил, задумчиво побарабанил по крышке ноутбука.
— Тогда давай так. Твоя безопасность в моих интересах. Я поддался слабости, когда велел доставить тебя на базу. Теперь расплачиваюсь. Смотри.
Пальцы пробежались по клавиатуре. В этот раз вместо портретов незнакомцев на экране появилась статья. Фотографии там тоже были, но не людей, а вспаханной колесами земли и разбитого джипа с окровавленным трупом за рулем. Я потянулась к мышке и промотала длинный текст вниз, выхватывая отдельные абзацы. Если вкратце, материал был посвящен аморальному образу жизни Глеба Игнатьева, чей личный шофер вчера сел за руль в состоянии наркотического опьянения, не справился с управлением и разбился насмерть. Статья явно заказная: фактов в ней было мало, а эмоций много. Пафосных восклицаний автор тоже не жалел: «Человека судят по его окружению!» или «Водитель мог не только погибнуть сам, но и врезаться в другую машину. А если бы там ехали дети? Вы хотите, чтобы заезжий капиталист сбивал насмерть ваших родных?». Кто-то явно хотел подпортить репутацию Глеба… Что интересно, про два других трупа не было сказано ни слова.
— А теперь представь, если бы в аварии погибла еще и несовершеннолетняя жительница Нижне-Волчанска.
Я присвистнула. Да уж, поднялся бы ор выше гор. А суд, увы, иногда поддается влиянию общественности. Особенно суд в лице Бронислава Иннокентьевича, которым даже Стас вертел, как хотел.
— У Кости и правда в анализах нашли наркотики?
— Нет, конечно, но кого это теперь волнует. — Глеб хлопнул крышкой, выключая ноутбук.
— От чего он умер?
— От острой сердечной недостаточности, вызванной приемом… Блин, забыл название. Есть одно лекарство, его дают старикам-сердечникам. Если принять большую дозу без медицинских показаний, эффект может быть вот таким. Мне еще предстоит выяснить, каким образом лекарство попало к Косте. Он был абсолютно здоров, месяц назад прошел медкомиссию. И в его семье никто это лекарство не принимал, я разговаривал с женой. Продаются таблетки по рецепту, с витаминами не перепутаешь.
Вот это новость — Андрей ничего не рассказал своему боссу про шоколадное молоко. Но почему? Не увидел связи? Забыл? Решил придержать информацию для себя?
— О чем задумалась?
Я растерялась. Говорить или не говорить? А вдруг у Андрея имелись серьезные причины, чтобы промолчать?
— Беспокоюсь за брата. Вдруг этот Прилепченко возьмется за него? Да и Бронислава Иннокентьевича жалко, так-то он безобидный старик.
— За ними обоими присматривает Андрей, можешь на него положиться. У него есть недостатки, и порой он слишком много на себя берет. Но он вырос на моих глазах, я его хорошо знаю. Андрей — профессионал в своем деле.
— Разве он не в больнице?
— Ты не представляешь, какой это скользкий тип, — Глеб усмехнулся, возле правого уголка губ появилась острая складка. — И живучий, как собака. Пока лежит в соседней палате, но уже координирует работу других людей. Ты обещаешь, что переждешь опасное время здесь?
— Обещаю, — ответила я серьезно.
— Вот и умница. Хочешь чего-нибудь?
— Хочу! — Я хотела попросить шоколадного молока, но поняла, что любовь к этому напитку исчезла, не оставив и следа. В жизни в рот не возьму, от одного названия тошно. — Апельсинов!
Глеб улыбнулся, как мне показалось, искренне, а потом… Потом протянул руку и взъерошил мои волосы. Это был очень личный жест. Теплая волна поднялась от живота к груди, наполнив меня глупым счастьем.
— Будут тебе апельсины.
Через полчаса после его ухода на прикроватной тумбочке возникла огромная корзина фруктов, причем некоторые из них я видела первый раз в жизни. Оставив шипастых уродцев на потом, я выбрала более привычное глазу яблоко, вгрызлась в сочную мякоть и задумалась. А подумать было о чем. Глеб свалил нападение на бандитов-конкурентов, потому что не знал всех деталей. Да, бандиты были, не поспоришь. Но здесь был замешен кто-то еще. Тот, кто знал мои привычки, разбирался в лекарствах, мог получить доступ в квартиру и люто меня ненавидел.
Вика.
Мы не были близкими подругами, не выбирали вместе помаду, не ходили друг к другу в гости с ночевкой и не делились сплетнями о парнях. Но она пару раз была у меня дома и знала, что я обожаю есть печенье «Юбилейное» и запивать его шоколадным молоком. Батя ее видел и, как ни странно, даже помнил, а значит вполне мог пустить в квартиру под каким-нибудь благовидным предлогом. Иногда он вообще заваливался спать, забыв запереть дверь — заходи, кто хочет, бери, что надо. Впрочем, брать у нас все равно было нечего. А самое главное, Вика здорово шарила в химии, ЕГЭ сдала на 93 балла. И не только в химии, она сама рассказывала, как участковый терапевт прописал ее бабушке дорогущее лекарство, на которое уходила половина пенсии. А на рынке уже год как существовал дешевый и эффективный аналог, про который бабушке, конечно, никто не сказал. С тех пор она регулярно проверяла перечень лекарств у всех пожилых родственников, выкидывая гомеопатию и прочие фуфломицины за тысячу рублей. Мог кто-то из бабушек-дедушек оказаться сердечником? Конечно мог. Трудно заботливой внучке стянуть несколько таблеток из блистера или сходить в аптеку, где все тебя знают, и купить еще упаковку, потому что «бабушка лекарства потеряла»? Ни фига не трудно.
В последнем пункте из списка улик я тоже не сомневалась. Вика желала моей смерти. Когда мы столкнулись на крыльце магазина, в ее взгляде читалась не ревность, не обида, а именно всеобъемлющая, выжигающая душу ненависть. По статистике именно женщины чаще всего прибегают к отравлению, о чем писала еще Агата Кристи. Так что и возможность, и мотив были на лицо.
Внезапно я поняла, почему промолчал Андрей. Он тоже подумал на Вику, но не захотел ее выдавать. Пожалел бывшую подружку или все еще питал к ней какие-то чувства? Вместе я видела их недолго, но мне показалось, что Андрей скорее позволял себя любить восторженной девочке, чем сгорал от страсти сам. Впрочем, я легко могла ошибиться. Я-то даже ни с кем не целовалась, как при таких вводных рассуждать о чужих отношениях? Картина выходила складная, если бы не появление бандитов. Но и этому можно найти объяснение. Я связала Андрея и скандал вокруг завода, случайно подслушав обрывок разговора и прочитав одну газетную статью. А Вика общалось с «московским консультантом» куда дольше и тесней. И была не глупей меня, а во многом еще и умней. Пока влюбленность застилала глаза, одноклассница не желала замечать очевидных вещей. Но глубокая обида на Андрея наверняка заставила Вику пересмотреть известные ей факты. Нижне-Волчанск — город маленький. Насколько сложно выйти на людей Прилепченко или Агазатяна? И подкинуть им соблазнительную мысль — застать Андрея, человека из ближайшего окружения Глеба Игнатьева, с трупом семнадцатилетней девушки на руках.