— Я думала о тебе перед сном. Каждую ночь, с тех пор, как сюда приехала…
Совсем другое дело! Прав был не помню кто, слово — самое сильное оружие человека. Ну хорошо, слово и пистолет Стечкина, хмыкнула я про себя, наблюдая за методичными сборами мужчины. Похожее оружие было в тире, инструктор давал мне его подержать.
— Ты очень мне дорога, Саша. Пожалуйста, пользуйся этой властью с умом.
***
Прежде, чем идти в лазарет, я заскочила в свою комнату — собраться, переодеться, прийти в себя. Взгляд упал на мой собственный мобильник, который я считала потерянным еще три дня назад. Видимо, Дамир нашел его в здании бассейна и любезно прихватил с собой. Телефон разрывало от груды пропущенных звонков. Вот черт! Я не только забила на учебу в университете, но и исчезла со всех радаров в день своего рождения, чем вызвала изрядный переполох. Больше всего звонков поступило от брата. Я наскоро пролистала сообщения в мессенджере: «Поздравляю…», «Поздравляю…», «С Днем Рождения!», еще одно «Поздравляю!», «Саша, с тобой все в порядке?» (твоими молитвами, Стасик, твоими молитвами…), «Сдохни, тварь!» (Альбина, привет), «Пусть все на свете сбудется…». От Витька вместо поздравления пришло: «Саша, мне кажется, за мной следят! Или я схожу с ума…». Надо бы напомнить Глебу Николаевичу дать отбой многочисленным группам наблюдения, обложившим моих знакомых со всех сторон…
В ванной я надолго застряла перед зеркалом, вглядываясь в отражение. Странно. Столько всего произошло, а девчонка за стеклом ни капли не переменилась: тот же настороженный взгляд темных глаз, заостренный подбородок, узкие плечи, слишком маленькая грудь, вечная причина для комплексов. Поддавшись смутному порыву, я положила растопыренную ладонь на холодное стекло. Девчонка за стеклом повторила жест. Мы посмотрели друг на друга, пытливо и беспокойно, и покинули комнаты-близнецы.
Путь в лазарет превратился в бесконечно длинный эшафот с виселицей в конце. Было безумно страшно встретиться с Андреем лицом к лицу. Я помнила, каким тоном он говорил о предавшей его Вике. Даже не как о живом человеке, а как об уродливой вещи, которую следует навсегда убрать с глаз долой. А ведь их не так много связывало: поцелуи, ужин в кафе, невинные прогулки. Мой проступок был гораздо хуже. За этот месяц мы столько всего пережили вместе, так много друг другу рассказали, что я незаметно начала считать Андрея самым близким другом. Человеком, которому я бы не раздумывая доверила свою жизнь. И пусть он не испытывал ко мне и половины этих чувств, мое предательство должно было причинить куда больше боли, чем подстава от бывшей подружки.
Но я была обязана заглянуть ему в глаза. Обязана попытаться что-то объяснить, как-то загладить вину, даже если он навсегда вычеркнул меня из списка друзей. Подлый удар со спины не должен оставаться его последним воспоминанием обо мне.
В голове снова и снова проносились слова, сказанные в разное время про моего друга: умный, умеет приспосабливаться, с двойным дном… Нет, это все про кого-то другого… про Дамира, например. Вот уж у кого не то что двойное дно, а гребаный слоеный пирог вместо души. Мне вспомнился подслушанный диалог между Андреем и Дамиром, когда я валялась в кладовке, а мужчины дрались в спортзале. Первый помощник тогда сказал, что Андрей собирается выбрать не ту сторону. Я, как законченная эгоистка, решила, что речь идет о моей драгоценной персоне. Мол, главный соглядатай босса догадался, что Андрей мне помогает и собирается организовать побег. Но что-то не сходилось. Во-первых, какая у меня, к черту, сторона? Трусливый Стасик и без пяти минут призывник Витек? А во-вторых, если бы Дамир узнал, что Андрей меня покрывает, то уж наверное догадался бы перетряхнуть спортзал. Нет, речь шла о какой-то другой стороне…
— Мы не можем вас обыскать. Поэтому хорошо подумайте и скажите: есть ли при вас оружие или какой-либо предмет, который можно использовать в качестве оружия?
У входа в палату на складных стульях сидели двое охранников. Левого я знала — бородатый Жорик, невзлюбивший меня с первой встречи. Правый, незнакомый, поднялся навстречу, задержавшись взглядом на провисшем кармане толстовке. Я вытащила прихваченный в качестве подарка старый плеер с дешевыми наушниками-затычками. Раз Андрей отправлен на длительный карантин, развлечений у него должно быть негусто. А тут полная дискография «Сектора Газа» и еще кой-чего по мелочи. Охранник ненадолго задумался. Возможно прикидывал, не попытается ли заключенный придушить его проводком от наушников, но все же кивнул и отпер замок.
Взявшись за дверную ручку, я замешкалась. Как страшно встретиться с Андреем взглядом и прочитать в его глазах горечь разочарования! Все, что угодно, только бы не видеть его лица в тот момент, когда я открою дверь и шагну через порог. Я чуть не поддалась искушению развернуться и убежать, чтобы позже, с безопасного расстояния накропать длинное слезливое письмо. Но вряд ли ему разрешали пользоваться телефоном или планшетом. Я должна это сделать.
Палата оказалась похожа на ту, где я лежала месяц назад, только без окон. Под потолком горела лампа дневного света, издавая тихое жужжание на одной бесконечной ноте. Растянувшийся на кровати Андрей даже не повернул голову к выходу, безразличный к тому, шорох чьих шагов влился в скучный больничный покой.
— Привет…
Если бы я не разглядывала его с болезненным вниманием, то легко бы упустила еле заметную дрожь, пробежавшую по телу молодого мужчины. Андрей смотрел прямо перед собой. Выглядел он бледнее обычного, под скулами залегли синеватые тени. Правую сторону прежде симпатичного лица обезобразили следы недавней драки. Нижняя губа распухла и лопнула в центре, в уголке рта залегла печальная складка, раньше ее не было. Сердце мое болезненно сжалось. Все намеки Глеба на то, что Андрей — вовсе не такой хороший парень, каким кажется, утратили малейший оттенок правдоподобия. Именно такой. Это завистливый Дамир, от которого в дрожь берет любого нормального человека, захотел избавиться от слишком умного и смелого конкурента.
— Мне так жаль… Я не прошу прощения. Такое, наверное, нельзя простить. Но мне правда очень жаль…
Я подошла ближе и встала так, чтобы попасть в поле его зрения. Ждала, что Андрей отвернется, но он продолжал равнодушно смотреть вперед — на меня и на кусок стены за моей спиной, выкрашенный безжизненной серо-голубой краской. Без привычной улыбки он казался совсем чужим. Даже более чужим и враждебным, чем в день нашего знакомства.
— Я просто… я испугалась, что ты его убьешь. И ты ведь убил бы его, так?
— Так, — Андрей наконец-то пошевелился и сфокусировал взгляд на моей фигуре. — Господи, тебе уже восемнадцать, а ты все еще такой ребенок, Саша. Тебе все кажется, что ты попала в большой офис с военным уклоном. А Глеб — почетный руководитель, выбранный на этот пост благодаря мудрости и дальновидности. А тебя занесло в стаю зверей, которые жрут друг друга и тех, кто слабей. И Глеб забрался на верхушку потому, что жрал активнее и больше.
Его слова достигли цели. Я сжалась, как от удара.
— А ты?
— И я такой же…
— Нет, не такой! — с чувством возразила я. — Я знаю, ты и вправду хотел мне помочь!
Мужчина улыбнулся одними уголками губ.
— Андрей! — не выдержав, я рухнула на тесную кровать, обхватила его за шею и зарыдала, уткнувшись в воротник больничной футболки. Давать клятву не плакать в таком месте — затея, изначально обреченная на провал. Теплая ладонь легла мне на спину, успокаивающе погладила.
— Ну все, заканчивай, — взгляд Андрея немного потеплел.
— Я не дам ему тебе навредить, обещаю, — я вытерла мокрые щеки. — Ты уедешь в Абхазию и будешь там выращивать этот… как его… старый виноград.
— Даже не сомневайся, так и будет, — он взъерошил мои волосы, и от этого жеста, ставшего привычным и родным, потеплело на душе. — Играешь на гитаре?
Пришлось признаться.
— Глеб ее разбил.
Андрей хмыкнул, поджав разбитые губы.
— Мы сегодня поедем в город за новой, вдвоем. Я буду думать, что это ваш с ним общий подарок.
— Нет уж, избавь от такой чести.
— Не сердись. Я и без гитары никогда не забуду, сколько ты для меня сделал.
— А ты знаешь, что у вас в городе открылся музыкальный магазин?
— У нас? Где? — я о таком чуде слышала впервые.
Андрей принялся объяснять. Теперь он говорил так спокойно и дружелюбно, будто и не было никакой драки на берегу, и белая повязка на его голове скрывала рану, оставленную вовсе не мной, а кем-то другим. Несколько раз уточнил, все ли я поняла. Посоветовал пару производителей. Я слушала, доверчиво уткнувшись носом в его плечо.
— Ты сказала вдвоем? Неужели Дамир согласился в такое время отпустить босса без охраны?
— Не знаю, — я пожала плечами. — Глеб сказал, что мы будем вдвоем. Мне бы не хотелось таскаться по магазину в сопровождении ваших громил. Вот, принесла тебе немного музыки.
Я достала из кармана плеер, размотала наушники и аккуратно вставила таблетки Андрею в уши, постаравшись не сместить повязку.
— Опять твой колхозный панк? — с тоской констатировал он, услышав вступительные аккорды первого трека. Я немного обиделась за «Сектор Газа», но поспешно перемотала на следующий альбом.
— Эта песня тебе понравится. Она на английском.
— Ну конечно, это ж мой единственный критерий. Давай хоть вдвоем послушаем.
— Давай, — я охотно вытащила один наушник и переставила себе, пододвинувшись так, чтобы хватило длины провода. Заиграла гитара, добавилась ударная установка. Запел солист. Моего убогого английского хватило на половину припева — чего-то там «айм он зе рон сайд оф хэвн». Мол, такая жизнь, братюнь, мы с тобой попали не на ту сторону.
— Умеешь ты подбодрить. Давай сюда плеер. Надеюсь, там есть песни повеселее.
Я рассмеялась и дружески чмокнула Андрея в щеку. А потом задала мучавший меня вопрос:
— Послушай… Глеб сказал, что прошлой ночью на причале у базы дежурила неизвестная машина… Это она должна была отвезти меня в безопасное место?