Привычка вежливости побудила его остановиться и предложить свои услуги. Оказалось, что это знакомые: Доминик Гиз и Колен.
Гиз приветствовал его очень сдержанно, Колен – с большой экспансивностью.
– Здорово, дружище! И вы хотите пожелать счастья отъезжающему?
– Он сегодня уезжает? – спросил Шарль.
– Мы поджидаем его с минуты на минуту… он должен выйти из парка через эту калитку.
Из парка… конечно, ведь Жюльен имеет свободный доступ в дом Сары… Он с нею в это мгновенье…
– У вас неважный вид, дружище, – сказал Колен.
– Влияние деревенского воздуха, – усмехнулся в ответ Шарль.
Колен пришел в восторг от его остроты и стал развивать ее перед Гизом, который, выпрямившись во весь рост, казалось, не замечал ни самого Колена, ни Шарля, ни окружающих предметов.
– Только взгляните на него, черт возьми, – прошептал Колен, отводя Шарля в сторону, чтобы поболтать с ним на свободе, – он расстается сегодня со своим сокровищем, в этом все дело, как видите! Редкая любовь со стороны отца к сыну.
– Нечто подобное тому, что испытывает сын по отношению к кому-то третьему? – по возможности равнодушно сказал Шарль.
Старый Гиз услыхал эту фразу, и на лице его отразилось выражение глубокого негодования, причем Шарль так и не понял, относится ли это негодование к его нескромному замечанию или к самому факту любви между Жюльеном и Сарой; во всяком случае, в нем чувствовались и враждебность, и горечь, и непреклонность. Шарль смотрел на старого Гиза и осторожно выпытывал у болтающего без умолку Колена сведения по поводу «этого милого Жюльена».
Было невыносимо жарко даже в тени развесистых вязов; залитая солнцем дорога убегала вдаль, извиваясь, как черная змея.
Глаза Шарля покраснели, утомленные этим ярким светом; им опять овладело отвратительное состояние прошлой ночи, когда небо обрушивалось на него и когда он казался самому себе жалким атомом, вращающимся без точки опоры и влекомым все ускоряющимся движением в бездну хаоса.
Между тем Колен продолжал трещать, с упоением рассказывая клубные анекдоты.
Вид его багрового лица с растянутым в припадке грубого смеха ртом вернул Шарля к действительности. Он опять взглянул на старого Гиза, чопорный силуэт которого вырисовывался на фоне раскидистой листвы.
«Точно статуя, олицетворяющая тип старого джентльмена!» – невольно пришло на ум Шарлю.
Что могло быть общего между этими столь различными субъектами?
Время бежало.
– Наш милый Жюльен заставляет себя ждать, – заметил небрежно Колен. – Но мы и так не опоздаем. Пароход отходит ночью, а при быстром ходе мы мигом очутимся в Париже.
– Прощальный обед? – осведомился Шарль, чтобы замаскировать свое равнодушие.
– Втроем. Ведь все провожающие уже разъехались, как вам известно. Банкет в честь Жюльена уже был, в министерстве иностранных дел уже чествовали его. Удивительно, до чего он популярен! Но он рискует своей популярностью. Вам-то уж, конечно, известно, в чем дело, дружище?
Колен лукаво прищурил свои крошечные глазки.
– Конечно.
– Я не имею счастья знать эту леди. В чем ее притягательная сила?
Шарль промолчал, не отрывая взгляда от полированной поверхности рулевого колеса, в котором отражались ослепительные лучи солнца.
– Говорят, что климат Туниса очень полезен для здоровья, – сказал он наконец.
Приветливое выражение Колена сменилось презрительным.
Так вот откуда дует ветер! Так и есть. Как смешон этот чопорный джентльмен!
И ревнив при этом до чертиков!
Колен знал приметы ревности и понял многое из того, что прежде было ему неясно.
Он только подозревал о помолвке Жюльена и Сары; поведение Шарля открыло ему глаза.
Ну что же! Графиня богата, а брак ее с Коти покрыл ее прошлое, и никому не придет в голову бросать в нее камни по поводу старой истории с Кэртоном, даже если кто-нибудь о ней и помнит.
Высокомерное обращение Шарля бесило его не на шутку, и он воспользовался возможностью сделать ему неприятное.
– Длительное прощание, однако, – сказал он, – это наводит на размышления, не правда ли? Ну что ж! Молодость! Ни у кого не хватит духа обвинять ее за поспешность. Ведь Коти умер для нее уже много лет назад. Это тоже надо принять во внимание!
Послышалось звяканье железа о камень, и показался Жюльен с дорожным несессером в руках. Он не заметил Шарля и прямо подошел к отцу.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. Он был бледен и расстроен, но глаза его так и сияли. – Хорошо, что вы проехали здесь; другая дорога прямо невозможна, ее как раз чинят. Я переломал там все шины моего автомобиля вчера. Может быть, вы пошлете за ним и почините его в вашем гараже?
В эту минуту его окликнул Колен, и он заметил наконец Шарля.
– Как дела, Кэртон? – любезно осведомился он.
Шарль раскланялся в свою очередь.
– На отлете, как я слышал?
– Да, сегодня вечером.
Жюльен опустил несессер на землю и стал натягивать перчатки.
– Я завидую вам, – продолжал Кэртон. – Кстати, вас можно поздравить?
Их взгляды на мгновение встретились; глаза Жюльена выражали легкое недоумение, глаза Кэртона смотрели вызывающе и вместе с тем трусливо.
– Благодарю вас, – сдержанно сказал Жюльен.
– Надеюсь, это не секрет?
– Что секрет?
Шарль криво усмехнулся.
– Я не хочу быть нескромным!
Он сел в автомобиль и включил зажигание.
– Там чинят дорогу, – предупредительно крикнул ему вдогонку Колен.
Шарль только засмеялся в ответ. Жюльен посмотрел ему вслед, потом, в свою очередь, повернул колесо машины.
Даже если Кэртон явится в замок, Сара его не примет. Жюльен был в этом уверен.
Перед ним, как живое, стояло ее залитое слезами лицо, и он еще чувствовал следы поцелуев, которые только что сорвал с ее пунцовых губок.
Он приехал вчера, как раз в это время… а сегодня…
Последние недели летели как стрела, и, хотя они часто говорили о разлуке, им все-таки казалось невозможным, чтобы она наступила. Но роковой час пробил как-то неожиданно, во всем ужасном значении утраты любовных радостей; и уже накануне, обнимаясь во мраке ночи и обливаясь слезами, они поняли глубину своего горя.
Жюльен вздохнул; сознание, что он уезжает, терзало его сердце.
– А где ваш портфель с бумагами? – недовольно спросил его Колен и расхохотался при виде той поспешности, с которой Жюльен повернул машину обратно; даже Гиз и тот криво усмехнулся.
– Я опять пройду парком! – крикнул им Жюльен, застопорив под тем самым вязом, где они ждали полчаса назад. Его шаги скоро замерли в отдалении.
– Перейдем в тень, – предложил Колен.
Гиз рассеянно повиновался. Он буквально валился с ног от усталости; последние недели были сплошным нервным напряжением, упорной борьбой против течения, а этот прощальный день казался ему ужасным кошмаром.
Она так-таки и не призналась ни в чем Жюльену и, конечно, не сделает этого теперь, в последнюю минуту.
Гиз нервно прогуливался взад-вперед около железной калитки. Дом был совсем близко; крытая терраса виднелась как на ладони, и на нее выходили открытые окна какой-то комнаты. Клумбы ярко окрашенных бегоний арками и полумесяцами пестрели среди подстриженного газона; тенистая площадка пряталась в тени гигантских каштанов.
Всюду царила мертвая тишина; никого не было видно; сад дремал под палящими лучами солнца.
Колен тоже расхаживал взад-вперед, заглядывая повсюду и разговаривая сам с собой, по своему обыкновению.
Гиза раздражало его любопытство: любопытные люди всегда казались ему существами низшего сорта.
Глава 17
Я всегда забываю закрывать окна, когда остаюсь один дома.
Мир страстей исполнен трагедий.
Шарля никто не встретил. Он оставил свой автомобиль в аллее, вошел в замок через зимний сад и остановился на пороге прохладной, пропитанной запахом духов гостиной.
Сара лежала на кушетке; она и не спала, и не рыдала вслух, как другие женщины, но слезы градом струились по ее лицу и падали на ее руки.
Шарль был потрясен красотой этого горя, беспомощностью и красотой самой Сары.
Но именно эта беспомощность возбудила его чувственную страсть, потому что женская слабость всегда действует на низменные инстинкты мужчины.
Он на цыпочках подкрался к кушетке и, прежде чем Сара успела опомниться, схватил ее в свои объятия, приник к ее лицу своим искаженным страстью лицом.
– Вы воображаете, что отделаетесь так дешево? – шептал он прерывающимся голосом. – Что можно брать, ничего не давая взамен? Я имел полное право рассказать обо всем Гизу, но я пожалел вас. А вы совсем не жалеете меня! Я так мало заслужил ваше доверие, что вы даже не сочли нужным сообщить мне о вашей помолвке! Как вы жестоко обманули меня! Боже мой!
Он трясся как в лихорадке, хватая ее за плечи и злобно усмехаясь. Сара побледнела от ненависти и отвращения, но она была бессильна вырваться из его стальных объятий.
– Сара, Сара, – шептал он, – я хочу вас, вы моя! Моя страсть делает вас моею! Вспомните наши ласки… в течение стольких месяцев вы позволяли мне надеяться, завлекали меня и вели свою хитрую игру… Я не хочу слышать о дружбе, спокойной, чистой дружбе… Дружба между нами после таких поцелуев! Дайте мне опять ваши губы, Сара, поцелуйте меня еще раз.
– Нет, – прошептала Сара, – лучше умереть!
– Вы думаете о его поцелуях! Что, если я расскажу ему о наших?
– Подлец!
– Подлец? Я не был им, пока вы любили меня. У вас плохая память, Сюзетт! Поцелуйте меня в последний раз в память нашей прошлой любви, и я уйду с вашей дороги.
– Я предпочитаю смерть вашим поцелуям, слышите! О, если бы я могла вырваться из ваших объятий…
– Умерьте ваш пыл, я и так слышу. Вы хотите, чтобы я вас возненавидел? Что ж, попробую! Может быть, в такой любви, как моя, всегда есть доля ненависти! Мужчине не пристало быть «мокрой тряпкой», как этого хочется подобным вам жен