Выстрел прозвучал как тихий хлопок, я услышал такой же второй, в другой комнате. Убрал оружие, вышел в коридор, оглядываясь, где-то здесь была Инга.
— Инга, — позвал я, — выходи.
Она вышла на мой голос, непривычно бледная, трезвая и очень серьезная. Заглянула через плечо в комнату.
— Не надо, — сказал я ей, — там не на что смотреть, но она мотнула упрямо головой, отодвинула меня и прошла туда. Я обернулся.
Она стояла над телом своего мужа, на красивом лице появилось брезгливое выражение.
— Вот теперь ты и сам — мясо, — сказала она зло и плюнула под ноги.
Глава 50
Мирослава.
Я думала, я свое отволновалась. Не буду больше, просто не смогу, перегорело во мне все, после этих безумных дней, после тревог за жизнь сына. И теперь, когда он сопит в соседней комнате, ничто больше не способно меня тронуть. Но… Давид ушёл и все мои тревоги вернулись. Не сказал ничего, он взрослый и сильный мужчина, его мнение — женщине не стоит видеть эту грязь. Только эта грязь много лет была моей жизнью. Когда год за годом работала на Виктора. Я не одна такая была, но я держалась дольше всех. Кто-то подсаживался на алкоголь, кто-то на наркотики, кто-то умудрялся находить богатых покровителей и они выкупали их.
— Но ты не такая, — гладил меня по волосам Виктор. — Ты жемчужина моего гарема.
Гарем — шутка, но горькая. С Виктором я никогда не спала, у нас было некое подобие дружбы. Но не раз и не два мне приходилось ложиться под мужчин из-за него. Ведь путь к сердцу мужчины лежит отнюдь не через желудок… Тогда я думала — наивная я была дура. Пугливая. Лучше бы в тюрьме отсидела… Может, уже бы на волю вышла. А это — рабство. Сытое рабство, красивое, только хрен сорвешься. С каждым заданием от Виктора я вязла в этом болоте все больше.
А потом меня отправили к Давиду. Все было просто, как всегда. Очаровать. Обольстить. Быть рядом. Говорить нужные вещи в нужный момент. Всё это я умела делать в совершенстве. Только все пошло не по плану. Бабочки! В моем животе самые настоящие бабочки, каждый раз стоило ему только на меня посмотреть. Он стал мужчиной, с которым я спала, потому что хотела его, а не потому что меня заставляют. Мне его было мало. Я всего его хотела, полностью. Чтобы спал по ночам рядом, а я просыпалась и любовалась бы им спящим. Чтобы завтрак ему готовить и повязывать галстук. Всегда, всю жизнь, каждый божий день. Нелепые желания обезоруживали и пугали меня.
А потом — тест. Давид сам был осторожен, секс без презерватива у нас был лишь раз. Случилась задержка, я пописала на этот чёртов тест, держу его, руки трясутся, на нем — две полоски. И в тот же день Виктор позвонил.
— Чабашева надо слить. Тебя курьер встретит вечером, кое что передаст, а ты подложишь. И будь умничкой.
Умничка сбежала. Виктор меня нашёл, я уже с животом была. Орал сначала. Я объясняла, что из-за ребёнка, что хочу ему спокойной жизни, и что все равно становлюсь слишком стара для работы — двадцать семь лет, а по ощущениям сотня. Пора уступать дорогу молодёжи.
— Прости, — говорила, а в голосе упрямство и страх, что по животу ударит. — Я отдала тебе девять лет. Я расплатилась сполна. Просто дай жить спокойно.
Виктор легко поверил, что ребенок от другого, похоже, знал, что Давид бесплоден. Помог с документами, я боялась что моё прошлое ударит по сыну и как могла его обезопасила, огородив опекой от матери-шлюхи.
А прошлое меня настигло. И теперь мне снова Давида мало, всегда будет мало… Ушел. Звонить ему не решаюсь, не стоит отвлекать, я много всего видела, не нужны звонки в такое время…
— Мама, — спросил Серёжка, хотя я думала, что спит. — Всё хорошо?
— Хорошо, милый.
Дверь открылась перед рассветом. Я вниз побежала, черёд три ступени прыгая, едва не упала. Он. Вернулся. На лице щетина снова, и ни тени улыбки. Но главное — жив. Ночь неожиданно холодная, на нем пальто, оно топорщится спереди, словно беременный живот.
— Живой, — выдыхаю я.
Пусть не мой. Сегодня все можно. Если не буду обнимать и целовать его сейчас, потом буду всю жизнь жалеть. Бросаюсь к нему, прижимаюсь крепко, "беременный живот" сердито фырчит и воет, прижатый моим телом.
— Сюрприз, — улыбается Давид.
Расстегивает пальто, вынимает Матильду и даёт мне в руки. Она привычно толстая, тёплая и тяжёлая. Целую её хаотично, она брыкается, требуя воли, я реву. Снова плачу, остановиться не возможно.
— Спасибо…
— Не залюби старушку до смерти.
Теперь — улыбнулся. Отпустила кошку, та потерлась о мои ноги, показывая, что рада меня видеть, и ушла обследовать квартиру. Серёжка утром будет счастлив, он спрашивал про нашу любимицу, а я не знала, что ответить.
— Ты был там, — констатирую я факт.
— Не забивай голову.
Смотрю ему в глаза. Шагаю ближе.
— Я имею право знать. Я не кукла, не ванильная пироженка. Я сильная. Скажи мне правду.
— Они мертвы, — устало говорит он.
Ночью мы любим друг друга так, словно эта ночь — последняя. Я стараюсь не думать о том, что так и правда может быть. Утром новости взрываются сообщениями о смерти губернатора. Безутешная Инга даёт интервью, в котором говорит о том, что нападавшие были в масках, и ни одного из них она не знала. Классическое заказное убийство.
— Я буду скорбеть по Мише вечно, — тихо говорит она. — Он был и останется лучшим и для меня, и для этого города…
А потом смотрит прямо в камеру. Она умная, и актриса хорошая, так что моральное удовлетворение в её взгляде вижу только я. И тем же утром к нам приносят конверт. В нем — результаты анализов.
— Это мой сын? — спрашивает Давид и крутит запечатанный конверт в руках.
— Да, — спокойно отвечаю я.
— Я тебе верю.
И, не открывая, бросает конверт в урну. Глаза закатываю, иду и достаю его обратно, надрываю, вынимаю результаты, разворачиваю сложенный лист.
— Я не позволю тебе иметь и доли сомнения. Поэтому ты сначала посмотришь, потом выбросишь.
Посмотрел. Улыбнулся, в губы меня поцеловал крепко. Судьба подарила нам ещё один день вместе. А потом ещё и ещё. Я считала часы до расставания, это все омрачало, моё счастье горчило на вкус. Только Сергей и Давид были счастливы. Ездили стрелять по банкам, устанавливали для Матильды домик, словно она тут навсегда останется. Из очередного похода на стрельбы сын вернулся задумчивым.
— Давид сказал, что он мой папа. Это правда?
— Правда, — с трудом выговорила я.
— Круто, — обрадовался он. — Надо всем сказать, что у меня папа бандит!
Обнял меня крепко. Хорошо быть шестилетним мальчиком — все легко и просто. А я все никак не решаюсь поговорить с Давидом о том, как нам быть дальше. Мы уедем. Будет ли он общаться с сыном дальше? Наверное, да…
Так прошла неделя. Тем вечером мы ужинали в ресторане. Отдельная ложа, предупредительные официанты, негромкая приятная музыка. Уже подали десерт, когда, словно из ниоткуда появился незаметный, невысокий мужчина и присел за наш столик.
— Добрый вечер, — любезно сказал он. — Приятного аппетита.
Давид кивнул, откинулся на спинку стула, ожидая продолжения, а я замерла. Я знала его голос. Это тот самый мужчина, с которым говорил губернатор в ту ночь. Теперь я видела его лицо, и понимала, что видела его раньше. С Виктором. Это были конфиденциальные встречи, и именно после них поступали самые сложные задания. То, с Давидом семь лет назад, как раз тот случай.
— Вы поесть или поговорить? — не очень любезно спросил Давид.
— Поговорить. Наш город остался без губернатора, и я скорблю вместе со всем народом. Но впереди новые выборы.
— И?
— Мы нуждаемся в сильном руководителе. Таком, как вы. Так почему бы вам не попробовать себя на этом поприще?
Мужчины смотрят друг на друга, и кажется, что взглядами было сказано куда больше, чем вслух. Наконец Давид расставляет точки над i.
— То есть сначала вы заказали меня Гараеву, а теперь, когда он благополучно почил, предлагаете мне его должность?
— Свято место пусто не бывает, — пожал плечами тот, кто стоя за чужими спинами, руководил всеми. — Он не справился, может, справитесь вы. Думайте.
Встал, уйдя так незаметно, словно и не было. У меня в горле пересохло, потянулась к стакану с водой, пальцы снова чуть дрожат. А Давид, как ни в чем не бывало, ложкой разлолил пироженное пополам — война войной, обед по расписанию.
— Ты ничего не скажешь? — не выдержала я.
— Скажу. Мне кажется, губернатору нужна жена.
Сердце пропустило несколько ударов, потом забилось с новой силой, ещё сильнее.
— Шлюха?
— По — моему, шлюха и бандит лучшее, что могло случиться с этим городом…
Эпилог первый.
Давид.
Наша свадьба была тихой.
Мы пригласили только близких, решив отпраздновать без лишней помпы.
На Славке было шелковое платье с открытой спиной, облегающей ее стройную фигуру, в руках — букет белых пионов.
Когда она вышла ко мне, покрутившись, я понял: хочу ее, хочу прямо здесь и сейчас, и буду хотеть до тех пор, пока смогу трахаться, до конца жизни то есть.
— Ты без белья? — ее глаза сверкнули:
— Под таким платье оно было бы видно, — и улыбнулась.
Клянусь, если бы не гости, что ждали нас, я бы оттрахал ее прямо сейчас. Вместо этого провел по бедру, ощущая приятную гладкость ткани, сжал сильнее.
— Помнешь же, — покачала она головой, — пойдем, нас ждут.
Мы взялись за руки, спускаясь на первый этаж нашего дома. Официально нас поженили в ЗАГСе еще утром, без нашего участия, и паспорта с печатью уже лежали среди моих бумаг.
Просторная гостиная была украшена цветами, никакой лишней мишуры, в которой я бы чувствовал себя неуютно. Сережка стоял возле арки, важный, в костюме, который был ему чуть велик. На лацкане бутоньерка, и выглядел он серьезно.