В библиотеке невыносимо фонит магией, так что кожа то и дело покрывается мурашками, а колдовать проще простого. Но, глядя на Хейза, становится неловко за свои способности.
Он старше. Он траминерец. Зато он не умеет летать, верно?
Но в общем-то не важно, кто и что умеет, важно, чего НЕ умеет, и сейчас Брайт чувствует себя безрукой и ущербной.
Рейв на неё не смотрит, методично берёт книгу за книгой, обложку за обложкой.
— Можешь прекратить пялиться?
Брайт это читает по губам и не сразу понимает, что не слышит вслух. Потом только вынимает наушники и растерянно моргает.
— Ну? — он вздёргивает широкую тёмную бровь и качает головой, мол, чего уставилась.
Брайт очень долго была практически немой. Научиться говорить и при этом не петь было сложно, со слухом тоже были проблемы, и пришлось осваивать общение без голоса, так что она с лёгкостью могла понимать всё что нужно, даже плотно заткнув уши.
Она пожимает плечами, но Рейву этого недостаточно.
— Чего уставилась?
— Ничего.
Брайт слушает, как её голос пульсирует в духоте библиотеки.
Магия слишком сильно сгустила воздух, такими темпами скоро можно будет рассмотреть звуки.
— Зачем ты спас меня? — она смотрит прямо перед собой и напряжена так, что покалывает губы. Обложка дрожит в её руках и ломается грифель вечного карандаша.
— Ты заколдовала мен…
— Неправда, ты пожалел меня ещё раньше…
— Скажи что-нибудь, чтобы я тебя отпустил. Придумай причину, — шепчет он.
Истинные не дарят таких шансов.
— Не заставляй об этом жалеть, — усмехается Рейв. Грифель его карандаша тоже ломается.
Он не смущён, но говорить о той ночи не намерен, и Брайт это только подстёгивает.
— Зачем?
Он щурится с подозрением, потом вздыхает:
— Пошли за книгами, — и кивает на голый пол между их столами.
Брайт откладывает очередной книжный блок и идёт за Хейзом, который широким шагом удаляется вглубь необъятной библиотеки.
— Много осталось?
— С твоей черепашьей скоростью — бесконечно много, — сухо отвечает он. Его голос, кажется, совершенно лишён каких-либо эмоций. Он потрескивает, как статическое электричество между сухими страницами, Брайт это необъяснимо нравится. Ей кажется, что Рейв — самое настоящее, что она видела в этой школе.
— Ну простите, — фырчит она.
— Прощаю.
Комментировать это бесполезно.
В конце ряда обнаруживается дверь в кладовку, а там просто горы древних книг и такой магический фон, что страшно делать шаг вперёд.
Воздух просто мерцает перед ними, сопротивляется вторжению.
— И всё это нужно переклеить? — шепчет Брайт, глядя на гниющие фолианты.
— У тебя ОПР на три вечера. Поверь, не мы одни получим в этом году наказание. Библиотека обеспечена рабами. Через месяц кладовка опустеет. Нагружай телегу, — он кивает на деревянную тележку для книг и Брайт принимается за работу.
Рейв же идёт к противоположной стене и снимает книги с самых высоких полок под потолком.
— Магия, которой нет… — читает вслух Брайт. — Темнейшие и редчайшие ритуалы…
— Чего копаешься?
— Ничего, — и книга отправляется в тележку.
— Хлам какой-то, — Рейв поднимается по стремянке и сгребает кучу книг. — Возьми, не могу их левитировать, слишком хрупкие.
— Ага…
Брайт рассеянно кивает и делает шаг к его стремянке.
Он подаёт ей стопку, не глядя.
Она не рассчитывает, что стопка такая тяжёлая.
Книги кренятся, летят вниз, на неустойчивую стремянку, на Брайт, а сверху Рейв. Всюду разлетаются мятые листы, поднимается противные запах плесени, а свет гаснет.
— Твою мать! Безрукая! — рычит Рейв.
Он горячий и тяжёлый, и если бы хотел, точно бы раздавил хрупкое тело сирены, но, к счастью, скатывается на дряхлые обложки и зажимает ушибленную руку.
— Ты мог бы предупредить сколько это весит, — ворчит Брайт в ответ, расшвыривая книги. Кажется, что об голову разбили пару бутылок и чугунный котелок впридачу.
— Осторожнее с древними изданиями, чтобы расплатиться придётся идти торговать мордашкой, — а сам при этом отпихивает ногой гору книг, вызывая снопы искр и треск магии.
— Их всё равно не спасти, чёрт, я кажется разбила голову, у меня кровь…
— Поздравляю. Иди к медсестре.
— А где же сочувствие, аристократишка?
— Нарываешься?
Не нарывайся, не нарывайся!
“Кого я обманываю?”
Брайт хочет ответить, но только и успевает, что набрать в грудь воздух. Рейв зажигает пару изумрудных огоньков, и они плывут по воздуху, зависая в разных углах кладовки.
— Вау, — Брайт осматривается, любуясь отблесками на древних обложках, а потом замирает.
Её взгляд цепляется за совершенно новенькую, обёрнутую ленточкой книгу в красном кожаном переплёте.
Это слишком странно, инородно и невозможно пропустить. Должно быть книга лежала в одной из стопок, попала туда по ошибке. Чем дольше Брайт смотрит, тем труднее оторвать взгляд.
Она наспех вытирает руку перепачканую в крови и удивлённо отмечает, что та принадлежит скорее всего Рейву.
— Ты тоже ранен?
— Понятия не имею. Тут темно, но, кажется, что-то с рукой. Хочешь поиграть в медсестру? — это могло бы стать пошлой шуткой, но звучит раздражённо. — Кажется, нам добавят пару отработок за этот раритетный хлам…
Брайт не слушает. Голос Рейва становится фоном, боль в голове отступает, а кровь перестаёт интересовать. А вот книга… Брайт кажется, что символы на обложке светятся и это сейчас интереснее всего остального вместе взятого.
— Тут что-то странное, — шепотом выдыхает Брайт. — Смотри… какая-то книга… она не выглядит старой и потрёпаной, как она сюда попала?
— Что? Тут полно книг, что ты творишь? Поднимай задницу и принимайся за уборку…
— Нет же, смотри…
Брайт не может остановиться. Символы горят всё ярче и это не даёт покоя.
— Так, что бы ты там ни нашла — не трогай.
— Не могу.
— Что? — голос Рейва уже не раздражённый, ему в самом деле становится страшно.
Резкое движение в сторону Брайт, но она уворачивается. Сейчас книга важнее.
— Масон, ты меня пугаешь. А ну, остановись!
“Почему? Что он несёт?”
— Мне нужна эта книга…
— Масон, мать твою, где ты? — рычит он и его огоньки гаснут, снова погружая каморку в темноту. — Тут ничерта не видно! Не шевелись пару секунд, пожалуйста! Просто…
Её пальцы касаются обложки. Его пальцы касаются её руки.
— МАСОН!
Библиотеку выносит к чертям собачьим вместе со всем хламом, что в ней был.
Глава одиннадцатая. Слепота
|СЛЕПОТА́, -ы́, ж.
Полное или частичное отсутствие зрения.|
— Я думал ты шутила, когда говорила, что любишь быть в центре внимания, — что-то горячее касается лба, а Брайт судорожно вздыхает.
— Тш-тш, деточка, тш… — голос старческий, предположительно мужской. — Мистер Хардин, вы уверены, что хотите провести тут всю ночь?
— Нет, — стонет Брайт.
— Конечно! Это мой долг! Я же староста лечебного, — отвечает Хардин, а Брайт понимает, что её никто не слышит.
— Какого чёрта…
— Так, ну зелья я оставил. Контролируйте, пожалуйста, температуру, сердцебиение и магический фон, второго срыва нам только не хватало… Отдыхайте, девочки, — шаги, хлопок двери.
Брайт через силу пытается открыть глаза, но веки слишком тяжёлые.
— Я жива? — но её опять не слышат.
— Что она там булькает? Я не понимаю по-сиреньи, — недовольный голос Нимеи.
— Это язык сирен? — ахает кто-то из сестёр Ува.
— Неплохо, — Хардин.
— Что он тут делает… — стонет Брайт и пытается перевернуться на бок, спина страшно болит.
— Эй, ты забыла человеческий язык? — испуганный шёпот Лю.
Но зрение несмотря на все усилия до сих пор не возвращается, Брайт хнычет и мотает головой.
— Ого… у неё радужка прям лиловая… Кто-то что-то знает про сирен?
— Не-а.
Брайт устала идентифицировать, кто и что говорит. Тишина, вот что ей нужно. И информация, желательно переданная кем-то одним и без лишней воды.
— Сирены… сирены… — шелест бумаги. Брайт теперь ненавидит бумагу. — Я не понимаю… — продолжает хныкать кто-то.
— Я тоже, — вздыхает Брайт.
— Она меня пугает. Почему она… булькает, а не говорит!
— Все вон! — а этот что тут делает?
Брайт дёргается и садится в кровати, слепо шаря вокруг себя.
На пол падает что-то стеклянное и бьётся, в воздухе начинает пахнуть травами и сладостью крововосстанавливающего зелья.
— Ты что тут…
— Все вон! — рычит Рейв Хейз.
— Нет-нет-нет… только не он! — шепчет Брайт, но никто не понимает.
Шорох, шаги, шёпот — все уходят.
— Я тебя убью!
Крепкие руки прижимают её к матрасу, вынуждая упасть обратно на подушку.
Внутри всё клокочет, Брайт… чувствует ярость? Причём это не её ярость, это его ярость.
— Что происходит, — она не знает точно на каком языке говорит.
— Почему я тебя понимаю? — рычит он.
— Ты меня понимаешь?
— Каждое херово слово! Почему?
— Я не знаю… почему я ничего не вижу?
— У тебя глаза лиловые вместе с белками, — он говорит злобно, резко, пальцы сжимают плечи Брайт так, что синяки неминуемы.
— Вода. Мне нужно умыться, опустить голову в воду, — он выдыхает и тянет её на себя. — Больно.
— Потерпишь.
Тащит куда-то. Шум, шорох. Запах сырости.
Вода.
Она падает на макушку, тёплая, струи тугие и тут же окутывают всё тело. Брайт делает резкий вдох и шаг назад, за ней стена, по которой можно с облегчением скатиться, обнять колени и просто посидеть без жужжания над ухом.
Возбуждение? Смущение? Эти чувства откуда?
Она распахивает глаза, вернулось зрение, но всё словно сквозь розовое стекло. Рейв Хейз стоит посреди ванной, он не закрыл дверцу кабинки. Стоит и смотрит, задрав подбородок.
Брайт опускает взгляд. Она в тонком больничном халатике, который стремительно намокает и липнет к телу. Ноги обнажены до середины бедра.