И все четверо начинают неприлично ржать, совершенно не аристократично.
— Она крутится перед Энгом? — отсмеявшись, хмурится Фандер.
— Все крутятся перед Энгом, — закатывает глаза Листан.
— С каких пор?
— С тех, когда он три года назад переступил порог академии. Он всегда был популярнее тебя.
— Да ладно! — Фандер морщится.
— Ну вот смотри, — Листан поправляет на переносице солнцезащитные очки. — Ты популярен только у первокурсниц, да? А ему дала в прошлом году аспирантка. Чуешь разницу? Твой брат не промах!
— И, кажется, зациклился на Иной Сирене, — ухмыляется Якобин и кивает на парочку, шагающую от лотка с булочками.
Напряжённая Брайт Масон в круглых очках и торчащей чёрной шапке, как воровка антиквариата, да ещё и в безразмерном пальто на плечах. А рядом прилизанный, до тошноты идеальный Энграм Хардин.
Эти двое садятся на лавочку и о чём-то болтают. На лице Брайт скука, она даже достаёт плеер и начинает тыкать кнопки. Потом кладёт на колени учебник, поворачивается к Энграму, который треплет языком не затыкаясь.
Что-то говорит.
Энг кивает и начинает увлечённо наблюдать, как Брайт Масон читает книжку, нахмурив брови и кусая кончик карандаша.
— Идиллия. Эй, Рейв? — окликает Якоб.
— М-м?
— А вы и правда будете с ней разбирать библиотеку?
— Да.
— Мерзость какая… Там работы до конца года!
— Если я не убью её раньше. Или наоборот. Дикарка, — Рейв пинает камень носком ботинка, тот взвивается в воздух вместе с облачком пыли.
— Не заиграйся, — тянет Листан в своей привычной манере.
Он сплетник и прожигатель жизни, обожает всех подозревать в непристойных связях, а сам почти наверняка не только “по девочкам”. Об этом знает только Рейв, но не собирается даже спрашивать друга так это или нет.
— Спасибо за бесполезный совет, — очень тихо бормочет Рейв, рассеивая зависшую в воздухе пыль.
Он делает это очень быстро, но, когда поднимает взгляд на Листана, понимает, что он всё увидел. Женское лицо, как обычно.
— Мне пора, — Рейв разворачивается на пятках и удаляется от друзей. Ему нет необходимости смотреть, как Брайт Масон любезничает с Энграмом Хардином.
Глава четырнадцатая. Библиотека
|Библиотека, — и, ж.
Учреждение, собирающее и хранящее для общественного пользования книги и периодические издания (газеты, журналы, альманахи и т. д.).|
Ещё только второе сентября, а Брайт уже разочарована во всей этой затее с учёбой. Она с нетерпением ждёт среды, в надежде, на что-то более интересное, чем три пары пинорского языка и две пары вводного курса по модификациям. Ну по крайней мере не нужно делать домашнее задание, не придётся учить словарные слова, потому что она и так их знает. И с модификациями попроще, потому что оценку за следующую пару она уже заслужила, рассказав всё про лунный нож.
Подумать только! Лунный нож! Детский сад. И по этой теме задали полноценную письменную работу.
Ну по крайней мере в среду стоит что-то интересное под аббревиатурой ТЗД, и Брайт уже в том состоянии, когда хочет получить хоть какие-то знания в этом “супер-элитном” ВУЗе. Ну хоть что-то же должно быть плюсом во всей этой истории с обучением.
— Добрый вечер, — у дверей библиотеки стоит декан, и Брайт смущённо улыбается.
Он здоровается по-пинорски, видимо, это попытка уколоть за прогул пары.
Всё-то он знает.
Декан не в преподавательской форме, как было во время занятий, на нём серый спортивный костюм: штаны и объёмная толстовка. На ногах простые белые кроссовки. Он кажется ещё моложе и улыбчивее, настолько, что Брайт чувствует, как щёки немного краснеют.
— Добрый вечер, профессор, — отвечает она так же по-пинорски.
— Готовы к отработке? — он говорит медленно, чтобы она успевала переводить, но при этом будто не сомневается, что ей это под силу.
— Честно говоря, с большим удовольствием пошла бы к себе и легла спать.
Столь длинное предложение удостаивается довольной улыбки, и Эмен Гаджи толкает дверь библиотеки, пропуская Брайт внутрь.
Она замирает.
Великолепных стеллажей, уходящих под потолок, больше нет. Всюду, словно бабочки, лежат книжные развороты, и Брайт даже удивляется, что они не разлетаются потревоженные человеческими шагами. Обугленные полки источают запах костра и плавленной полировки. Витражи закоптились, магический фон ослаблен и словно одичал, это очень чувствуется. То и дело лица и рук Брайт касаются воздушные потоки холодные или горячие — это магия освободившаяся от книжной оболочки.
— Вы знаете пинорский, — произносит Эмен Гаджи утвердительно и заинтересованно.
— Да… отец учил. Он алхимик…
— Знаю. Его книга была в этой библиотеке. Её используют на парах алхимии, как учебное пособие.
Брайт улыбается, ей бы хотелось заниматься по книге отца, но у нейромодификаторов нет в программе первого курса алхимии.
— Отец говорил на пинорском, как на родном. Он сказал, что это наш тайный язык, когда мне было пять, и я сочла своим долгом штудировать пинорские словари.
— Как много талантов, — смеётся Гаджи.
Это могло бы быть неловко, но в его тоне сквозит сарказм.
— Поиск приключений, основы хирургии и пинорский. Что ещё? Чечётка? Декламирование стихов?
— Я неплохо пою, — отшучивается Брайт, а декан преувеличенно серьёзно кланяется.
— Пожалуй, этот концерт я пропущу, — и они начинают смеяться.
Голоса отдаются в пустой библиотеке страшно громко, гулкое эхо возвращается и бьёт по ушам.
— Итак… что нужно делать? Убираться?
— В каком-то смысле. В библиотеке было несколько миллионов книг. Как минимум три тысячи из них содержали тёмную магию. Они были не о тёмной магии, а с ней. Это разные вещи, как вы понимаете, — Брайт кивает. — Теперь эта магия облепила стены и не даст их восстановить. Ещё пара тысяч активных светлых книг, они летают по помещению, чувствуете?
— О, да! — Брайт поднимает руку и смотрит как молочно-белое облако концентрированной магии стремительно ее обволакивает, щекоча и охлаждая. — Что они делают?
— Жаждут общения. Их же никто не читает.
— И что с ними теперь делать?
— Темные отскребсти со стен. Светлые поймать.
— А уборка? Кто сделает это?
— Библиотека сама восстановится, как только стены будут очищены, а светлые книги перестанут сходить с ума.
— И книги сами…
— Да, книги тоже восстановятся, как только их магия будет поймана. Те, в которых магии не было, подтянутся следом.
— Вау…
— Вы не бывали в магических библиотеках?
— Я никогда не думала, что они так работают… — Брайт трогает молочно белый туман, он ластится, как живой. — Как его ловить?
Гаджи вытягивает руку над туманом и велит:
— Место, — по-пинорски, а туман возмущённо взвивается и формируется в полупрозрачную книгу. — Пошевеливайся!
И подставляет чёрный мешок, который достаёт из кармана толстовки.
Книга недовольно хлопает страницами, но послушно ныряет в мешок.
— Один готов. Осталось три тысячи двести восемь светлых книг. Раз уж вы знаете пинорский будете их ловить. Тёмные книги оставим мистеру Хейзу.
Брайт кивает и оглядывается. Это странно, но ей кажется, будто стоит упомянуть Рейва Хейза, как он тут же будто материализуется из воздуха. Она натыкалась на него сотню раз за остаток дня и никак не могла понять, то ли сама обращает на него внимание, то ли он её преследует.
Везде и всюду говорят о Хейзе, он настолько популярен, что можно даже не прислушиваться, и всё равно оказаться в центре сплетен о нём. А потом он проходит мимо и приходится мучительно гадать не слышал ли он этот глупый трёп.
Вот и теперь Брайт замирает, кожей чувствуя приближение проблем.
Хейз стоит в дверях, крутит на указательном пальце какой-то брелок и смотрит на носки своих ботинок.
— Мистер Хейз, — кивает Эмен.
— Добрый вечер, сэр, — Хейз чуть щурится в знак приветствия, но не делает попыток прибзиться. — Мне тоже проведёте инструктаж?
— Полагаю студент шестого курса в этом не нуждается.
Декан вежливо и даже немного смущённо улыбается Брайт, а потом выходит, и это… странно.
С ним уходит крошечная частичка тепла и становится морошно и промозгло.
— …
— Давай сделаем это молча, — Брайт не даёт Хейзу начать язвить и язвит первой.
— Звучит, как приглашение, — ухмыляется он.
— Ты наверняка всё слышал. Я светлые книги, ты — тёмные?
— Раз уж декан так сказал, — он чуть кланяется, а потом просто проходит мимо Брайт без дальнейших комментариев.
Библиотека достаточно огромна, можно разойтись в противоположные стороны и не встречаться, так что Брайт уходит к высоким окнам, где тусуется стая книг.
— Привет, ребята! — она чувствует себя сумасшедшей, когда неловко машет книгам, и буквально кожей чувствует, как Рейв закатил глаза и фыркнул. — Вы добровольно полезете в мешок, или надо уговорить?
Книги собираются в кучку, будто совещаются. Потом соединяются, формируя своеобразный баннер-растяжку и на ней появляется надпись на пинорском:
“У нас байкот!”
— Почему?
“Мы стояли на верхней полке! Все считали, что мы не интересные!”
— А вы интересные?
Брайт скрещивает руки на груди и тяжко вздыхает.
“Конечно! Мы — двадцатитомник об истории речного промысла Сибара!”
— Это вообще что такое? Сибара…
“Затонувшее три века назад королевство!” — загораются буквы.
“Величайшее государство!” — перебивают их другие.
“Стыдно не знать, юная леди!”
“Мы что, для тебя какая-то шутка?”
“Знаете ли… что такое Сибара… Безграмотность! Невоспитанность! Необразованность!”
“Стыд! Стыд! Стыд!”
Книги будто с ума сходят. Кружат вокруг Брайт, а она удивлённо на них смотрит.